Художник, чистый сердцем

Могу сказать, я давно разо-чаровался в современных художниках, будь они членами-корреспондентами Академии художеств России или даже действительными её членами, живи они в Москве или где-то в провинции. Их картины, хотят они того или нет, отражают их главную нынешнюю сущность – безудержную любовь к деньгам.
  Один из них, весьма известный, когда-то небесталанный (ныне он член-корреспондент Академии художеств), на мой вопрос, отчего так много белого в его последних работах, со знанием дела объяснял мне: «В Англии сейчас в моде белые обои. На их фоне они хорошо будут смотреться».

  Бедный малый. Он давно уже не осознает, что далёк от живописи и стоит вне её.
  Впрочем, едва ли не вся художественная Россия ныне изучает обои, пользующиеся спросом в Европе.
  «Да можно ли осуждать их? Ведь нынешняя бездуховная система обрабатывает все слои нашего общества и не всякий сможет устоять в подобных условиях», — скажет мне иной. «Может, — отвечу я, — если он будет помнить, что он – русский».
  Религиозного русского художника всегда отличало желание жить по совести. Суть этой евангельской заповеди проглядывает в картинах русских мастеров прошлых столетий, и потому зрители так дорожат именами их, потому так много людей останавливается перед их полотнами в той же Третьяковской галерее. Художник минувших веков был в какой-то степени духовным наставником своего народа. Об этом ныне забывают. И втройне радуешься, когда в глубине России встречаешь художника, живущего по заветам, оставленным великими русскими мастерами.
  Евгений Бучнев родился в 1972 году. Живёт в алтайском селе Маймэ. В том самом селе, где в 1831 году обосновался великий русский миссионер архимандрит Макарий (Глухарев), основатель Алтайской духовной миссии и где по его распоряжению был построен первый в Горном Алтае каменный храм. Позже, в 60-е годы, настоятелем храма стал протоиерей Василий Вербицкий — этнограф, лингвист, много потрудившийся над созданием алтайской грамматики. Молился в этом храме и монах Макарий (Невский), будущий митрополит Московский и Коломенский. С историей села тесно связаны имена великих русских духовных подвижников.
  Предки Евгения Бучнева пришли на Алтай из Тамбовской губернии в конце XIX века. Жили зажиточно. «Всего было досыта — мяса, молока, мёду, хлеба; мельница была», — вспоминал дед художника. В 30-е годы прошлого века, во времена раскулачивания, бежали в Киргизию, но в 60-х вернулись на Алтай.
  Дед и бабушка Евгения — великие труженики, воспитавшие четырёх сыновей, тридцать пять лет назад, очевидно, по промыслу Божию, обрели пятого сына... усыновив трёхлетнего внука.
  Дед, человек крутого нрава, но справедливый, прошедший войну рядовым солдатом от Харькова до немецкого города Штейтен, воспитывал внука в строгости, держал его, что называется, в ежовых рукавицах. Бабушка — очень добрая, нежная частенько защищала внука. Под добрый покров её не раз прибегал мальчишка, спасаясь от предстоящих наказаний.
  «Они вместе дополняли друг друга, и мне справедливо хватало от них всего», — признаётся художник.
  Жили втроём, но хозяйство дед и бабушка держали большое. Были у них коровы, нетели, лошади, овцы, куры, утки и большущий огород... Лодыря гонять не пришлось. Труду Женя обучился рано и, главное, полюбил его. Особенно нравилось ему ездить на лошадях.
  Любовь к родительскому дому, родным местам выразит он позже во всей своей полноте в живописных работах. Достаточно посмотреть на его картины «Двор» (1996), «Из прошлого. Верх-Соугаз» (2004), «Апрель в Уймоне» (2008), «В сенях. После дождя» (2008), «Дворик. Последний луч» (2008).
  Рисовать Евгений, по его признанию, начал рано. Родители, видя с каким упорством срисовывает он портреты, увлечению его не препятствовали, даже отвели в детскую школу искусств. Позже дед повёз Женю в Москву – поступать в художественное училище. Но не заладилось что-то с пропиской и пришлось вернуться в Маймэ. Художественное образование получил на родине. Окончил Ново-Алтайское художественное училище – лучшее в ту пору. Годы учёбы, говорит Евгений, были едва ли не самыми счастливыми.
  Москва оказалась неприветлива и в другой раз, когда он приехал сдавать экзамены в Суриковский институт. Возможно, это и к лучшему. И, вероятно, прав был один несостоявшийся художник, горько заметивший ему тогда:
  — Езжай домой, паренёк. Москва – этот такая мясорубка, изжуёт и выплюнет.
  Алтай оказался человечнее.
  Добротой веет от полотен Евгения Бучнева. Смотришь на его пейзажи и невольно думаешь — это его земной поклон местам, пробудившим в нём художника.
  По складу ума он философ, склонный к религиозной философии. Пишет, чувствуется, обдуманно, неторопливо, как писали в старину образа иконописцы. Не ошибусь, если скажу, что этот художник – надежда нашей живописи. Помогай ему Бог.
  Когда-то в детстве попала Жене в руки затёртая донельзя книга с названием «Солнечная палитра», на обложке которой едва угадывалась картина В. Поленова «Московский дворик».
  — Как же она мне запала в душу, — говорит он. – Духом каким-то своим. Как был счастлив, не объяснить.
  С неё и началось знакомство с художниками. Потом узнал о Саврасове, Левитане, Рембрандте, других художниках. Целая вселенная, можно сказать, открылась его сердцу.
  «Дивен был подвиг этих титанов, — говорит Евгений. — Несмотря ни на какие невзгоды, напасти, скорби, они дарили людям радость. А мы, нынешние… Мы уже глаза-то кверху поднять не можем, всё под ноги глядим, как бы не упасть, а на поверку выходит – уже упали. На мой взгляд, современное искусство — больное, заражённое вирусом».
  Есть у него полотна, явно навеянные образом преподобного Сергия Радонежского. Мне сдаётся, мысль о назначении живописца в этом мире не оставляет его.
  «Если ты художник, был избран и призван служить идеалам добра, то служи до жертвенности, — говорит он. — Жертву твою примет Бог, и подаст своё благоволение, и мзда наша будет очень велика».
  Мысли эти с ним постоянно. И как тут не вспомнить Павла Михайловича Третьякова, который, в конце жизни придя к мысли, что назначение русского живописца – служить своей церкви, стал собирать древнерусскую живопись. И не случайно.
  Основу каждой нации составляет её идеология, для русских – это православие. Русский человек — православный человек, заметил Ф.М. Достоевский. Хочешь сохранить свою нацию – служи церкви, хочешь, чтобы она исчезла – беги её. Впрочем, запомни — в том, может, и назначение твоё и рода твоего в этой жизни – быть иудой.
  Удивительно близки мне слова Евгения: «Оттачивая ремесло своё до совершенства, каждый, конечно, в меру своего таланта, готовит себя как воин к радостному служению в прекрасном Богу. Ведь служение это не может надоесть или опостылеть, если художник не мздоимник, а истинный служитель, по любви. Отсутствие патриотизма, мелочность, распутство, желание получить по прихотям своим сбивает с пути. Истончается дух в человеке, затуманиваются нравственные идеалы, человеческая, первозданная сущность мельчает, он становится как бы «карликовым», мелким, и уже на художников минувшего оглядывается с тоской в глазах — ведь ему таковым не быть».
  Мне очень нравится работа Евгения Бучнева «В лесах». Потому, видно, нравится, что в глухом лесу, наедине с природой, как-то внутренне очищаешься, глубже становятся мысли и многое начинаешь оценивать по-иному.
  Природа и религия формируют характер русского человека. Благодаря им учимся мы и жить по совести. И не потому ли так любимы в народе картины Ивана Ивановича Шишкина, к которому Евгений относится с глубоким почтением.
  «В наше потребительское время, жестокое, злое, когда мы редко очень смотрим друг на друга с любовью, вниманием, участием, так необходимы, — говорит он, — примеры добра, братолюбия. И откуда как не со сцены искусства художники кисти, слова, пера могут разить зло? Та планка в искусстве, особенно в русском, поднята так высоко нашими предшественниками: Рублёвым, Дионисием, Греком, Ломоносовым, Достоевским, Мусоргским, Рахманиновым, Суриковым, Васнецовым, Шишкиным, Нестеровым, Пластовым... И неужели их титанический, радостный труд на ниве может быть напрасен? Это истинные бойцы нации, которые всей своей жизнью засвидетельствовали безграничную любовь к дорогой Отчизне…
  Могу сказать, заполняя простенки между мебелью у граждан в домах и квартирах, художник несёт ответственность перед Господом за то, что уподобляется вкусам нынешнего времени, отнюдь не высоким и даже не средним. Когда начиналась военная кампания на Балканах 1877—1878 годов, в обществе остро стояла нужда в подъёме патриотизма для защиты братьев-славян, для защиты православия. И кто как не художники приняли активное участие в этом — В.Васнецов, писавший картины на былинные темы, В. Поленов, отправившийся на поля сражения добровольцем, В. Верещагин, ярко исповедовавший себя как поборник мира? В его руках кисть поистине была разящим мечом. А сколько скромных воинов от искусства, беззаветно несших любовь в массы, не счесть! По-моему глубокому убеждению, труды, положенные во имя любви нашими предшественниками, не пройдут даром, если самый захудалый современник отдаёт себе отчёт в том, что он делает».
  Как ко времени звучат слова художника!
  И я рад, что имею возможность познакомить с ним всех людей, искренне любящих настоящее русское искусство!