Тенор Сергей Менахин — неугасимая звезда

Сергей Менахин (30.04.1941—02.09.2002) — один из лучших теноров своего времени. В 1960-х годах окончил Государственный институт театрального искусства, где учился у С.Я. Ребрикова и Б.А. Покровского. Был солистом в труппе Детского музыкального театра и в Московском театре оперетты. «Особое место в жизни Менахина занимает оперетта. Называя её «Прекрасной дамой», он всегда остается её верным «рыцарем», — так писала о нём незабвенная Татьяна Шмыга.
Хотите — верьте, хотите — нет, но такого тембра не было даже у великих звёзд. У нас он «почти сгинул». Редкие записи! А ведь я слышал в концертах его Хозе, кавалера де Грие и Рудольфа из «Богемы». Дивное владение голосом, всё согрето сердцем, трагический темперамент паяца. Как-то он взял на репетиции высокую тесситуру в ариозо Канио и держал верхнюю ноту почти полминуты. Конечно, недоиграл, недолюбил и недопел! А вот забыть его — нет сил! Время бежит быстро, вскоре ему исполнилось бы 80 лет со дня рождения. Боль и восторг — это Сергей Менахин!

Впервые я увидел Серёжу там, где было традиционное место актёров. Правда, не в буфете, а в ресторане ВТО (Всесоюзного театрального общества). Мы устроились по соседству и оба громко заказали фирменное мясное блюдо тех лет — «Мясо по-суворовски». Он так тенорово «пропел» официанту заказ, что я обернулся и тотчас его узнал. Накануне видел его в какой-то телевизионной передаче. Он пел про «черноглазую казачку» с оркестром под управлением Ю. Силантьева.
Я знал, что он живет в моём районе, близ метро «Ждановская». Всякий раз, когда я его видел, мелькала мысль: «Надо бы познакомиться, ведь соседи». Задолго до этого в учебном театре ГИТИСа я слышал, как Сергей пел арию Хозе. Вроде и не его роль – нужна фактура, рост, гвардейский разворот плеч, но происходило чудо: он пел так мощно, ярко и страстно, что всё забывалось. Тогда весь зал вместе со мной кричал: «Браво!» В подобном репертуаре я слышал Сергея уже в поздние годы, когда вместе работали над спектаклем «Исповедь хулигана».
Когда ужин подошёл к концу и было выпито классические «сто пятьдесят», мы оплатили счета и стали готовиться на выход. Но вдруг в зал шумно вошла компания, во главе которой была дочь Брежнева Галина. Она двигалась с гордо поднятой головой и была похожа на штангиста, идущего на мировой рекорд. Для всех присутствующих это был стоп-кадр: неловкий и многозначительный… Но только не для Сергея. Какой-то молодой мужчина из сопровождающих Галину шумно поздоровался с ним, стал обнимать и приглашать к ним за стол.
— Нет-нет, Боря, не могу, — звонко ответил Сергей и что-то шепнул молодому человеку на ухо. Оба засмеялись и, простившись, Сергей пошёл на выход. Чуть позже вышел и я. В это время Сергей безуспешно ловил такси. Я отошёл вперед и неожиданно раньше поймал машину. Попросив водителя проехать чуть вперёд, я остановил машину, открыл дверь и спросил: «Сергей, вы на «Ждановскую»?
— Да, — удивленно и радостно воскликнул Менахин. Я имею давнюю привычку садиться сзади, поэтому предложил Сергею сесть впереди, рядом с водителем.
— Мы, кажется, соседи? — первым заговорил Менахин. — Вы ведь с Таганки? Я согласно кивнул и добавил: «Я «таганский» с Вешняковской».
— Тогда я «крепостной актёр» с «аллеи Жемчуговой», — подхватил он и рассмеялся. Сергей откинулся на спинку и замолчал. Потом вдруг продолжил:
— Чёрт побери, жаль мужика!
— Вы о чём? — спросил я.
— Да вот, о явлении «пресвятой богородицы».
Я вспомнил о шумной компании, вошедшей перед нашим уходом, и заметил:
— Вас, Серёжа, чуть не заграбастали. Как удалось отвертеться?
— С Галиной Брежневой был мой кореш по ГИТИСу – Борис Буряце. Вот его-то точно заграбастали. Продал Борька душу дьяволу. А ведь мог стать хорошим певцом.
— Он ваш приятель?
— Мы вместе учились у одного педагога, Сергея Яковлевича Ребрикова в ГИТИСе. Три тенора — Пьявко, Менахин и вот это чудо — Буряце. Теперь уж и я подключился: вспомнил, как мне рассказывали, что из ГИТИСа вместе с Пьявко попал в Большой и возлюбленный Галины Брежневой.
— Да что вы, какой «вместе с Пьявко». Владислава Пьявко приняли раньше и по конкурсу из трёхсот кандидатов, а этого подали на блюдечке с брильянтовой каёмочкой. Он только числится в Большом, а петь – не поёт. Впрочем, один дебют у него был. И я был на нём. Это была «Царская невеста» Римского-Корсакова. Он пригласил меня. Спектакль давали в Кремлёвском дворце. Сидел я в первом ряду, неподалеку от Галиной компании. Вокруг все в бриллиантах, парфюмерии — не продохнуть. Руки у всех в золоте, жестикулируют, громко говорят. А у меня ещё в этот день зубы болели… Я был, как гнилой зуб в «золотой оправе». Это был единственный спектакль в КДС, в котором Борис Буряце исполнил одну из ведущих партий.
— И какую? — спросил я.
— Пел он лекаря Бомелия. Было невероятно смешно: зрители смотрели то на сцену, то на Галину в первом ряду. В конце её друзья устроили Борису овации и преподнесли море цветов. Справедливости ради надо отметить, что Борис вполне профессионально справился со своей партией. Я его позже на каком-то концерте поздравил.
Такси выскочило на Рязанский проспект. Мы говорили о разных пустяках, но вдруг я напомнил ему, как он пел Хозе в учебном театре. Он засмеялся и вдруг с горечью сказал: «Господи, когда это было!». Я замолчал, а потом спросил невпопад: «Что, с голосом что-то?.. На прошлой неделе ведь всё в порядке было, вы пели про «черноглазую казачку».
— Про глаза-то я пою, а вот то, что умею и люблю, молчит во мне многие годы. И впрямь, видно, ростом не вышел…
Возникла долгая тяжёлая пауза. И вдруг я совсем по-свойски попросил его спеть. Он поёжился, развернулся к водителю с вопросом, можно ли? Тот кивнул. И тут в старом, подержанном такси зазвучал его голос. Было непривычно слышать такую мощь рядом, но это было так красиво, страстно, на каком-то беззвучном дыхании и на чистейшем итальянском языке... Он пел арию Неморино из «Любовного напитка».
И вот тут-то этот трудный день, поздно закончившийся спектакль, ужин в ВТО и дочка Брежнева с молодым «бриллиантовым любовником» показались мне такими мелкими, незначительными событиями. А вот этот проезд в такси, этот звучащий по всему Рязанскому проспекту неповторимый голос Менахина стали тем, что запомнилось мне на всю жизнь.

Валерий ИВАНОВ-ТАГАНСКИЙ.