Взлетела «Булава»! Где-то сядет?

Ну вот, слава тебе, Господи, долгожданный успех. 7 октября сего года, как сообщено было официально, многострадальная «Булава», она же межконтинентальная баллистическая ракета (МБР) подводного базирования (ПБ), не только взлетела, откуда запускали, но и долетела, куда требовалось. Злые языки намекнули даже, что специально успех этот был подгадан под указанное число – день рождения бывшего главнокомандующего, а ныне просто премьера. Но на то они и злые.
Теперь вот – снова победа. Вторая. Притом подряд.

  «Подводное базирование», если кто не в теме, означает, что МБР (по имени «Булава») расположена не где-нибудь, а на атомной подводной лодке – АПЛ. Отплывает такая АПЛ куда подальше, погружается куда поглубже и уже оттуда, из-под воды – «Булавой» по врагу. Дальность и время плавания АПЛ ограничены исключительно выносливостью экипажа. Технических ограничений у неё просто нет.
  До сей поры такие системы были только у заклятых наших «партнёров», с которыми мы то «грузимся», то «перезагружаемся»... Теперь же разговор начинается совсем другой – и перезагрузки совсем другие…
  Конечно, для них эта новость была не столь оглушительна, как приснопамятное выступление Вождя-и-Учителя на Всесоюзном радио, что, мол, «теперь у нас есть и атомная бомба, и кое-что похуже». Всё же всполошились там всерьёз, и это радует. Но нам самим успокаиваться рано. А тем более, если откровенно, – праздновать.
  Первый объявленный в прессе испытательный пуск «Булавы» имел место 23 сентября 2004 года. Запущена была, правда, не сама ракета, а её «весогабаритный» муляж. Тогда же было решено не мучиться с полной программой так называемых «стендовых» испытаний. Уж очень ясно зрим был конечный успех. Как локоть.
  Второй и третий испытательные пуски (теперь уже натурного изделия) в сентябре и декабре 2005-го удались. Или, как чаще формулируют, были признаны успешными. Это, видимо, вдохновило разработчиков и начальство вообще забыть про стендовые испытания.
  Четвертый испытательный пуск (сентябрь 2006 г.) кончился падением в море через несколько минут после старта. В пятом и шестом (октябрь и декабрь 2006 г.) ракеты перед падением успели ещё и «самоликвидироваться». В феврале 2007 года С. Иванов, тогдашний министр обороны, резко повысился, став вице-премьером. Наследие его, включая семь испытательных пусков «Булавы», принял министр ныне действующий. Совпадение это было или что-то иное, но седьмой пуск (июнь 2007 г.) был удачным. Правда, только «частично»: в цель попали две (из трёх по штату) боеголовок.
  Информацию о восьмом пуске (сентябрь 2008 г.) разгадать оказалось не проще, чем сам этот пуск осуществить. Тогда уже прояснилось, чем дышит новый министр, что следует и что не следует запускать от его имени в прессу. Однако буквально к самому пуску подоспело обновление в Генеральном штабе: Ю. Балуевского сменил Н. Макаров. Оба общевойсковики, внятной позиции по ПБ добыть им было неоткуда. Но – время лечит, и теперь задним числом восьмой пуск тоже зачисляют в успешные.
  Девятый пуск в ноябре 2008 года наконец-то «прошёл полностью в штатном режиме».
  Но музыка играла очень недолго. Десятый (декабрь 2008 г.) и одиннадцатый (июль 2009 г.) пуски снова окончились «самоликвидацией».
  Двенадцатый пуск (9 декабря 2009 г.) разукрасил ночное небо северной Норвегии столь роскошными световыми эффектами, что пришлось нарядить «специальную комиссию из представителей Минобороны и ВПК». По её данным, причиной карнавала оказался «технический сбой третьей ступени ракеты». Спецкомиссия умудрилась не только точно указать отказавший узел ракеты – не со дна ли морского достали? – и, тем самым, завод-изготовитель, но и твёрдо установить отсутствие «принципиальных ошибок в конструкции». Это был вывод, как нынче говорят, знаковый.
  Дело в том, что решение о разработке системы «Булава» принималось в далёком 1988 году. До этого в системе ВМФ разрабатывалось некое стратегическое оружие «Барк». Тоже – ПБ. Но после трёх подряд неудачных пусков тогдашний министр обороны Игорь Сергеев и главком ВМФ В. Куроедов зарубили «Барк» на корню, не тратя слов на объяснения с посторонними – тогда это было не в моде.
  «Булаву» задумали как некий гибрид, переделку сухопутной ракеты для моря. Специалисты тогда сон потеряли: кому и как удалось убедить начальство, что это лучше и дешевле? Сплетни по этому поводу пересказывать не будем. Замечательно то, что в ситуации, несопоставимо худшей, высокая комиссия высочайше объявила об «отсутствии принципиальных ошибок в конструкции» этого гибрида.
 

  Весь Интернет облетело козырное заявление представителя Главного штаба ВМФ: «Самое плохое в испытаниях «Булавы» состоит в том, что мы столкнулись с «плавающим сбоем» в работе ракеты, то есть он (так в тексте. – А.И.) возникает всякий раз в новом месте».
  Очень правильно поступили, закавычив этот «плавающий сбой». Для прочности ещё и разъяснили: это-де, когда «он возникает всякий раз в новом месте». Иначе публика может и не сообразить, что это не законный термин, а чья-то самодеятельность. Полухудожественный образ. Родился этот образ среди автолюбителей и широчайше у них бытует. Для них совершенно реально нет ничего хуже «плавающего сбоя» в этом его понимании. Своими силами автолюбителю это чудо не одолеть, а деляги из «сход-развал» счастливы морочить его им же придуманными сказками про «плавание сбоев».
  У настоящего, прирождённого генерала, не выскочки, личный шофёр – это доверенное лицо, советчик по самым тонким нюансам генеральского миропонимания. Вот так и вырастает цельная концепция продвижения безупречно спроектированной «Булавы» к неизбежному успеху путём одоления самого худшего – «плавающего сбоя».

  «Успешному пуску «Булавы» (ещё того – 7 октября), — писали новостные сайты, — предшествовали долгие месяцы подготовки, на протяжении которых Министерство обороны России совместно с инженерами проводило тщательный контроль качества сборки перспективной баллистической ракеты»...
  Заметим, тщательный. И не просто так, а «совместно с инженерами». Единственное упоминание об инженерах, которое удалось найти в информационном море, штормящем вокруг «Булавы». И далее: «По словам министра обороны Анатолия Сердюкова, такой контроль был необходим…»
  Анатолия Сердюкова, помнится, занарядили в оборону из торговли как великого мастера разгадывать жульнические сделки особо крупного масштаба. Переловил ли он вороватых генералов, не сообщается. Но судя по тому, что в него не стреляли, не взрывали и даже не кидали ботинком, как в его коллегу из Минобра, довольными оказались все. И вот, придя в оборону всерьёз и надолго, силой вещей он оказался на самом её переднем крае. Можно сказать, в её научном предполье — в проблематике надёжности военной техники вообще и «Булавы» особенно.
  «21 мая <2010 года> министр обороны Анатолий Сердюков … заявил: «Проблема неудачных пусков ракеты «Булава» заключается в технологии сборки. Каких-то других нарушений мы там не видим. Всё дело в качестве сборки ракеты. При этом каждый неудачный пуск имеет свои причины. Все они разные…» (тот самый «плавающий сбой». — А.И.). Столь крупной фигуре не скажешь, что если она не видит «каких-то других нарушений», то их действительно нет. Но так или не так, а источник, притом единственный, «плавающих сбоев» министр указал в явном виде. Что дальше?
  Гигант автопрома, обнаружив, что продукция его заражена «плавающим сбоем», первым делом бросается давить на свои ремонтные службы, чтобы каждый отдельный «плавающий сбой» выжигался калёным железом. Но это только чтобы ночь простоять и день продержаться. В условиях конкурентной борьбы поштучное отлавливание «плавающих сбоев» – гарантированное разорение. Единственно грамотный выход – отлаживание культуры производства. Но это грозит пересмотром концепции изделия в целом, что равнозначно полному исчезновению фирмы, оказавшейся бессильной перед «плавающим сбоем», с появлением чего-то принципиально нового. Последнее же, извините, трудовым подвигом отдаёт. Или полным крахом. Ужасно хочется что-нибудь среднего. Золотой, так сказать, середины.
  И вот она, золотая середина. Каким-то загадочным, чтобы не сказать мистическим, образом точно установлено, что в порядке всё: и концепция «Булавы», и её проект, и производство. Всё, кроме сборки. Притом не самой сборки, а её «технологии». Что это значит? Разве бывает, чтобы развал производства сосредоточился на одном-единственном участке, не касаясь других? Кстати, «специальная комиссия» говорит про «технический», а не «плавающий сбой». Или это одно и то же?
  Министр выше этих недоумений. Он не только знает единую и единственную причину всей череды неудач, но и владеет универсальным средством её преодоления:
  «…В настоящее время ведётся работа над созданием трёх абсолютно одинаковых ракет. Мы рассчитываем, что это позволит нам точно найти ошибку, если такая имеется, так как она должна повториться на всех трёх ракетах. Сейчас мы работаем над тем, как проконтролировать процесс сборки, чтобы точно знать, что все ракеты идентичны...»
  Замечателен бестрепетный тон министра: ошибка должна повториться. Все три «идентичные» ракеты, по мысли министра (или его референтов и консультантов), должны будут взлететь по одной и той же нештатной траектории и «самоликвидироваться» в одной и той же точке небосвода (дай Бог, чтобы подальше от Норвегии). Вот только что это даст испытателям? Ясно, что консультировал министра не шофер, а скорее всего товаровед. Притом очень средней руки. И это при заранее указанной природе ошибки: «если такая имеется». А если, сверх всего остального, она ещё и не «такая»? Но разве министра о чём-нибудь таком спросишь?

  Каждого большого начальника, пришедшего в производство, тем более в оборонное, со стороны, ждёт одно и то же открытие. Которое, с одной стороны, никак к делу не относится, с другой же – всё решает.
  Именно: пригодность любого изделия, хоть дивана, хоть баллистической ракеты любого базирования, определяется его работоспособностью и надёжностью. Так и просится на язык спросить: да разве это не одно и то же? И тут оказывается: мало того, что эти два свойства так же неразрывны друг с другом, как небо и земля. Они ещё и так же противоположны.
  Работоспособность технического объекта – по определению ГОСТов по надёжности – это соответствие всех параметров объекта требованиям нормативно-технической
и/или проектной документации. Соответственно, неработоспособность – это несоответствие хотя бы одного этого параметра этой документации. Тут ГОСТы молча предполагают, что сама документация безупречна – для государственных документов такие уточнения невозможны в явной форме.
  Событие, состоящее в нарушении работоспособного состояния, то есть в выходе хотя бы одного параметра за установленные пределы, именуется отказом. Никак не сбоем, тем более «плавающим». Сразу же отметим, что (просто) сбой, без прилагательных, в действующих ГОСТах определяется как «самоустраняющийся отказ». Абсолютно ничего общего ни с «плавающим сбоем» автолюбителей, ни с «техническим сбоем» «специальной комиссии».
  «Для каждого понятия установлен один стандартизованный термин. Применение терминов-синонимов стандартизованного термина не допускается» (ГОСТ 27.002-89, пункт 1). В ГОСТе 15 467-79 вместо «не допускается» — «запрещается». Подчеркнём, что речь идёт исключительно о синонимах. Авторам ГОСТа в голову не могло прийти, что требуется специальный запрет для любительского жаргона генералов и министров.
  Наконец, и это сейчас важнее всего, имеется понятие, столь же фундаментальное, как отказ, а именно – дефект, определяемый как «каждое отдельное несоответствие продукции установленным требованиям». Соответственно, изделие, «имеющее хотя бы один дефект», именуется дефектным.
  Допустим, что министр знает, что говорит о сборке как источнике всех бед «Булавы». Уже одно это означает, что все без исключения экземпляры, поступавшие на испытательные пуски, были катастрофически дефектны. Хотя бы по этой самой сборке. Что тогда сказать о министерстве, которому понадобилась целая серия провальных испытаний, чтобы собрать «специальную комиссию», всё это обнаружившую?
  Малейшая, самая робкая попытка просветить новоявленного начальника на счёт сказанного, приводит его в состояние, равное вагону тротилового эквивалента: кто смеет лезть ко мне с такой чушью? Какое-то время спустя (у разных экземпляров разное; бывает, что и бесконечно длинное) начальник снова грознее грозного, но уже в противоположном смысле: а почему мне это не было доложено сразу? На третьем этапе – альтернатива. «Или-или». Или прогремит роковой вопрос: когда ж вы, наконец, надёжностью начнёте заниматься? Или зашелестит шёпот в генеральских предбанниках: не вздумай при НЁМ про надёжность заикнуться.
 

  Согласно действующим ГОСТам, «надёжность – свойство объекта сохранять во времени в установленных пределах значения всех параметров, характеризующих способность выполнять требуемые функции в заданных режимах и условиях применения…» (ГОСТ 27.002-89). Отдельным абзацем разъясняется, что «надёжность является комплексным свойством, которое в зависимости от назначения объекта и условий его применения может включать» целый комплекс различных, но существенно связанных друг с другом понятий. Из них для «Булавы», предназначенной для плавания по всему Мировому океану, одинаково важны как с пелёнок известные автолюбителю ремонтопригодность и безотказность, так и заведомо ему не известные: долговечность, сохраняемость. А также почти неисчерпаемая мозаика их сочетаний.
  Заинтересованный читатель уже заметил пропасть между понятиями «работоспособности и надёжности». Первое – это то, что имеет место сейчас, в текущий момент. Второе – то, что должно быть в течение заданного времени: сутки, месяцы, годы. Те испытания, о которых шла речь выше и которые должны быть продолжены, – это испытания исключительно на работоспособность. До надёжности «Булавы» министерству обороны и Главному штабу ещё жить да жить, сквозь годы мчась.
  Учение о надёжности – это в высшей степени добротная система взглядов и правил, изложенная в капитальных руководствах. Более того, обеспечение надёжности в законодательстве СССР/России рассматривается (по крайней мере, в теории, чтобы не сказать – в мечтах) как особый вид государственной деятельности. И регулируется этот вид особой системой государственных актов, именуемых ГОСТами по надёжности.
  Свирепая критика «совка», столь же всеобъемлющая, сколь и безответственная, ни в малейшей степени не поколебала высочайшего качества этой системы ГОСТов. Однако эта критика сделала другое дело, не менее великое: теперь любой начальник считает себя в полнейшем праве вообще не иметь понятия о надёжности ни как о науке, ни как об одной из важнейших сторон своей собственной служебной ответственности.
  Но простому человеку, рядовому налогоплательщику, если не полезно, то, по крайней мере, поучительно иметь хоть какое-нибудь представление о науке наук XX—XXI веков – теории надёжности.
 

  Молодые преподаватели теории надёжности, гордые причастностью к глубиннейшим тайнам инженерного дела, любят щегольнуть такой, например, одной из многих, фразочкой: «надёжность объекта – это три НЕ: НЕвозможность НЕдопустимых НЕпредвиденных изменений его качества за время жизненного цикла».
  И всегда найдётся зубоскал, желающий при всех ущучить любимого препа: «А как это – предвидеть непредвидимое и недопустимое, чтобы его не допустить?» И старый, мудрый, битый, сеченый заведующий кафедрой надёжности еле скрывает слёзы умиления. Жизнь не прошла даром: настоящие, полноценные специалисты по надёжности есть и будут. «Этого фрукта, – говорит профессор, тщательно отсморкавшись, – непременно сохранить для аспирантуры. Повторяю: непременно».
  Именно здесь, в этих «три НЕ» смысл и жизненная важность таких понятий, абсолютно пустых для профана, как «скрытый дефект» и/или «скрытый отказ».
  Самый простой узел изделия, независимо от тщательности его проектирования и изготовления, ещё при сборке начинает жить своей собственной жизнью. Вместе с рабочими процессами, ради которых он создан, в нём неизбежно возникают процессы «паразитные» (параллельно с процессами износа и деградации). Именно эта троица и приводит к тому, что ГОСТы именуют отказом. На уровне узла эти процессы худо-бедно разгадываются и управляются непосредственно. В агрегате начинают взаимодействовать как рабочие, так и паразитные процессы узлов, а сверх того появляются собственные. Их переплетение уже не понять без специальных исследований. И без специальной подготовки исследователя. Это уже чётко – область надёжности. Собственно проектировщик об этом не думает и не должен думать.
  Именно здесь завязываются те уникальные особенности проблемы надёжности, о которых генералы не знают и не хотят знать. Всякая другая наука, хоть «точная», хоть общественная, рассматривает какую-то заранее выделенную часть мироздания. Предмет специалиста по надежности не ограничен ничем – любые физические, химические, физико-химические, механические, электромагнитные, электромеханические, механо-электрические (далеко не одно и то же!) процессы и явления могут идти и чаще всего фактически идут в конкретной системе, притом одновременно. Ни в какой степени не исключительной, а, наоборот, рядовой является такая комбинация этих процессов, которая ни в одной из традиционных дисциплин физико-механического и/или инженерного цикла не изучалась. Так что для специалиста по надёжности «скрытый отказ» и/или «скрытый дефект» — это служебная повседневность, которая и создаёт его и его дело. Те самые «три НЕ», которые заведомо появятся и заведомо будут выводить параметры за установленные пределы.
  Напомним, кстати, об идее трёх идентичных экземпляров ракеты. Кто-то наверняка воспринимает её всерьёз. Но тогда и набор дефектов в них должен быть идентичным, и распределение их по изделию…
  Уже понятно, что все эти «скрытые» объекты – дефекты как источники отказов и сами отказы – должны быть предметом самостоятельных научных исследований в рамках соответствующих НИР-ОКР. Параллельно с созданием опытного образца, а в идеале – с опережением его. Те самые «стендовые испытания», прямая цель которых – переводить скрытые дефекты/отказы в явные. Без этого их не убрать. В идеале есть ещё и такой резерв, как фундаментальные исследования. Они по определению создают задел на необозримое будущее. Но в эпоху «инноваций» и «фьючерсов» даже за самую мысль о фундаментальных исследованиях ближайший генерал прикажет спустить с лестницы.
  И как всё это ему объяснить? «Если ты, – оборвёт он, не дослушав, и непременно на «ты», – не знаешь, что делается в твоей ракете, то зачем ты?» И кто посмеет спросить: а зачем ты, если ты не знаешь, зачем тебе специалист по надёжности твоих ракет?
  Теория надёжности – это не только наука и/или инженерное дело. Это и искусство, и философия, и всё что угодно другое. Образ жизни.
 

  За детально разработанной классификацией отказов отправляем любознательного читателя к указанным ГОСТам. Отметим, однако, пункты, критически важные для текущей темы. Это «зависимый/независимый отказ» – обусловленный/ не обусловленный другими отказами» соответственно.
  Так что идея «плавающего отказа» сама по себе не совсем пустая. Это просто неверно понятая и безграмотно истолкованная идея зависимого отказа. Но дело не только в том, чтобы научить генералов грамотно выражаться, хотя и это жизненно важно. Суть в том, что на одной паре «независимый отказ – зависимый отказ» дело вовсе не кончается. Каждый зависимый отказ может вызвать следующий, этот – дальше, в результате чего возникает целый каскад таких отказов. Каждый из них вполне может быть «частичным» в смысле указанных выше ГОСТов и даже сбоем. Но весь каскад, если он заранее не обнаружен и не разорван, способен привести к самым печальным последствиям.
  В отношении надёжности любая сколько-нибудь сложная система – хоть наземного, хоть морского базирования – это переплетение цепей зависимых отказов с редкими-редкими узелками отказов независимых. Чем прочнее конструктивные, материальные и энергоинформационные связи между частями системы, тем гуще эти связи оплетены цепями зависимых отказов. Можно отмахнуться от специалистов, можно просто запретить им лезть в генеральские дела. Но ни один генерал, ни даже маршал не отменит накопленный веками опыт инженерной науки. Даже если с их слов выступает гражданский министр обороны.
 

  И вот раздаётся ещё один, тоже гражданский, обезоруживающе тихий голос: это вице-премьер, курирующий оборонку. Он, естественно, не может остаться в стороне от эпопеи с «Булавой». Тем более что своё хозяйство действующий министр обороны получил непосредственно из его рук.
  «Обращаясь, – сообщает пресса, – к главным конструкторам и руководителям ведущих предприятий ракетно-космической отрасли, <он> публично констатировал: «Недостаточное внимание уделяется наземной отработке изделий».
  Казалось бы, как не приветствовать такую публичную констатацию? Не тут-то было: «Нередки случаи, когда реальные испытания заменяются математическими расчётами подтверждения соответствия изделия заданным техническим требованиям...».
  Ясно, что вице-премьер ничего не понимает в расчётах вообще, тем более в расчётах надежности. И это нормально, поскольку даже самый успешный вице-премьер не может знать всё. Но кроме академических и/или инженерных знаний есть ещё и правила приличия.
  Отшвыривая без обсуждения «математические расчёты подтверждения соответствия», вице-премьер попросту обвиняет авторов этих расчётов в недобросовестности. Притом всех без разбора и абсолютно голословно. Приходится думать, что в окружении вице-премьера нет не только математически образованных специалистов, способных разобраться в качестве расчётов по надёжности, но и людей, способных подсказать, что в официальных речах такие выходки недопустимы.
  Но, как говорится, урожай всё спишет. «Булава»-то снова взлетела! И снова долетела!
  Все обрадовались. Кроме вице-премьера. На этот раз он на высоте положения. Настоящая цель – вовсе не взлёт ракеты и даже не взлёт с посадкой. Настоящая цель – это серийное производство, а до неё ой как далеко. «Для принятия ракеты «Булава» на вооружение, – передало РИА «Новости», – необходимо произвести ещё шесть успешных пусков, сообщил вице-премьер РФ Сергей Иванов. Сразу в день успеха. «Ещё пуск с новой лодки и пять пусков зачётных». Вице-премьер не добавил, что эти шесть пусков, включая пять зачётных, нельзя будет зачесть, если они снова начнут перемежаться провальными. Но это, похоже, и так ясно.
 

  Уже вроде бы всё было готово, чтобы явить данные заметки на беспощадный суд редактора, как вдруг прямо-таки с небес грянуло: встречные испытания «Тополя-М» и «Синевы»! И в точности в тот же день, когда столь успешно взмахнули «Булавой». Не будем докапываться, что значит «встречные». Понятно, что это какие-то не просто особо сложные, а нарочито усложнённые совместные испытания двух принципиально различных систем. Одна наземного, другая – морского базирования.
  И посыпались в ежедневных газетах коротенькие такие заметочки: какие же у нас всё-таки хорошие инженеры! Прямо душа радуется!
  Душа-то радуется. Но о начальстве тоже думать надо.
  «Это что ещё за новости! – скажет лицо, вхожее в верхнюю часть вертикали власти и время от времени исходящее оттуда к подножию. – Наш всенародно избранный президент денно и нощно требует модернизации, а вы пиарите какое-то допотопное старьё! Первый запуск этой вашей «Синевы» был в 1989 году! На вооружение принято – в 2007-м!»
  «Позвольте, – робко ответит деятель, так некстати обрадованный успехом «встречных испытаний», – так ведь независимые эксперты назвали «Синеву» шедевром морского ракетостроения…»
  Это какие же такие независимые?
  Представьте себе, германские. Где вы найдёте более независимых? Именно после их оценки всенародно избранный президент подписал указ о принятии «Синевы» на вооружение. Если бы наши всенародно избираемые президенты меньше зависели от независимых иностранных экспертов, а больше понимали в квалификации и добросовестности своих избирателей, этот указ появился бы лет на пять раньше.
  Оставьте свой доморощенный сарказм при себе. Вам русским языком сказано – модернизация! Вот и модернизируйте!
  «Ах, как вы правы, – ответит (или, вернее, не посмеет ответить) просвещаемое лицо. – Только по-русски не говорится – модернизация. По-русски говорится – «совершенствование». И заметьте, оно прямо предписывается действующими ГОСТами по надёжности».
  И как это прикажете понимать?
  Буквально. Ключевое понятие ГОСТов: эксплуатационные испытания объекта на надёжность как испытания, проводимые в условиях эксплуатации этого объекта.
  Вы, что, смеётесь надо мной?
  Да разве я смею? Просто-напросто ГОСТы предписывают любое использование готового объекта вести как испытания на надёжность. Выявление дефектов, особенно скрытых, создание штатных средств для обнаружения скрытых отказов, выявление каскадов зависимых отказов и так далее. А сверх того – эксплуатация объекта как испытания его на сохраняемость и долговечность. (Ты слова-то такие знаешь? – этот вопрос добавляется мысленно.) Тут чем допотопнее, как вы изволили высказаться, тем лучше. Модернизация вооружения – это слова, чтобы безграмотных политиков пугать. Или успокаивать. А совершенствование оружия – это нечто иное.
  Ну, знаете ли! Политики тоже люди. И тоже нуждаются в поддержке.
  Поддержим. Обязательно поддержим. Вот «Тополь-М» и «Синева» подтвердили свой уникальный класс – чем не поддержка? И президента, и премьера, и даже вице-премьера? Без них же не обошлось на этих пусках? Дали возможность высочайше квалифицированным людям поработать всласть и сделать что положено – как таких не поддержать? И впредь поддержим – лишь бы работать не мешали!