Рёбра северовы

  Мы знаем, что символом пер-вообраза горнего мира, сде-лавшегося сущностью начального русского православия, была София — Премудрость Божия. Вокруг этого небесного образа и выкристаллизовались Новгородская и Киевская Русь.
  Объединение Московской Руси совершалось вокруг другого центра духовной кристаллизации. 

  «Новое видение горнего первообраза, — говорил о. Павел Флоренский, — даётся русскому народу в лице его второго родоначальника — преподобного Сергия… Чтитель Пресвятой Троицы, преподобный Сергий строит Троичный храм, видя в нём призыв к единству земли Русской, во имя высшей реальности. Строит храм Пресвятой Троицы, «чтобы постоянным взиранием на него,  по выражению жизнеописателя преподобного Сергия , побеждать страх пред ненавистною раздельностью мира»…
  Смертоносной раздельности противостоит живоначальное единство, неустанно осуществляемое духовным подвигом любви и взаимного понимания. По творческому замыслу основателя Троичный храм, гениально им, можно сказать, открытый, есть прототип собирания Руси в духовном единстве, в братской любви. Он должен быть центром культурного объединения Руси, в котором находят себе точку опоры и высшее оправдание все стороны русской жизни»…  
  Ученик и почитатель Сергия Радонежского преподобный Андрей Рублев создал икону Святой Троицы, в которой сумел с такой глубиной воплотить духовные постижения своего великого учителя, что преподобный Александр Свирский, которому Святая Троица явилась воочию, именно такою и узрел Её.
  Символично, что преподобный Александр Свирский был одним из духовных наставников первого Кольского просветителя — преподобного Феодорита.
  Рассказывают, что, прозрев его приближение, преподобный Александр Свирский со словами: «Вот пришел к нам Феодорит диакон» — сам вышел навстречу ему за ограду монастыря.
  И, наверное, можно сказать, что с этого места, где явилась преподобному Александру Святая Троица, от деревянной Свято-Троицкой церкви, в которой сослужил преподобному Александру Свирскому диакон Феодорит, и начинался Свято-Троицкий монастырь, построенный преподобным Феодоритом на Кольском берегу.
  Это, разумеется, хотя и допустимый, но только лишь поэтический образ.
  Истина же в том, что московский этап присоединения кольской земли начинается не с выдвижения воинских отрядов для сбора податей, а с проповеди, которую повели здесь подвижники-просветители, преподобные Феодорит Кольский, Трифон Печенгский, Варлаам Керетский, сумевшие противопоставить смертоносной раздельности «живоначальное единство, неустанно осуществляемое духовным подвигом любви и взаимного понимания».
  Побеждать страх пред ненавистною раздельностью мира…
  Собираться в духовном единстве и братской любви…
  Эти слова, если их употреблять всуе, не несут в себе ничего, но, наложенные на духовный чертеж устроения Русской страны, они обретают материальную плоть и преображающую силу.
  Петр I и его наследники, разворачивая Россию к мелководной Балтике, утыкая страну в душную тесноту Европы, совершали не просто геополитическую ошибку, но подрывали и духовные основания Русской державы.
  Общеизвестно, что император Александр III и его сын Николай II, продолжая исправление совершенных первыми Романовыми ошибок, провели железную дорогу к берегу Баренцева моря и заложили Мурманск.
  Менее известно, что основания для этого строительства были не только военные и экономические, но прежде всего нравственные…
  Когда в конце XIX века возник вопрос, где основать главный морской порт, императора Александра III настойчиво убеждали, что единственно возможное место для этого — Либава.
  Мнение это, как показала история, было глубоко ошибочным.
  Император Александр III соглашался, что в Либаве может быть устроен приличный морской порт, но делать главной морской базой залив, в котором все военно-морские силы могут быть блокированы противником?.. Этих сомнений не могли развеять аргументы морского и военного министерств, лоббирующих проект, сулящий им немалые личные выгоды.
  Вот тогда-то, как вспоминает С.Ю. Витте, у императора Александра III и возникла мысль устроить порт в таком месте, где бы, с одной стороны, была гавань, не замерзающая круглый год, а с другой стороны, гавань эта должна была быть совершенно открыта, и из неё можно было бы выходить прямо в море.
  «Императору говорили, что подобный порт можно найти только на Мурманском берегу, т. е. на нашем дальнем Севере, — пишет С.Ю. Витте. — Вот император и поручил мне поехать на Север, познакомиться с ним и узнать, нельзя ли найти там такого рода не замерзающую гавань, где можно было бы строить большой военный флот, такую гавань, которая послужила бы нам главной морской базой…
  Когда я отправлялся туда, то император указывал мне на то, что когда был голод на Севере, то было очень трудно бороться с голодом, и многие умирали только из-за невозможности доставки туда хлеба; при этом император высказывал мне такого рода мысль — свою мечту, — чтобы на Север была проведена железная дорога, чтобы край этот, интересы которого он принимал очень близко к сердцу, не был обделен железными дорогами. Он говорил мне о том, как бы он был рад, если бы ему удалось видеть там железные дороги, которые обеспечили бы этому краю подвоз хлеба на случай будущих голодовок»…
  Свидетельство чрезвычайно интересное.
  Император Александр III ставит сугубо военно-стратегическую задачу, и уже сама постановка её подразумевает абстрагирование от человеческих частностей, от людских неудобств и горестей, но именно эти частности и выдвигаются, как самые важные в обосновании задачи: «было трудно бороться с голодом», «чтобы край не был обделён железными дорогами»…
  С точки зрения приверженцев Петра I, В.И. Ленина или Б.Н. Ельцина, логика императора Александра III выглядит нелепо. Но ведь вышеназванные правители и осуществляли все свои переустройства и реформы только ради самих реформ. Какой ценой предстоит заплатить за это народу, их не интересовало. Более того, не очень интересовало их и то, что станет после этих своевольных переустройств со страной.
  Император Александр III являл собою тип совершенно другого правителя. Он демонстрировал образ благоверного служения, где пути устроения, развития и защиты Отечества совпадают с путями спасения собственной души, и нравственное не только не противоречит государственному, но помогает найти верные в стратегическом плане решения…
  Увы…
  Реализовать план строительства порта в Екатерининской гавани на Мурмане Александру III не удалось. Незадолго до своей кончины он сделал соответствующую резолюцию на докладе С.Ю. Витте, но издать необходимые указы не успел.
  20 октября 1894 года в Ливадии оборвалась его жизнь.
  «Не плачь и не сетуй, Россия! — записал в этот день святой праведный Иоанн Кронштадтский. — Хотя ты не вымолила у Бога исцеления своему царю, но вымолила зато тихую, христианскую кончину, и добрый конец увенчал славную Его жизнь, а это дороже всего!»
  Исполнил волю отца император Николай II, но — С.Ю. Витте считает, что это было сделано по настоянию великого князя Алексея Александровича, воспользовавшегося мягкостью и неопытностью молодого государя, — с опозданием на два десятилетия, с затратой огромных денег на сооружение абсолютно ненужных России сооружений в Либаве.
  Романовы, упорно не позволявшие России разглядеть, что, кроме схожего с внутренним озером Черного моря и мелководной Балтики, границы ее омываются еще и океанами, на обустройство северных ворот империи средства выделяли крайне неохотно…
  Самому Мурманску, потому что закладывался Романов-на-Мурмане уже во время Первой мировой войны, с храмами повезло ещё меньше.
  4 октября 1916 года епископ Архангельский и Холмогорский Нафанаил заложил бронзовую плиту с памятной надписью в основание будущего городского собора во имя святителя Николая, но построить собор не успели. Уже при советской власти, дабы никто и помыслить не мог о духовном благоустройстве мурманской земли, на готовом фундаменте возвели Дом культуры имени Кирова.
  Мурманск остался практически без церквей…
  Ну а без церквей невозможно выстроить русский город.
  Трудно сделать это и с точки зрения духовности, да и в чисто архитектурном плане тоже ничего не получится… И там и тут без церквей образуются зияющие провалы, которые по молодости могут не замечаться, но с годами начинают выпирать, омертвляя городское пространство.
  Вообще советский период истории Мурманска, хотя и полон он героическими свершениями, в архитектурном плане чрезвычайно беден… Кроме схожих с бараками многоэтажек, которые можно найти в любом городе, здесь почти нет ничего характерного только для Мурманска.
  Побродив по центру города, я из экзотики только челюсть кита и обнаружил.
  Посеревшая от времени, она лежала во дворе-сквере, и в её полудуге скопился так и не пережёванный городской мусор — банки из-под пива и пустые бутылки…
  А с другой стороны, ведь и строили город в основном для жизни вахтовым методом. В сталинскую эпоху здесь начали даже возводить дома капитанов, дома тралмейстеров — дома не для людей, а для специалистов, с квартирами, уже обставленными готовой мебелью.
  Завершив вахтовую жизнь, обитатели этих домов должны были выйти на заслуженный отдых и, превратившись в пенсионеров, освободить квартиры другим способным к трудовой деятельности специалистам…
  Такой город вечной молодости задумывался…
  И действительно, долгое время народ в Мурманске жил молодой, непостоянный, который трудился здесь «приезжим образом»…
  Говорят, что первое время даже и кладбищ здесь не было, поскольку не предусматривалось в Мурманске умирать…
  Умирать, конечно, умирали…  Но хоронили, где придется…
  Это сейчас благоустроились кладбища в Мурманске, и даже какая-то своя кладбищенская, я бы сказал, эстетика появилась…
  Цветов нездешних семена
  Не сейте на моей могиле…
  — прочитал я на могильном памятнике Владимиру Смирнову.
  Завещание это исполнили — в периметре цветника на могиле поэта — прижились кустики брусники.
  Считается, что возрождение православной жизни в Мурманске связано с приобретением общиной верующих в 1946 году дощато-засыпного домика на улице Котовского (ныне Зеленой).
  В этом больше похожем на сарай молитвенном доме и начали совершаться богослужения на Мурмане, на «ребрах Северовых», где уже и забывать стали о совершенных здесь преподобными Феодоритом Кольским, Трифоном Печенгским и Варлаамом Керетским трудах…
  Великими стараниями и хитростями удалось вытянуть домик в длину и украсить маковкой с крестом и колоколенкой.
  Но это и всё, чего смогли тогда добиться верующие.
  Впрочем, чего еще могли тогда добиться православные люди в нашей стране?
  Напомним, что вскоре после кончины И.В. Сталина «духи злобы поднебесной» снова почувствовали силу, и в нашей стране началась кампания возрождения ленинско-интернационалистической романтики. Кампания эта шла рука об руку с усилением гонений на Русскую Православную Церковь. За время правления Н.С. Хрущева число действующих храмов и монастырей сократилось более чем в четыре раза.
  Чтобы сделать духовное опустошение всеобщим, 4 октября 1958 года вышло секретное постановление ЦК КПСС, предписывавшее развернуть наступление на «религиозные пережитки». Во главе наступления был поставлен советский «философ» Леонид Федорович Ильичев, который разработал план агитационной подготовки, отличавшийся от антиправославных проектов Ильича №1, пожалуй, только особым цинизмом. Многие тайные сотрудники КГБ, работавшие внутри Русской Православной Церкви, получили тогда указание открыто порвать с Церковью и публично выступить с «саморазоблачениями». Эти провокации и стали стержнем агитационной кампании.
  Натиск хрущевцев был злым, агрессивным, и, когда на XXII съезде КПСС Никита Сергеевич посулил «догнать и перегнать» США и построить в стране коммунизм «в основном» через 20 лет, а заодно показать советскому народу последнего попа, он не блефовал, он действительно был уверен, что ему удастся сокрушить Русскую Православную Церковь.
  Уже к ноябрю 1960 года было снято с регистрации около 1400 православных приходов. Церковные здания с молчаливого одобрения Москвы положено было взрывать или — если дело касалось деревянных храмов! — сжигать.
  Все десять лет своего правления Хрущев сосредоточенно добивался, чтобы снова, как при Ленине и Троцком, почувствовали себя русские православные люди чужими в стране, которую отстояли они в страшной войне, которую героическим трудом подняли из послевоенных руин…
  И ему почти удалось добиться, чтобы в этой, как полюбили потом говорить демократы, стране советские люди почти вытеснили русский народ…