Вспоминая поэта Вадима ЯРЦЕВА

30-го марта ему могло бы исполниться 55. Он бы, наверное, осушил законный стопарь и с наслаждением закусил бы мокрым огурцом из отпотевшей склянки. Обязательно просмотрел бы свежие новости, которые теперь стали сводками с полей сражений. Узнал бы, на сколько км продвинулись российские войска под огнём украинских нацбатальонов и кто ещё из отечественных «звёзд» дал стрекача за бугор — спасать бабло и репутацию. Может быть, написал бы стихи, остервенело давя окурки о дно пепельницы. Что-нибудь вроде этого:

Друзья уходят кто куда,

Бегут, никем не званы.

Друзья меняют города,

Материки и страны.

А я остаться здесь решил.

Пусть бьёт судьба по роже,

Какой не правил бы режим –

Отечество дороже.

Увы, уже десятый день рождения мы встретим без него. Как и другую печальную дату — 4 июня, когда Вадима не стало...

Жизнь его была короткой, а биография вполне умещается в скупой пересказ.

Родился в Пашино (сейчас это микрорайон в Новосибирске), с пяти лет жил в Усть-Куте – портовом городке в верховьях Лены. Родители трудились на судоверфи: отец, инженер-конструктор водного транспорта, в техническом отделе, а мама по линии снабжения. В Усть-Куте окончил школу № 4. Дальше — учёба на историческом факультете Новосибирского госуниверситета (оставил после 1-го курса) и армейская служба в Сызрани. Из гражданских профессий в послужном списке не меньше дюжины: бескормные девяностые не способствовали поэтической профориентации. Был грузчиком на Осетровской речной базе, потом — диспетчером, начальником смены, мастером по отгрузке леса; в нулевые — сторожил. В поздние годы, когда исполнил давнюю мечту и доучился на историка в Иркутске, преподавал в одной из усть-кутских школ. Совсем недолго: в детстве и юности много болел, а к сорока годам недуги обострились, зачастил в больницу. Не везло и в личной жизни: своей семьи, о которой мечтал, так и не создал. Всё шло к единственной  развязке. Утешение по русскому обыкновению искал там, где его нет… Большой, мощный человек с ростом за метр девяносто сокрушался на глазах.

По краешку движусь, по краю,

По тонкому хрупкому льду…

Вполне вероятно, рифмотворчество Вадима так и почило бы в архивах «Ленского коммуниста», где в 1984 году было опубликовано его дебютное — ещё школьное — стихотворение:

В атаке, пулями пробитый,

Упав на мокрую траву,

Уже не слыша гула битвы,

Превозмогая боль, живу.

Прощаясь, обнялся с землёю –

Насколько было сил обнять,

И начал ей шептать такое,

Что может лишь она понять.

Интонация бодряще-пронзительная, перспективная для юного сочинителя. Ну да мало ли какими, даже гениальными, стихами начинали многие, а спекались в мгновение ока…

С Вадимом этого — к счастью, к несчастью ли? — не случилось. Юношеская романтическая рефлексия, птичьему бормотанию сродни, вызрела в осознанный выбор своего жизненного ремесла и своей стези на фоне главной геополитической катастрофы ХХ века. Развал Союза стал для молодого поэта тем атомным взрывом, который, с одной стороны, привёл в движение чувство гражданской ответственности за происходящее, приставив бессрочно к перу и бумаге, а с другой – выжиг, вытравил душу радиоактивным выхлопом, болезненно усложнив жизнь, ускорив уход. Тем более что за падением Родины потянулись другие российские напасти: драконовские реформы, расстрел парламента, нищета, безработица, война на Северном Кавказе, дефолт… Совестливый поэт вбирал в себя одну трагедию за другой, переплавляя в огненном тигле и неизбежно приходя в то состояние, которое Маяковский называл «деформацией сердца и души». 

Стихи поражали фактурой и единственно правдивой стилистикой:

Держава отчаянных Ванек,

Как птица, подстрелена влёт.

Как будто огромный «Титаник»,

Отчизна уходит под лёд.

Советский по крови и плоти,

Я слёзы сглотнул – и молчу.

Вы этой тоски не поймёте,

А я объяснять не хочу.

«…Кусок горячей, дымящейся совести» — это определение Пастернака как нельзя лучше подходит к стихам Ярцева, которые врывались в сознание редких слушателей и бурились там пушечным ядром. С выходом на широкую аудиторию не получалось. Строгая, полная некрасовской горечи и мрачной трагедийности поэзия не рифмовалась с эпохой нахального хайпа и бесноватых лозунгов типа «Бери от жизни всё!». Газетка при районной администрации — вот предел, в котором звучал голос поэта, не умея докричаться до иных пространств. И так на протяжении долгих лет мучительного сочинительства в стол и бесконечного молчания литературных газет и журналов, куда Вадим безуспешно посылал свои стихи. И лишь за год до смерти Ярцева иркутский журнал «Сибирь» прорвал эту блокаду. Чуть ранее в Перми стараниями университетского друга Артура Дзиова увидела свет книжечка «И всё же несколько минут я был свободен!» (2010). Часть крошечного тиража поэт успел раздарить, остальное раздавали на его похоронах. Второй и последний на сегодня сборник Ярцева, «Марш славянки» (2013), составляли уже посмертно: на сорок шестом году жизни поэт скончался после продолжительной болезни и был похоронен на городском кладбище в Усть-Куте.

Сквозь чад российского житья,

Сквозь все невзгоды,

Господь, впервые в жизни я

Глотнул свободы.

Окончен мой земной маршрут

И путь мой пройден…

Не слава, конечно, но известность, пусть и в узких кругах любителей отечественной словесности, — всё это пришло к Вадиму после. За те десять лет, что его нет с нами, памяти поэта посвятили свои страницы многие российские издания. Среди них — «Наш современник», «Сибирские огни», «Литературная газета». Но, конечно, это лишь скромная дань тому, кто имел право рассчитывать на большее. В век коммуникативных сверхскоростей, когда, казалось бы, распались границы между центром и окраинами, драматичная судьба провинциального поэта Вадима Ярцева — случай прискорбный и для всех нас поучительный. 

…30-го родственники и друзья помянут Вадима. Читатели — кто не забыл — сделают, может быть, соответствующий пост на своих страничках в Интернете. Я — подниму стопарь. Тот самый, который непременно поднял бы поэт. И огурцом хрумкну, и с тоской пролистаю новостную ленту…

А вот стихи написать не смогу.

Их никто не напишет. Так вообще всё, что происходит со дня смерти наших поэтов, пролетает мимо поэзии, то есть, по сути, — совершается зря. Ибо всякий талант —
на особицу, своей собственной меры звучания, которую никому не восполнить. Истина насколько затёртая, настолько и вечная.

Впрочем, тут нас озаряет светлая искорка: стихи, что мог бы написать Вадим о дне нынешнем, он давно написал. Уж поверьте: перечитывая тоненькие книжечки Ярцева, не перестаёшь удивляться современности едва ли не всякого изречённого им слова. Вот уж истинно: смотрел дальше, чем видели глаза. Как, собственно, умеют смотреть те, кого Господь даёт нам, дабы раздвинуть наши тесные горизонты. Как умел смотреть Вадим Ярцев, с его болевым проникновением во всё, что касается страны и народа.

Андрей АНТИПИН.

Стихи Вадима Ярцева читайте по ссылке