Живая вода Байкала

(Окончание. Начало см. № 20)

РЫЦАРИ БАЙКАЛА

По праву названного рыцарем священного Байкала, многолетнего руководителя первого и долгое время единственного в мире Лимнологического института в прибайкальском городке Слюдянке (лимнология проще – озёроведение) ныне покойного академика Григория Ивановича Галазия в своё время пытались отлучить от научной работы с формулировкой, что он «противится освоению природных ресурсов Байкала».

В дневниках одного из первых писателей, вставших на защиту Байкала, —Владимира Чивилихина есть такая запись, датированная 23 июня 1963 года: «Мне доверительно рассказали, к каким подлым приёмам прибегают, чтобы заткнуть рот Г. И. Галазию: обком посылает в институт комиссию за комиссией, проверяют всякую мелочь, ищут, за что бы зацепиться, а в обл. отделе КГБ, куда его пригласили, какой-то идиот прямо спросил: «Вы долго будете трястись над своим Байкалом, долго ещё будете мешать строить коммунизм?».

В 1969 году вышел знаменитый фильм Сергея Герасимова «У озера». Все, кто видел его, запомнили кадры, где руководитель проекта очистных сооружений ЦБК на глазах журналистов со вкусом пьёт чистейшую водичку, прошедшую через таинства очищения. Пропагандистский трюк в те годы на экологически незрелое общество, в общем-то, успокаивающе подействовал. Но вот мнение академика Галазия, долго и кропотливо изучавшего эту «возрождённую» воду: «Ежесуточно только Байкальский целлюлозный комбинат сбрасывает в Байкал свыше 200 тысяч кубометров промышленных стоков. Предприниматели считают, что эти стоки очищены и соответствуют по качеству или даже лучше требований стандарта на питьевую воду. Эксперименты, проведенные на Байкале, показали, что эти «очищенные» промстоки совершенно непригодны для жизни байкальских организмов, они в этих стоках погибают в течение короткого времени (от нескольких часов до нескольких суток — разные виды имеют различные сроки выживания). Даже пятидесяти- и стократно разбавленные очищенные промстоки БЦБК вызывают у водных организмов мутагенные изменения и гибель».

Страшно представить судьбу легендарной личности в нефтяной геологии, одного из основателей Сибирского отделения РАН и в то же время страстного защитника природы, бессменного председателя комиссии по защите озера Байкал академика Андрея Алексеевича Трофимука (ушёл из жизни в конце марта 1999 года), если бы в 60-е годы охота на «врагов народа» не была уже историей. Например, в апреле 1965 года (за год до вступления в промышленный строй БЦБК) в статье «Цена ведомственного упрямства», опубликованной «Литературной газетой», Трофимук пишет, что строительство комбината проектировалось «легкомысленно, если не сказать безответственно», а авторов проекта называет «горе-проектировщики». И вот к чему в том же году призывал Андрей Алексеевич заодно с создателем иркутского «Института географии» СО АН СССР известным географом и почвоведом Иннокентием Петровичем Герасимовым в совместно написанной статье: «В интересах современного и будущего использования вод Байкала необходимо не только категорически не допускать загрязнение его промышленными и бытовыми сточными водами — о чём не может быть двух мнений, — но также и обеспечить полное естественное воспроизводство изымаемой из Байкала воды. Бассейн Байкала должен стать огромным природным комбинатом по воспроизводству особо чистой воды, аккумулируемой озером». 43 года минуло, а призыв этот, к горькому сожалению, остаётся актуальным. Более того, один из создателей СО АН СССР, а в начале 90-х основатель и первый президент Российской экологической академии покойный Александр Леонидович Яншин, говоря о придонных стоках от Байкальского ЦБК, стекающих по подводному склону байкальской впадины, утверждал, что катастрофа уже состоялась. По его мнению, почти 90 процентов эндемичных видов живых организмов, обитающих на дне южной части озера в двадцатикилометровой прибрежной зоне, уже исчезли. Смертельное пятно промышленных отходов расползлось по некоторым подводным каньонам на полсотни километров от берега.

Общественный интерес к Байкалу выражается во времени всплесками. А должен быть постоянным. Потому что это «светлое око России». Так поименовал Байкал Владимир Чивилихин. Распознание болезней человека по радужной оболочке глаз называется иридодиагностикой. Не так ли по чистоте Байкала можно судить о духовных и прочих недугах России? 

Я назвал лишь нескольких рыцарей Байкала. И все они сибиряки. Но вот ведь недавняя попытка «Транснефти» вдеть в экосистему Байкала чёрную нитку нефтепровода «Восточная Сибирь – Тихий океан» вызвала бурный общероссийский экологический протест. Стало быть, постепенно из кое-как выживающего народонаселения 90-х годов снова становимся единым народом? И до этого позиция учёных, экологов, общественности предотвратила несколько серьёзных покушений на священное сибирское море. Победы защитников Байкала обязательно надо учесть и оценить. Значение их не только экологическое, они многое изменили в нашем общественном сознании.

 

В АВГУСТЕ 1958-го

Любимое моё и ничуть не досужее занятие – копаться в исторических свидетельствах, примеривая к сегодняшнему дню всякие соответствующие ему большие и маленькие юбилеи. Они образуют важнейшую систему координат. Как географические координаты определяются по широте и долготе, так исторические и культурные – по памятным датам и нашему к ним отношению. Вот, например, выяснил, что в нынешнем году сразу два юбилея – указчики того, как государство Российское осваивалось на Байкале. В 1738 году в Иркутске для плавания по Байкалу был построен первый казённый бот. Это положило начало государственному судоходству. Во второй половине XII века оно было нерегулярным. Царёвы людишки собирали ясак в землях бурятов и эвенков, бороздя озеро на шитиках с закруглёнными днищами и широкими разломами бортов да кочах, чей яйцевидный корпус и двойная обшивка помогали спастись во льдах. А 21 октября 1898 года по новенькой железнодорожной ветви, проложенной по левому берегу Ангары от Иркутска до Байкала, отправился первый поезд.

Среди знаменующих развитие промышленного комплекса Восточной Сибири и чёрных для древнего Байкала полувековых юбилеев возможно всё же разглядеть один, внушающий исторический оптимизм. Способный вселить в нас пусть зыбкую, но надежду, что когда-то научимся жить и работать в ладу с совестью и природой. О нём можно сказать так: 50 лет назад впервые было оказано активное сопротивление экологическому волюнтаризму государственной власти.

Конференция по развитию производительных сил Восточной Сибири в августе 1958 года открывалась оптимистично. Председательствующий прославленный металлург академик Иван Павлович Бардин, вспомнив о таком же форуме 1947 года, удовлетворённо подытожил: «За прошедшие 10 лет Восточная Сибирь сделала гигантский шаг вперёд. Полностью оправдала себя идея ТПК» (территориально-производственных комплексов). Кроме стратегических планов индустриально-промышленного переустройства восточносибирских земель, учёным предстояло обсудить несколько конкретных крупных промышленных проектов, разработанных в глубинах весьма почтенных НИИ и научно-проектных организаций, по которым уже были приняты положительные правительственные решения. Но в духе времени, названном Эренбургом оттепелью, и на подъёме головокружительных для науки лет, когда «физики в почёте», задумано было посоветоваться с широким кругом учёных. И прежде всего с теми, кого называли цветом сибирской науки. Неужели кто-то в высоких московских кабинетах надеялся, что в гостеприимном Иркутске всё обернётся формальными и добродушными академическими посиделками учёных, крупных хозяйственников и партийных деятелей, когда речь зайдёт о судьбе Байкала?

В 1958 году, проглотив богатые пойменные земли, наполнялось и ширилось водохранилище, но Иркутская ГЭС нелегко набирала проектную мощность. Руководители московского отделения треста «Гидропроект» («МОСГИДЭП»), ещё с 1948 года проводившего проектно-изыскательские работы по Иркутской ГЭС, видели в далёком от Москвы-реки Байкале не природное чудо, а энергетический феномен. Так чего с ним церемониться? И правительство убедили, что есть возможность использовать гигантский аккумулятор дармовой энергии, как говорится, по максимуму. Предложили для повышения мощности своего детища Иркутской ГЭС и всего Ангарского гидрокаскада «улучшение гидроэнергетической характеристики реки Ангары путём сооружения прорези в истоке». Главный инженер сектора Ангары «МОСГИДЭПа» Н.А.Григорович в своём проекте обрёк на гибель скальный порог, через который Байкал переливается в Ангару. А вместе с ним и легендарный Шаман-камень – известняковую скалу, волшебно вознесённую природой среди широкой речной течи. Ангарский порог предполагалось снести направленным взрывом 30 тысяч тонн аммонита, создать проран глубиною 25 метров и для начала за четыре года выпустить из Байкала 120 кубических километров воды. А затем в продолжении десятилетий регулировать уровень озера с шестиметровым размахом колебаний. Будет, таким образом, достигнуто, по мнению Григоровича, «широкое регулирование энергоотдачи всех гидроэлектростанций Сибири». Своей затее дал красивое название: «Глубокая ангарская прорезь». Вызывающе антиэкологический проект взорвал атмосферу конференции. Её участники и на заседаниях, а после и в публичных выступлениях аргументированно доказали размеры разрушительных последствий общения с природой на уровне, определённом бодрым стихотворением Самуила Маршака «Война с Днепром»: «Где вчера плескались рыбы —/ Динамит взрывает глыбы…». Их поддержали не только писатели и общественные деятели, но даже и энергетики, и партийные работники Иркутска, опубликовавшие письмо-протест в «Литературной газете» 21 октября 1958 года. Священное сибирское море удалось уберечь хотя бы от «покорителей природы», вооружённых взрывчаткой. Но у инициаторов строительства Байкальского ЦБК было оружие куда сильнее аммонита: радение об обороноспособности страны. Особо чистая и имеющая постоянный состав байкальская вода позволяла получать белёную суперцеллюлозу для производства сверхпрочного вискозного авиационного корда. Потом так его и не получили, к тому же в мировой технике стал применяться корд не из целлюлозных нитей, а из синтетических, которые в разы повышают прочность и ходимость шин. Но в те годы, если за проектом стояло Министерство обороны, возникала ситуация, о которой можно сказать одно: плетью обуха не перешибёшь. Да и в академических рядах не было единодушия. Когда уже комбинат достраивался, созданная по Байкалу комиссия АН СССР во главе с академиком Жаворонковым так подготовила и представила документы президенту академии Келдышу, что он их подписал и тем самым дал и своё высокое согласие на существование БЦБК.

За 50 лет много байкальской воды в Ангару утекло. От 1958 года можно отсчитывать поневоле благословлённое учёными осквернение Байкала. Но с этого года началась и история общественного сопротивления экологическому волюнтаризму властей, первый успех которого – сохранённый Ангарский порог. Оно положило начало реальному природоохранительному движению в стране, правда, поначалу только на уровне учёных и писателей. Вскоре удалось убедить министерские и партийные власти отказаться от разработки месторождения свинца и строительства Холодненского ГОКа на севере Байкала. «Свинцовое» отравление живых вод куда страшнее даже ядов «целлюлозных». Перестройка с её гласностью придала особую активность природоохранному движению. Оно заметно поспособствовало обнародованию в августе 1986 года решения Политбюро ЦК КПСС о прекращении работ, связанных с переброской части стока северных и сибирских рек в южные районы страны. Под давлением экологов в 1988 году были прекращены перевозки по Байкалу нефтепродуктов. В следующем году наложен запрет на сплав леса по рекам и самому озеру. Но до сих пор берега многих речек бассейна завалены топляком. В 1987 году появилось постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О мерах по обеспечению охраны и рационального использования природных ресурсов бассейна озера Байкал в 1987—1995 годах».  Правда, этот документ словно двумя руками писался. Правая выписывала перечень решительных мер, среди которых главная – прекратить к 1995 году производство целлюлозы на БЦБК. А левая рука вносила в постановление хитрый 8-й пункт: «Обеспечить в 1988 году отведение очищенных сточных вод Байкальского целлюлозно-бумажного комбината в реку Иркут». Понятно, что постройка отводной трубы укрепила бы БЦБК на берегу озера на веки вечные: вопрос снят — Байкалу теперь угрозы нет. А река Иркут, впадающая в Ангару, — это уже дело иное. Срочно рубилась в горных лесах просека, разгружались в Байкальске трубы. Иркутск закипел. Газета «Правда» опубликовала статью Валентина Распутина «Что имеем. Байкальский пролог без эпилога»; писатель поделился сомнениями по поводу строительства отводной трубы. Кстати, идея её была не нова: ещё в 1964 году вывести отходы БЦБК в Иркут предлагал (можно сказать, от отчаянья) академик Трофимук. В новой вспышке природоохранных страстей общественное мнение победило, но за шумным противостоянием власти и экологов словно затерялась главная цель постановления: перенос целлюлозного производства из Байкальска в Усть-Илимск. К тому же, быстро оправившись от сталинских годов, наше чиновничество в совершенстве овладело искусством игнорировать даже самые высокие решения. Здесь стоит заметить, что судьба жителей Байкальска, где почти каждая семья связана с БЦБК, не была тогда для власти основным доводом в пользу существования комбината. Главное, что в идеале на байкальской водичке он может выпускать суперцеллюлозу для производства высокотехнологичных изделий так называемой группы 100. Сверхпрочное вискозное высокомодульное волокно, а также волокно углеродное, которое применяется в материалах будущего — композитах, – это и военно-промышленный комплекс, и аэрокосмическая отрасль. Но сегодняшним-то собственникам комбината не до стратегических материалов! Компания «Континенталь Менеджмент», как говорят, «отбивает бабки», вложенные в непростую борьбу за овладение комбинатом. Экологических затрат всячески старается избежать: дорогая система замкнутого водооборота может сильно подорвать доходы и удорожить продукцию, которая в основном уходит за рубеж. Зарплата рабочих снижается, многие уволены. Идея перепрофилирования комбината вызывает у его собственников особую коммерческую реакцию – аллергическую.

Сегодняшний начальник департамента по развитию промышленного комплекса Иркутской областной администрации Александр Петрович Суходолов уверенно владеет пером публициста. Ещё в 1994 году в статье «Нужна ли суперцеллюлоза?», опубликованной в газете Сибирского отделения РАН «Наука в Сибири», предлагал наладить производство такой целлюлозы на Братской ЛПК. Обосновывал существующие там возможности. А в Байкальске можно ведь вместо промышленного монстра обустроить хотя бы некий международный экологический центр.

В 1999 году после девятилетних мытарств был наконец-то принят Федеральный закон «Об охране озера Байкал». Усилиями Ельцина (накладывал вето) из него было удалено положение о запрете целлюлозно-бумажного производства на берегах Байкала. Предметом многолетних дебатов и научных разработок сделалась ширина водоохраной зоны, которая в законе чётко не определена. Потому действует обычная норма в 500 метров. Это и позволило проектировщикам нефтепровода «Восточная Сибирь – Тихий океан» посягнуть на байкальскую землю в восьмистах метрах от озера. Постановление о строительстве было благополучно подписано тогдашним премьер-министром Фрадковым ещё в конце 2004 года. Но три года назад в условиях пока что отсутствующего гражданского общества и слабых общественных институтов это подняло волны гражданского негодования не только в Сибири, но и по всей стране. Акции протеста прошли не только во многих городах России, но даже в Ташкенте и Душанбе. Это в конечном итоге подвигло президента потребовать от всесильной «Транснефти» проектирования нового маршрута нефтепровода. В результате его нитка прошивает территории не в опаснейшей близости к Байкалу, а на отлёте в 350—400 километров. 

 

ЖИВАЯ ВОДА БАЙКАЛА

Никита Хрущёв строил коммунизм и потому был оптимистом. По воспоминаниям очевидцев, в загрязнении Байкала ничего страшного не видел: сегодня загрязним, завтра очистим! В те годы только учёные (и то не все) и обладающие воображением писатели могли представить ситуацию, тревожно обрисованную Владимиром Путиным на заседании Совбеза 30 января 2008 года: «В некоторых регионах от 35 до 60% питьевой воды не удовлетворяют санитарным нормам». Помню, как сам я в низовьях Оби под Салехардом ещё в 1978 году с катера, идущего по стрежню, бросал ведро на верёвке за борт, загребал речную водицу и тут же смело пил её, припав к краю помятого, видавшего виды ведёрка. Сейчас, плывя по речной воде, можно мучиться от жажды. Близко время, когда пресная вода станет дороже нефти, — время континентальных водопроводов и танкеров с пресной водой. Владея пресноводным колодцем планеты, в него плюём. Буквально. Не мысля о будущем, только в угоду пресловутой сиюминутной экономической целесообразности. Потому хорошо уже и то, что в ближайшие годы на Байкале будут обустраиваться не новые промышленные производства, а особые экономические зоны (ОЭЗ) туристско-рекреационного типа.

Всем нам в наследство Григорий Иванович Галазий, кроме всего прочего, оставил книжку «Байкал в вопросах и ответах». Писал её, превозмогая болезнь, перенеся операцию на позвоночнике. Это воистину энциклопедия священного моря. Вот из неё вопрос по поводу планетарного колодца: «Сколько лет могли бы прожить люди всей Земли, если бы у них был только один источник воды – Байкал?» — «Исходя из оптимальной потребности в воде людей, равной 500 литрам на человека в сутки, люди всей Земли могли бы прожить на байкальской воде около 40 лет». Этот впечатляющий расчёт академика можно ведь и развить. Если употреблять драгоценную байкальскую воду рачительно — только для питья и приготовления пищи (допустим, 5 литров в сутки на человека), то человечество лишь на байкальской воде может прожить 4000 лет!

Учёные считают, что глубинные воды Байкала – единственные в мире! — пока ещё отличает первичное соотношение макро- и микроэлементов, каким оно было сотни лет назад, а слабо минерализированная байкальская вода идеально подходит для организма человека. Ещё один вопрос из книги Галазия: «Можно ли приготовить искусственно байкальскую воду?» — «До настоящего времени никто пока подобных экспериментов не проводил. По химическому набору элементов, может быть, и можно сделать раствор, похожий на байкальскую воду. Что же касается её молекулярной структуры и изотопного состава, то, вероятно, невозможно». Во всём мире это единственное озеро, из глубин которого воду для питья можно смело разливать по пластиковым бутылкам и отправлять на продажу. Фирма «Байкальские воды» по особой технологии берёт живительную воду с четырёхсотметровой глубины — за границей поверхностных загрязнений. И в Иркутске, и в Байкальске довелось мне в охотку попить водицы с названием «Байкальская. Глубинная». Особенно хороша поутру после дружеских посиделок. Слышал, что и в Москве её можно попробовать – на официальных приёмах в Кремле. Она лучшее доказательство того, что весь Байкал нелегко отравить, но если, не дай Бог, это произойдёт, излечить уже будет невозможно. У древнейшего озера есть неисчислимая армия сопротивления смраду и яду промышленной цивилизации. Планктонные веслоногие рачки-эпишуры за год несколько раз профильтровывают всю байкальскую воду. Но и у такой армии силы не беспредельны. Например, подпор Иркутской ГЭС повлёк не только затопление богатых земель и сенокосных угодий, но и гибель мест размножения эпишуры.

При виде загадочного и завораживающего своим диким великолепием Байкала даже не обряженный в яркие одежды творческой фантазии голый разум вознесёт благодарность Творцу и Природе за величайший подарок. А корыстным прагматикам, для которых священное море – это только природные ресурсы, стоит помнить подсчёты Андрея Алексеевича Трофимука: годовой экономический ущерб только от БЦБК, исходя из принятых тарифов на воду, в сто раз превышает стоимость продукции комбината.