Аллах его знает

О сращивании мусульманского
фундаментализма
и криминала в Татарстане
Ещё до «перестройки» уличные бандиты из Казани стали знаменитостями в СССР, первыми разделив крупный населённый пункт на территории, поставленные на «дойку» криминальными группировками, время от времени воюющими друг с другом во имя влияния и денег.
Подпольные «цеховики» не очень сильно сопротивлялись «крыше», навязавшей им «защиту бизнеса», считая её меньшим из зол… И очень быстро бандиты стали примером для подражания у молодёжи, которой никто не предложил других героев.
Укоренившись в Казани и даже среди жителей окрестных деревень, мода быть гопником распространилась и на другие регионы СССР.

Ценой громадных усилий волну оргпреступности удалось к началу 2000 годов если и не погасить, то хотя бы приглушить. Банды разбегались, когда лидеры их гибли в междоусобных войнах. Кто-то из «крутых» уходил в легальный бизнес. Но спустя короткое время появлялся новый сильный лидер…И «пехота» вновь собиралась под его началом.
Отличительной особенностью новой формации криминальных лидеров, вышедших на арену в конце первого десятилетия века, стало верховенство в этой среде национал-сепаратистов.
Большую известность получили связи с криминалом братьев Рафиса и Нафиса Кашаповых, первый из которых возглавляет очень радикальное отделение Татарского общественного центра в Набережных Челнах…
Один из основателей ТОЦ Зиннур Аглиуллин видел в основе национально-освободительного движения простой народ, и не в последнюю очередь «братков» как публику наиболее решительную и владеющую оружием.
Неспособность вовремя остановиться в заигрываниях с криминалом сыграла с Аглиуллиным злую шутку.
На одной из сходок националистической «братвы» он вынес решение казнить тогдашнего президента Татарстана Минтимера Шаймиева за якобы прекращение борьбы за независимость республики. Г-н Аглиуллин был абсолютно уверен в своей безнаказанности и даже отправил телеграмму о своём намерении в Казанский кремль. По возвращении в Казань, где располагалось руководство ТОЦ, против него началось следствие, которое обнаружило оружие и боеприпасы.
Интересно, что наказание экстремист получил чисто символическое. Но его политическая карьера, как одного из руководителей влиятельного в 90-е годы ТОЦа, закончилась бесповоротно.
В «тучные нулевые годы» национал-сепаратистов в Урало-Поволжье потеснили люди хорошо организованные и более агрессивные. Сегодня главные авторитеты в криминальном мире уже вахаббиты, салафиты и люди из Хизб-ут-Тахрир.
Кооперация салафизма и преступных группировок в Татарстане видоизменила даже классический рэкет.
Крышующие розничные рынки Казани бандюки теперь навязчиво подчёркивают свой имидж правоверных мусульман. Правда, исповедуют они не традиционный для татар ислам ханафитского мазхаба, а радикальные формы мусульманской религии. Буквально за несколько лет практически все активные бандиты стали ваххабитами.
Раньше рэкет торговцев на базарах осуществлялся по принципу «платишь дань – получаешь «крышу». Что в реальности означало лишь позволение заниматься торговлей.
А сегодня торговцу, если он этнический мусульманин, предлагают заплатить обязательный для каждого исповедующего ислам закят (милостыню) в пользу джамаата. При этом салафитская «братва» обосновывает поборы тем, что собираемый таким способом закят идёт на помощь «братьям», сидящим в тюрьмах, или для «братьев», ведущих джихад (например, на Кавказе). Ваххабиты совершенно не принимают в расчёт, что торговец может быть узбеком или азербайджанцем и не вполне разделять их мировоззрение.
Что же касается торговцев немусульманского происхождения (как правило, это христиане — русские, армяне и др.), то к ним салафиты обращаются иначе, объясняя, что в исламском халифате христиан как «народ Книги» мусульмане «защищали», за что первые обязаны платить джизью – налог для неверных. То есть религиозно мотивированный рэкет распространяется и на немусульман.
Так что сборщики «духовной дани», практически ничего и никого не опасаясь, могут спокойно обойти рынок и с каждого торговца потребовать закят или джизью, пусть даже в небольшом размере (от 1000 рублей и выше). Так они собирают приличный «навар», идущий на содержание исламистского джамаата, занятого прежде всего террористической деятельностью. Среди исламистской «братвы» присутствуют даже этнически русские.
Радикализм, как ни прискорбно, распространяется ещё и в местах лишения свободы. Фундаменталисты, попавшие за решетку за противоправные деяния (за хранение подрывной литературы и оружия, за организацию взрывов газопроводов), пребывая в ореоле «страдальцев за веру», быстро включаются в обработку податливых умов, окружающих их в камере и на зоне.
В результате они очень быстро сколачивают джамаат из числа зэков, многим из которых начинает нравиться идеология ваххабитов и хизб-ут-тахрировцев. Прежде всего потому, что «духовные отцы» обещают им списать с них все прошлые грехи, едва они примут новую веру. А возможность натворить новых бед уже не страшит, так как это уже «джихад»!
Радикал-исламистская идеология оправдывает совершение преступлений против любого, кто не разделяет эти убеждения (причём совершать преступления можно и против мусульман-ханафитов). Поскольку социальная структура тюремного сообщества иерархична (зэки между собой делятся по своеобразным кастам: «блатные», «приблатнённые», «мужики», «фраера», «шныри», «петухи» и др.), сегодня салафиты занимают касту «мужиков», однако их пропаганда в перспективе может привести к тому, что фундаменталисты займут категорию «блатные». Дело в том, что система ценностей уголовного мира предполагает презрение не только по отношению к правоохранительным органам, но и к государству как таковому. Это весьма напоминает мировоззренческие установки радикал-исламистов, для которых российское государство является кяферским (государством неверных). Общее негативное отношение к государственным органам приводит к сближению криминала и салафизма, итогом чего является уважительное отношение друг к другу, когда в глазах уголовников ваххабиты начинают выглядеть как жертвы государственной системы. И если в элиту уголовного мира попадут религиозные экстремисты, то в перспективе именно салафиты будут задавать тон всему тюремному сообществу.
К сожалению, долгое время отсутствовал должный контроль со стороны Духовного управления мусульман Татарстана за тем, что происходит в молельных комнатах в тюрьмах и колониях республики. Только при новом муфтии Ильдусе Фаизове наконец-то взялись за эту работу: 20 октября 2011 года состоялось подписание соглашения о взаимодействии и сотрудничестве между Управлением Федеральной службой исполнения наказаний России по Республике Татарстан и республиканским муфтиятом, по которому стороны принимают на себя обязательства по координации совместной деятельности в сфере духовно-нравственного воспитания, духовного просвещения осуждённых, работников уголовно-исполнительной системы, а также членов их семей, способствующей духовной реабилитации осуждённых и становлению на путь исправления. К слову сказать, до сих пор не было элементарного контроля за той религиозной литературой, что появляется среди заключённых в тюремных молельных комнатах. Не редки случаи, когда осуждённый за «бытовые» преступления отбывает наказание с ваххабитом или хизб-ут-тахрировцем. Под влиянием своего сокамерника-исламиста обыкновенный «урка» принимает религиозные убеждения первого. Тем более для этого были благоприятные условия: совместное времяпровождение, ощущение правоты взглядов салафита (ведь на «зоне» он оказался не за банальное воровство, а как бы за идею), желание жить не в стране, где правят «менты» и «беспредел», а в неком «правильном» государстве, где все живут по «понятиям», по которым каждый друг другу «брат», где нет несправедливости и т.д. Идея исламского халифата в трактовке ваххабитов или хизб-ут-тахрировцев выглядит весьма привлекательной для других зэков. В итоге часть из них примыкают к исламисту, образуя с ним джамаат, где существует взаимовыручка. В условиях «зоны» один человек не сможет противостоять другим заключённым, а если ты стоишь в ваххабитском джамаате, то в случае чего «братья» тебя в обиду не дадут и придут на помощь. В итоге некоторые заключённые, попадая за «бытовые» преступления, после пребывания годами в заключении в компании с осуждёнными радикал-исламистами, выходят на свободу с такими же мировоззренческими установками, что и их сокамерники. А это приводит лишь к росту салафитского подполья на свободе. Вот почему все чаще в последнее время со стороны и экспертного сообщества, и традиционного мусульманского духовенства звучат призывы к необходимости изолировать религиозных экстремистов от остальных заключённых.
Отбыв наказание, фундаменталисты приходят в мечети, где в глазах мусульманской молодёжи выглядят как «пострадавшие за веру», живым примером борца за истину. Их авторитет выше, если у салафита или хизб-ут-тахрировца уже не первая «ходка на зону». Столь почтительное отношение к зэкам-фундаменталистам со стороны молодёжи напоминает такое же отношение к отбывшему наказание заключённому у дворовой шпаны 1970—1990-х гг. — в глазах молодёжи он выглядит человеком, «повидавшим жизнь». К слову сказать, даже фразеология общения между собой у салафитской молодёжи, вышедшей из рядов гопников, весьма напоминает взаимоотношения последних в своей среде: вместо слово «пацан» ваххабиты называют друг друга «ахи» («брат»), а к девушкам обращаются «ухти» («сестра»). Сама манера общения сохраняет многие признаки субкультуры уличной молодёжи. Даже музыкальные вкусы у гопников и салафитов имеют параллельные сходства: если первые любят послушать заунывный шансон или рок, где поётся о нелегкой судьбе «братвы», то у салафитской молодёжи популярностью пользуются песни Тимура Муцураева, исламистского русскоязычного барда, музыкально-вокальное творчество которого посвящено романтизации джихада. «Джихад-искусство» Тимура Муцураева бьёт все рейтинги популярности среди салафитской молодёжи Татарстана.
Занимаясь рэкетом под религиозными лозунгами, фундаменталисты стремятся привлечь к этому и молодёжь. Делается это типично в духе 1990-х годов, когда «старики» из ОПГ «держали общак», в который должны были скидываться уличные «пацаны» как члены молодёжного крыла ОПГ. Приблизительно аналогичная форма практикуется и салафитами, когда в мечетях, имамы которых сами сочувствуют экстремистам, на проповеди во время пятничного намаза по рядам среди верующих пускается шапка, куда каждый должен положить деньги. Всё это мотивируется необходимостью помочь «братьям», сидящим на «зоне». На столь якобы благородный призыв легко откликается салафитская молодёжь.
Отметим и такой факт, свойственный исламистскому сообществу Поволжья. Если в интернет-пространстве на многочисленных форумах порой можно увидеть весьма горячие споры, достаточно конфликтные по тональности, между приверженцами разных течений радикал-исламизма (идеологии салафитов, хизб-ут-тахрировцев, джамаат-таблиговцев, ихванистов и др. отличаются), то в реальности такого противостояния между ними нет. Различные группировки (например, ваххабитов и хизб-ут-тахрировцев) не устраивают между собой бандитских разборок в духе 1990-х годов, а, наоборот, кооперируются и помогают друг другу. Борьба за сферы влияния путем вооружённого противостояния разных течений радикал-исламизма не характерна для Татарстана. Известны случаи, когда в одной ОПГ состояли и ваххабиты, и хизб-ут-тахрировцы. Здесь между исламистами существует солидарность: не важно, кто ты по взглядам, главное, что ты — «брат»-мусульманин.
Вывод из сказанного может быть таков: возрождения «казанского феномена» в Татарстане исключать нелья, только теперь уже под «зелёным флагом» ислама.

Раис Сулейманов, эксперт Института национальной стратегии.
Казань.