Живое слово Юрия Лощица

В Союзе писателей России провели литературную конференцию, посвящённую выходу в серии «ЖЗЛ» издательства «Молодая гвардия» книги «Кирилл и Мефодий» выдающегося русского писателя Юрия Лощица, лауреата Патриаршей литературной премии имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. В конференции приняли участие писатели, литературоведы, философы, лингвисты и историки языка, священнослужители, художники… Говорили не только о книге «Кирилл и Мефодий», но о всей творческой деятельности Юрия Лощица, который в эти дни отмечает свое 75-летие. Редакция поздравляет Юрия Михайловича и желает своему многолетнему члену редколлегии, автору и наставнику многая и благая лета на радость родным и близким, и всем нам.

Выступления некоторых участников конференции мы предлагаем вниманию наших читателей.
Конференцию открыл вступительным словом председатель Союза писателей России В.Н. Ганичев:
— «Кирилл и Мефодий» — столь кратко, многозначительно и без излишеств назвал Юрий Лощиц свою книгу, главы из которой, я прочитывал на протяжении последних лет в «Роман-журнале XXI век», «Новой книге России», «Нашем современнике». Собственно, в этом названии и раскрыта историческая, христианская глубина эпохи, высвечен великий подвиг солунских братьев. Перед читателем возникает совершенно явственно древний, стародавний мир с его проникающими в сегодняшнюю жизнь духовными токами из того времени.
Удивительно разнообразный мир встаёт перед нами. Это сегодня кажется, что народы, языки пересекаются чаще, а в старом мире это происходило значительно реже и почти случайно. То, что реже, это, вроде бы, факт, но то, что исторически значимые события проходили случайно, проходится усомниться. В жизни Кирилл и Мефодий, как по указанию светской, иерархической церковной власти, оказываются вроде бы случайно в разных частях мира — в Византии, древнем Риме, Иерусалиме, в Готском Крыму, в Хазарии, в Моравии. Но то, что было совершенно не случайно, это их духовный подвиг, создание славянского алфавита и переложение священных христианских книг, повседневной службы и молитв на славянскую духовную матрицу. Да это было не случайно. Это могло быть только по Высшей воле и разумению.
Юрий Михайлович осмыслил великий подвиг учителей славянских, показал их верховное служение. <…> Он высветил, что Божие провидение указало великим солунским братьям, как надо было собирать по крупицам славянские слова от Лабы до Днепра и Волги, от Моравии до Крыма и Хазарии, чтобы выстроить их потом в стройный ряд священных книг и молитв, как бы открыть сияние Евангелия на широких земных и временных пространствах славянства. <…> Можно буквально водить пальцем по карте, восклицать от узнавания в сегодняшних руинах прошлого или рассуждать о бренности мира сего, его неповторимости, о скрепах с будущими временами, оживлять их, брызгая в те дни живую воду слова…
Каждую главу книги можно читать и перечитывать отдельно. Это и «Никея. Соборяне» о сути вселенского мира, это и глава «Скифский жребий»: как столкнулся мир великой, утончённой, изнеженной и самонадеянной Византии с варварской, дикой Скифией, которую только грамота и вера привели к цивилизационному единению. «Корсунь. Святки» — это уже отдельная книга о предтече христианской колыбели на Руси, Крымском Херсоне (Херсонесе), славянской Корсуни, о великих захватывающе романтических поисках драгоценных древних книг.
А глава «Самаритянин» о сошедшем на апостолов понимании неизвестных им доселе иноземных языков. Вот, пожалуй, откуда пришло это стремление открыть всем народам благодать Христову через эти «самаритянские» книги, написанные ещё неизвестным братьям «роуским письмом», т.е. языком. Они обнаружили новую азбуку, различая буквы и звуки, включая гласные, которых не было в греческой азбуке.
Это было озаряющее наше будущее открытие. Конечно, невозможно в кратком слове обозреть все главы книги — «Хазарскую миссию», и «К народу Фулл», и «Жатву», и «Рим», и «Погром, бегство и победа»… И все же, смею утверждать, что они поднимают для нас величие подвига Кирилла и Мефодия. Но при всём своём гражданском и духовном величии подготовки и написания славянской азбуки ещё больший подвиг братьев состоял в том, что они перевели на славянский (древнеславянский) язык Евангелие, «Апостол», избранные церковные службы, святоотеческие книги…
Словом, низкий поклон Юрию Михайловичу за его титанический труд по сохранению нашей истории славянской письменности. Пусть и в следующие свои 75 лет он радует славян своим творчеством…

Виктор Гуминский, профессор, главный научный сотрудник ИМЛИ РАН:
— Странное чувство охватывает, когда закрываешь по прочтении эту книгу. Государств, о которых она рассказывает, давным-давно нет на свете: нет Византии, нет Хазарского каганата, нет Великой Моравии. Да и следов их почти не осталось. Конечно, стоит величественная Святая София (Agia Sоfia) в Константинополе (теперь Стамбуле), но, плененная еще в XV веке, она, как часовыми, окружена четырьмя иглами-стрелами минаретов, устремленными ввысь и словно готовыми пронзить небесные сферы. Археологи по сию пору гадают, где искать Итиль – столицу Хазарии в устье Волги, не нашли они и остатки столицы Моравии – Велеграда. <…> А ведь каждая из этих столиц, местностей – географические вехи биографий солунских братьев, маршруты их странствий и остановок на земном пути.
Именно в Константинополь отправился из родных Фессалоник учиться в придворной школе (по распоряжению «правителя цесаря, который называется логофет») юный Константин и именно здесь он получил прозвище Философа, стремительно став одним из лучших полемистов византийской державы («не империя, но держава» — «земное подобие Державы небесной», настаивает Ю.М. Лощиц). Константин Философ защищал иконопочитание в прениях с «Аннием патриархом» (Иоанном Грамматиком – иконоборцем), проходил «испытание о Троице» в столице арабского халифата Дамаске, громил доводы иудейских книжников во дворце хазарского кагана в Итиле. А в Святой Софии он даже «мало» побыл в почетной должности патриаршего библиотекаря, но «ушел… и скрылся тайно в монастыре, искали его шесть месяцев и едва нашли». За это время его старший брат Мефодий успел стать крупным военачальником-стратегом (превзойдя в этом отца – друнгария Льва) и получить от цесаря в управление одно из «княжеств славянских», входивших тогда в состав Византии. Братья встретились и прожили несколько лет в одном из монастырей на Малом Олимпе, где уже подвизался в монашеском звании оставивший государственную службу Мефодий, и уже оттуда отправились вместе (по повелению цесаря и патриарха) сначала в Константинополь, затем морем в Херсон Таврический, где обрели мощи Климента, папы Римского. По окончании Хазарской миссии братья вернулись в Царьград, где Мефодий был определен игуменом Полихрона – одного из вифинских монастырей, а Константин оставлен при храме Святых Апостолов. Но недолго им пришлось пребывать в относительном покое. Их уже ждал главный труд и подвиг жизни («Моравская миссия»), после чего они стали именоваться святыми равноапостольными первоучителями славянскими…
Стоит войти в любой православный храм на огромных пространствах России (да и за ее пределами), и услышишь слова на языке, который дан был миру героями этой книги – Кириллом и Мефодием.
«Эти люди, – пишет о Кирилле и Мефодии Ю. М. Лощиц, – жившие столь давно, больше, чем самих себя и друг друга, больше, чем родных своих и друзей, возлюбили Христа, Сына Божия и Сына Человеческого». И продолжает: «Евангельский Христос, благодаря их любви заговоривший по-славянски, пришел ко всем, кто с нетерпением ждал его как единственного Спасителя своего. Поэтому богослужебный язык, созданный ими, не погиб сразу, жив сегодня, не престанет звучать и впредь». <…> После этого начинаешь понимать, что мир с IX века, когда жили Кирилл и Мефодий, действительно изменился, но не весь и не во всем. Слово переживает века и определяет смысл любой жизни, принадлежащий уже не временному, но вечному…

Марина Елепова, профессор кафедры литературы Северного (арктического) федерального университета им. М.В. Ломоносова (Архангельск):
— Есть писатели, каждая книга которых – настоящее событие русской культуры, этап национального самопознания, открытие новых горизонтов русского духа и всего славянского мира. Таким писателем несомненно является Юрий Михайлович Лощиц…
В этом году вышла блистательная книга Лощица «Кирилл и Мефодий» – плод двенадцатилетнего труда, результат глубочайшего погружения в мир солунских братьев, когда приходилось переводить и с древнегреческого. Это не просто документальное повествование, основанное на тщательном анализе разнообразных источников, это такое сочинение, которое возможно лишь по благословению свыше, по благоволению самых святых просветителей!..
Новое время также вошло в обширнейший писательский кругозор Юрия Лощица: век ХVIII – жизнь Григория Сковороды, век ХIХ – жизненный и творческий путь И.А. Гончарова. Что ни книга, то настоящий перл создания!..
А удивительные повести – воспоминания о послевоенном детстве! Поражает богатейшая память писателя, умение описать мельчайшие детали быта прошлого, разговоры детей и взрослых, воссоздавать то, что почти неуловимо, – дух времени…
Какое счастье, что на Руси есть еще писатели, которые бережно сохраняют и развивают все то лучшее, чем жива Святая Русь, что может открывать в душах русских людей чистые родники веры, правды, любви к Отечеству!

Елена Бондарева, директор Центра общественных и издательских программ Фонда исторической перспективы:
— Светлый взгляд Юрия Михайловича Лощица проник и в глубины славянской истории, и в глубины славянской души. <…> Знаю, что сам Юрий Михайлович больше всего дорожит своим поэтическим творчеством. Некоторые его строчки сами собой всплывают в памяти. Как только упоминают лужицких сербов – тут же строка: «Град Будишин спать мне не дает…». Лирика Юрия Михайловича одновременно и гражданственна, и очень искренна, сокровенна. Вся художественно-историческая проза Юрия Михайловича возрастает от жизнеописания «Сковороды» до «Кирилла и Мефодия», как будто готовит и автора, и читателя к восхождению на эту подлинную вершину.
Совершенно не хочу как-то умалить «Дмитрия Донского» – это книга, которая непременно должна быть в школьной и вузовской программах, это практически хрестоматия по русскому XIV веку и одновременно гимн вечному русскому воинству. Или «Гончарова», послужившего столь неординарной основой для фильма Никиты Михалкова. Не могу не вспомнить и сербско-русскую эпопею ХХ века – романы «Юнион» и «Полумир». Русская народная разведка – этот образ Юрия Михайловича в те годы позволял как-то устоять среди неправд и бомбардировок. Знаю, из какого разнотравья эти книги вырастали, и с теплотой вспоминаю эти годы нашей дружбы с Юрием Михайловичем.
И все же, вершина – это «Кирилл и Мефодий», книга, которая писалась долго и трудно, потому что мало источников, бросающих свет на подвиг солунских братьев, но много мифов и ложных стереотипов. Отделить «зерна от плевел», посеять эти зерна и в своей душе, дать прорасти, заколоситься и только потом «молоть муку» окончательного печатного слова…
Многая и благая лета, дорогой Юрий Михайлович! Не могу закончить иначе, как только Вашими же строками: «Мы — будем! Хотите ли, не хотите, мы будем жить, будем строить златошлемные каменные дива и прочные житницы, рожать детей и сеять зерно в благодатные борозды. Мы еще соберем добрых гостей со всего света, и никто не уйдет с русского пира несыт».