«Натиск на Восток» — Задолго до 41-го...

Единое германское государство возникло после победы над Францией в битве при Седане. В эти годы «подъёма пассионарности» бурно развивалась немецкая политическая мысль, и амбициозные витии становились властителями дум. Наиболее популярным среди них стал член рейхстага Генрих фон Трейчке, бывший преподаватель университета Лейпцига. Фон Трейчке имел мощный дар ораторства, умел пробуждать бурный восторг и негодование, объясняя неудачи немецкого народа на протяжении столетий. Когда Британия, Франция, Голландия, Испания боролись за колонии, немцы были погружены в религиозное и моральное созерцание, реформировали христианство, стремясь к освобождению духа, к абсолютным идеалам.
Но особенно фон Трейчке налегал на то, как Бог или Мировой Дух привели немцев к теперешнему могуществу под властью Пруссии.
Пруссия одна оказалась способна сковать в могучее целое обломки империи Карла Великого, создав Второй рейх. Главной идеей фон Трейчке было: немецкая армия олицетворяет собой нацию, нация же представляет собой армию. Оратор вселял в заворожённых слушателей пламенную уверенность в величии Германии: немцы — первый народ на земле. Славяне могут служить лишь навозом для удобрения германского культурного поля.

Самое интересное, что фон Трейчке был чехом — его предки переселились в Саксонию в годы Тридцатилетней войны. Немцы действительно умели германизировать покоряемых ими западных славян.
Немецкое мировое господство не должно было проявляться лишь в материальном плане. Разумеется, сила была необходима для его установления и упрочения, но цели были духовного порядка. По мнению фон Трейчке, Германии было суждено восстановить ту творческую роль религии, от которой тевтонская раса отказалась в пятом веке нашей эры. Тогда немцы исповедовали религию доблести и рунического знания, религию Одина, место которого заняли, дескать, Иудея и Галилея с их мрачной, туманной религией самоуничижения и приготовления к загробному миру. В восемнадцатом веке немцы порвали с Римом. Веком спустя Иммануил Кант сказал, что немцы — не христиане, а догматическая религия — абсурд. Вечный мир — иллюзия, причём, плохая.
Наряду с фон Трейчке, властителем немецких дум стал Фридрих Ницше. Он возвеличивал стихийную силу личности, доказывал лживость понятий о добре и зле, правде и неправде и считал важным всё то, что поднимает жизненность. Идеалом Ницше была могучая воля индивида, стремление к власти — как единственный критерий добра и зла. Цель каждого настоящего немца — преодолеть самого себя во имя более высокого идеала — Сверхчеловека. И опять же, создатель немецкого Юберменша, Белокурой бестии, Ницше был... также славянином: его предки, выходцы из Польши, носили фамилию Ницкие.
Генерал Бернгарди, ярый ницшеанец, стремился конкретизировать учение своего кумира и показать, каким путём должен идти немецкий Сверхчеловек. «Провидение предназначило германцам в удел стать господствующей силой в славянских землях, особенно в России, где, начиная с Петра III, во всех отраслях государственной службы утверждаются немцы. Два миллиона рос­сийских немцев поддержат свою славу и свою старинную власть над государством с 80 миллионами жителей. Разве где-нибудь даже формальное завоевание давало такие блестящие результаты? (После издания во Втором рейхе закона о двойном гражданстве, каждый немец, сколько бы лет он ни прожил вне фатерланда, считался германским подданным и обязан был служить Германии верой и правдой, что чаще всего представляло собой банальный шпионаж, как политический, так и военный, и промышленный — смотря, где подданному рейха удастся пристроиться. — А.С.)...
«Нам нужно, — продолжал Бернгарди, — снова взяться за колонизаторское дело саксонцев, Тевтонского ордена и первых королей Пруссии. Устройство немецких крестьян на Волге послужит хорошим началом...» Что-то на редкость знакомое.
Но... «Даже самый благоприятный исход войны никогда не приведёт к разложению основной силы России, которая зиждется на миллионах собственно русских... Эти последние, даже если их расчленить международными трактатами, так же быстро вновь соединяются друг с другом, как частицы разрезанного кусочка ртути. Это нерушимое государство русской нации, сильное своим климатом, своими пространствами и ограниченностью потребностей». Так великий Отто фон Бисмарк думал о России, не любя её, но уважая и отговаривая немцев от вражды с ней.
Новому кайзеру Вильгельму I, молодому и болезненно амбициозному, политика Бисмарка казалась слишком ограниченной, старомодной, лишённой мирового масштаба. На банкете в честь 25-летия основания Германской империи, 18 января 1896 г. по ст. ст., кайзер выступил с речью: «Вы, господа, обязаны помочь мне превратить нашу теперешнюю Германию во Всемирный Германский Рейх! Величайшая Германия будет целью и делом XX века! Будучи империей безграничного этнического могущества, мы заполним центр Европы!»
В 1913 году русский рубль стоил 2,1 немецкой марки и 1,51 американского доллара. От 35 миллионов человек в 1800-м году население России возросло до 111 миллионов в 1910-м, а через несколько поколений, подобными темпами, должно было достичь трети миллиарда. Государственные доходы империи между 1900-м и 1914-м годами удвоились и достигли 3,5 миллиардов рублей.
Реформа Столыпина, грандиозный экспорт сельскохозяйственной продукции, делали Россию в скором будущем сверхдержавой Евразии.
Для спасения от «славянского натиска» Германия с 1909 года готовила план «Дольки апельсина» по отторжению от России западных окраин: Финляндии, Карелии, Литвы, Латвии, Эстонии, Белоруссии и Украины. С немецкой дотошностью высчитывалось, сколько гектаров земли будет освобождено от славян, «проживающих на огромных просторах, но не умеющих их окультивировать».
Канцлер Бетмен-Гольвег, рассказывая об этом кайзеру, выразился просто и прямо: «Россия должна быть беспощадно подавлена!» Ему ответил в меморандуме начальник генерального штаба, генерал фон Мольтке: «Единственный способ поднять на войну немецких рабочих заключается в том, чтобы породить в них ужас перед нашествием славянских орд с востока».
В ноябре 1912 года кайзер заявил о необходимости конечного решения вопроса между немцами и славянами. «А в 1915 году 325 немецких профессоров подписали петицию правительству, в которой потребовали от него выдвинуть ультиматум: чтобы граница между Германией и Россией проходила по Волге.
«Великая Германия будет возможна лишь после окончательного уничтожения России, — говорилось в книге «Германия в начале XX столетия», весьма популярной среди желавших стать сверхлюдьми. Когда немецкие армии расположатся победоносным лагерем от Молдавии до Адриатического моря, станет возможным удалить ненемецкие народности, сравнять, таким образом, почву, а затем приступить к немецкой колонизации. В древности совершенно уничтожали побеждённые народы. Теперь это сделать физически невозможно, но можно выдумать условия, которые очень приблизятся к полнейшему уничтожению».
При «бесноватом кайзере» Второй рейх стремительно становился... социалистическим государством: социалисты заняли в Рейхстаге все, какие только можно было, посты: в муниципальных советах, в социальных фондах... Выражаясь словами современного немецкого учёного Ф.А. Хайека, государство подверглось процессу социализации, а социал-демократия национали­зировалась.
Идеалом общества стала его организация, кумир. Собственно — сутью немецкого социализма. Если идеей Маркса была абстрактная идея свободного общества, то идеей немецкого социализма была организация народа.
«Чем бы ни кончилась война, мы — народ-образец. Немецким идеям предстоит определить ход жизни человечества» — учил Пленге. В социалистическом журнале «Die Glocke» он добавлял: «Критически важным для социализма является следующий вопрос: какой народ, в первую очередь, призван властвовать, ибо является примером и лидером в деле организации народов?»
Второй рейх, первое в мире социалистическое государство, в 1914 году создал милитаризированную экономику. «Это — первое реальное воплощение социалистического общества, и дух её — первое действенное проявление духа социализма, — продолжал Ф.А. Хайек в своей книге «Дорога к рабству». — Военные нужды упрочили социалистическую идею в немецкой экономике, и, таким образом, оборона страны подарила человечеству идею немецкой организации, народной общности Volksgemeinschaft — национального социализма».
Ф. Ланге в книге «Чистое германство» выразил цели кайзера в отношении к России предельно откровенно: «Странно было бы теперь, когда наши силы организованы наилучшим образом, не решиться выступить против этого русского народа, единственно по причине его численности? Это — масса, действительно, но это — н е л ю д и... Это тупая толпа, без движения и без истории, глубокие потёмки... Напротив: каждое действие немецкой энергии, которое отодвинет преграды даже до самого Чёрного моря, завоюет немцам новые земли и скоро переделает эти земли в немецкие...»
С 1891 по 1906 годы начальником германского генштаба был граф Шлиффен, фанатично преданный своему делу профессионал. Он создал план «Блицкрига» — «Молниеносной войны», позволяющей рейху избежать войны на два фронта против союзников на Западе, войны на истощение и оттого гибельной для Германии. Французская восточная граница была сильно укреплена, и, прорывая её, немецкая армия теряла драгоценное время, поз­воляющее русским, французам и англичанам отмобилизоваться. Поэтому вторжение во Францию планировалось через гораздо более слабую Бельгию — сверхмощным кулаком из 25 корпусов, прикрываемых с фланга группами войск из 8 и 11 корпусов соответственно. «Пробив» Бельгию, немцы обходили французскую укреплённую линию с фланга, штурмовали Париж и разворачи­вались в юго-восточном направлении, чтобы уничтожить основ­ные французские силы в районе Эльзаса. Блицкриг на Западе должен был завершиться через 40 дней, после чего немцы соединялись с армией Австро-Венгрии и сообща шли на Россию.
План Шлиффена был негибок и мог потерпеть неудачу, если бы французы первыми вошли в Бельгию, достигнув вместе с бельгийцами оборонительной линии Намюр-Антверпен, где задержали бы немцев. Германская сухопутная армия насчитывала миллион четыреста тысяч солдат и офицеров и 5700 орудий. Ав­стрийцы выставили миллион восемьсот семьдесят две тысячи солдат и офицеров и 1226 орудий. Русская кадровая армия в 1914 году насчитывала миллион триста тысяч человек — 1830 батальонов, 1250 эскадронов и сотен, имела 244 самолёта — второй по численности воздушный флот в мире. Мобилизация могла дать более трёх миллионов резервистов. Но слабость русской желез­нодорожной сети и медленность мобилизации сводили почти на нет этот ценный вклад — на каждый метр русского желдорполотна в расчёте на квадратный километр территории Германия име­ла десять метров. Да и русские расстояния несколько отличались от западноевропейских. Войскам Сибирского корпуса пришлось добираться до фронта 23 дня. Отставали наши от немцев и в техническом оснащении войск, особенно в тяжёлой артиллерии (60 батарей против 381 немецкой!). Ниже русских в техническом отношении стояли лишь австровенгры. Винтовка системы Мосина делила с японской «Арисакой» первое место в мире по боевым характеристикам («Маузер» был капризнее).
Между 1900-м и 1914-м годами 2/3 русского офицерства (от подпоручика до полковника) были либо крестьянского, либо разночинного происхождения, крестьянами и разночинцами, соответственно, были 23% и 20% юнкеров. Много аристократов было лишь в кавалерии. В русской императорской армии царили интернационализм и дружба между народами: из 16 командармов 1914 года 7 носили немецкие фамилии, 7 — польские, 1 — голландскую, 1 был болгарином. Стал русским кавалерийским генералом и хан Нахичевани...

 

Антон ВАСИЛЬЕВ