XXIV Лакшинские чтения. Поклон учителю

Выступление на Вечере памяти В.Я. Лакшина

С гордостью и благодарностью думаю я всегда о том удивительном даре судьбы, когда впервые в Коммунистической аудитории Московского государственного университета на Моховой я семнадцатилетней студенткой встретила замечательного педагога, блистательного преподавателя русской литературы Владимира Яковлевича Лакшина. Это счастье — в начале жизненного пути, в пору формирования личности оказаться в сфере влияния такого учителя.
С течением времени, уводящего нас всё дальше от трагической даты ухода его из жизни, образ Владимира Яковлевича Лакшина становится ближе. Это происходит не только в силу его человеческого обаяния, но всё более ощущаемой тоски по его слову. СЛОВУ в чётко выраженной мысли, красоте речи, содержащей в себе ту планку культурной высоты, которая особенно почиталась в России и мире как голос русской интеллигенции.

Русская интеллигенция. Откуда это слово в русской культуре, смысл которого, например, англичане перевести на английский язык не сумели? Интеллигент — понятие, введённое в русский язык ещё в XV (!) веке Жуковским. Острый ум, широкая образованность, вдохновенный талант, духовная сила личности, несущей в себе достоинство скромности и такта, которыми наделён человек ответственный и порядочный — таким явился он в русском обществе, чтобы стать духовным лидером народа. Совесть нации — так воспринимал его А.С. Пушкин, такими старались быть творцы классической русской литературы. Ярчайший пример — А.П. Чехов.
Совсем не случайно творчество Чехова стало в жизни В.Я. Лакшина не только объектом пристрастного изучения, Чехов стал для него примером для подражания. Лакшин воспитал в себе лучшие черты представителя русской интеллигенции. И первым понял, что силы, враждебные России, стараются опорочить значение интеллигенции в русской жизни.
27 лет отделяют нас от того судьбоносного 1993 года, когда Владимир Лакшин поставил точку под своим вдохновенным эссе, ставшим его духовным завещанием, итоговым кредо всего его творчества. 17 марта в «Независимой газете» под названием «Россия и русские на своих похоронах» вышла эта последняя его работа.
Прошедшие годы принесли в нашу жизнь, уже без него, немало жестоких откровений, которые, впрочем, Владимир Яковлевич предсказал в своих глубоких, наполненных болью статьях, литературно-критических и театроведческих исследованиях, страстной публицистике. И именно к этим подсказкам-предостережениям сегодня нам необходимо присмотреться с особым вниманием, вдуматься в их содержание с пристрастием. И откроется мудрость не только человека энциклопедических знаний и незаурядного ума, но и русского человека, обладавшего достоинством и мужеством в любви к своей многострадальной и, по его убеждению, великой Родине.
«…Я слышу то отдалённее, то громче, но непрерывно слышу погребальный звон. Это хоронят не меня, не кого-то одного из нас, а всех скопом, — писал он в статье «Россия и русские на своих похоронах», отвечая на выпады всё более наглевшей прессы. — Одна статья называлась «Конец русской истории», другая «Интеллигент — это кто?», третья — «Представляем ли мы, русские, собой нацию?» И везде понятие «русский» приобрело в нашей демократической и либеральной печати сомнительный, если не прямо одиозный смысл. Слово «русский» стараются избегать…
Огромный народ, искони говорящий на русском языке, имеющий свою историю и культуру, свой «этнос», сильно влиявший на всю культуру мира, — куда он исчез?..», — ставит нелицеприятный вопрос Владимир Лакшин.
Уровень злобной, агрессивной русофобии, которую испытывает Россия сегодня, показывает, что Владимир Лакшин верно предчувствовал грядущее наступление разрушительных сил и что особенно горько то, что они окопались внутри России. Лакшин указал возбудителей этой инфекции.
«Банально повторять, — писал он, — что нация — это не «кровь», а прежде всего традиции, верования, образ мыслей. И пока мы стесняемся слова «русский», американцы спокойно употребляют его для обозначения поселенцев из России на Брайтон-бич».
Неуважение к своему народу — повторял Лакшин неустанно — самый верный путь к возбуждению исторических счётов и вражды с другими народами.
Как показывают сегодня события, происходящие и дома, в России, и на международной арене вокруг нас, мы не вняли предупреждениям Лакшина. Может быть, сейчас, пока ещё не поздно, его слово поможет нам обуздать вопиющие выверты нашей «культурной» политики. Не терпит промедления область театральной культуры. Россия, ещё в середине ХХ века бывшая столь богатой духовными поисками, крепким нравственным стержнем, что особенно высоко ценилось публикой, сегодня обрела крайне уродливые формы, грозящие уничтожить всё то, что было особенно важно и дорого людям: животворящая и сострадающая сила любви к человеку, её исцеляющее тепло, забота о духовном здоровье личности, острый интерес с ключевым проблемам народной жизни… Это главное содержание русского театра укрепилось в его традициях.
Теперь настали совсем другие времена: театр разъедает коррозия цинизма, на театральных подмостках витийствует разврат, упадничество, страшной волной русофобии смывается достоинство человека, и толпы творцов-режиссёров, артистов, художников, музыкантов теряют себя, мечутся, не в силах разобраться, где полюс добра, а где зло, жестокое и беспощадное. Что можно, а что недопустимо на русской сцене, понимать перестали. Такова наша реальность.
А ведь Лакшин писал: «К любви принудить нельзя. …Это свободное дело. Но есть то, чего нельзя себе позволять: нельзя позволять вульгарной развязности, задевающей чужое достоинство… Рядом лежит и разгадка того, почему с таким азартом и желчной иронией трактуется в иных статьях именно фигура Чехова <…> Им неуютно под его пристальным взглядом из-под пенсне. Да и за что, в самом деле, любить его: не за это же печальное пророчество: «Погодите… Под флагом науки, искусства и угнетаемого свободомыслия у нас на Руси будут царить такие же жабы и крокодилы, каких не знавала даже Испания во времена инквизиции. Вот вы увидите! Узкость, большие претензии и полное отсутствие литературной и общественной совести сделают своё дело».
Горько сознавать, но Чехов оказался прав. Точь-в-точь, словно иллюстрируя горечь этих слов, творится теперь жизнь МХАТа им.
М. Горького в связи с заменой руководства, состоявшейся по велению власти 4 декабря 2018 года. Такого разгрома, что всего за год с небольшим учинил менеджер Э. Бояков, даже в страшном сне не присниться, а наяву? Искусство русского классического театра, этика внутри-
театральных отношений, стиль жизни творческого коллектива, что выстраивала Т.В. Доронина десятилетиями титанического труда, разрушено почти окончательно. С особой ненавистью расправляются с самым значительным, самым талантливым проявлением мхатовского наследия.
Татьяна Доронина, легендарная русская актриса, загнана в опалу, как проживший самые яркие годы творчества Лакшин, лишённый возможности писать о русской литературе. Это стоило ему многих лет жизни (он умер едва достигнув 60 лет). Теперь Доронина также лишена возможности творить, она попала в блокаду, сооружённую вокруг неё невежеством.
Видимо, сильных мира сего нисколько не тревожит, что вступающая в жизнь молодёжь, в пору становления личности и формирования взглядов на жизнь, будет обкрадена. Не сможет пережить волнения от встречи с чарующей поэтической сказкой «Синяя птица», единственного спектакля, сохраняемого более 100 лет в режиссуре К.С. Станиславского. Его больше нет. На афише теперь красуется: режиссёр Э. Бояков. Репертуар Дорониной, скрупулёзно, с любовью и мудростью выстроенный годами напряжённого поиска талантливейшими мастерами — Дорониной и её соратниками, — почти смыт с повестки дня. Вместо него насаждаются пошлые скороспелки новых вершителей театральной культуры.
Как мудро подметил А.П. Чехов, в силу «узкости, больших претензий и полного отсутствия литературной и общественной совести» на сцене МХАТа им. М. Горького появилась «реконструкция» спектакля Вл.И. Немировича-Данченко 1940 года «Три сестры». Идея «реконструкции», конечно, Э. Боякова. Для её воплощения уничтожена постановка Т.В. Дорониной — восстановление спектакля 1940 года «Три сестры» Немировича в 2008 году. Спектакль десять лет украшал театральное поле Москвы. Он имел огромный успех у зрителя, потому что в нём люди слышали взволнованный голос Чехова, зритель погружался в атмосферу эпохи создания пьесы и с горечью признавал, что на фоне истинно чеховских образов современный портрет поколения трагически проигрывает. Но Бояков лжёт в интервью каналу «Культура», и ему верят миллионы телезрителей, что к спектаклю Немировича-Данченко театр не обращался 80 лет. В то время как Доронина создала три варианта спектакля — в 1988 году, в 1998 г. — к 100 летию Художественного театра, и в 2008-м — к юбилею А.П. Чехова. Первое действие спектакля «Три сестры» открывало вечер 27 октября 2018 года на торжествах во славу 120-летию Художественного театра. Успех был оглушительным.
В погоне за славой за счет славы великих предшественников Бояков приносит в жертву «Три сестры» в постановке Дорониной, уничтожив его, чтобы дороже продать свою поделку. На премьеру собрал костяк новой политической партии «За правду». Вдохновителем новоявленной «правды» стал подельник Боякова писатель Захар Прилепин. Они выступают единым фронтом, выправляя искусство МХАТ на свой лад.
Что увидели зрители на премьере Э. Боякова? В интервью каналу «Культура» зритель сказал: «плохую школьную самодеятельность». Известный искусствовед Барташевич выразился резче: «Мумия. Покойник встал из гроба». Вполне достаточно, чтобы понять: русский театр нуждается в спасении.
Вернёмся к статьям Лакшина, посвящённым искусству русского театра. Он знал его глубоко. Будучи сыном актёров великого МХАТа — Антонины Сергеевны Чайковской и Якова Ивановича Лакшина, Володя, став отроком, упрямо стоял часами напролет на костылях (из-за тяжёлой болезни позвоночника) в историческом зрительном зале, отдаваясь всей сутью своей чарам спектаклей лучшего театра в мире. Он влюблялся в великих артистов, знал лично многих из них, с некоторыми дружил, о многих писал. Став взрослым, филологом, одну из первых книг посвятил творчеству Бога русской сцены А.Н. Островскому. Цикл статей, посвящённых спектаклю театра им. Вахтангова «На всякого мудреца довольно простоты», выпущенного к 100-летию со дня первой постановки этой до сих пор так до конца и не открывшей свои тайны пьесы великого русского драматурга, открывает основополагающие законы русской классической сцены.
Первое главное правило русского театра, давно воплотившееся в традицию, — надо ставить спектакль так, чтобы не было за пьесу обидно.
Второе: ставя пьесу, постановщик обязан создать и сохранить воздух времени, в котором происходит действие пьесы. Тогда и современность в этом спектакле проявит своё лицо.
И третье: в спектакле должно «прозвучать» дыхание автора, боль души его. Только тогда спектакль передаст суть эпохи.
Вот то, о чём нельзя забывать, если нам дорога наша культура.
Владимир Лакшин — неистовый Виссарион ХХ века. Каждое слово его трудов написано кровью сердца любящего, бесконечно преданного своему делу.
Прав Владимир Лакшин: «…Россия …не собирается без времени отдавать Богу душу, рассеиваться по другим народам и терять имя. Судя по всему, она и на этот раз переживет критиков, примеривающих по ней траур. Катафалк заказывать рано». Вера наша в Россию крепка. Но!
Ситуация нашего времени требует, чтобы голос русской интеллигенции звучал в защиту традиций русской культуры значительно громче. Именно русская интеллигенция, а не сама себя назначившая столичная элита, должна стать, как ей изначально предназначено Богом, национальным общественным лидером.

 

Галина ОРЕХАНОВА