slovolink@yandex.ru
  • Подписной индекс П4244
    (индекс каталога Почты России)
  • Карта сайта

Тайна длиной в три года

  27 марта 2007-го в столице Украины трагически погиб известный российский бизнесмен Максим Курочкин. Эта смерть до сих пор не разгадана.   Он был убит хладнокровно и дерзко — при выходе из Святошинского районного суда города Киева. Из финской снайперской винтовки «Сако»  его расстрелял киллер, прятавшийся на крыше близлежащего жилого дома. Смерть наступила мгновенно. После таких точных попаданий шансов не остаётся.

  Курочкин давно и успешно занимался бизнесом в Украине. У него был очень широкий круг знакомств, в том числе среди ведущих политиков, известных и влиятельных предпринимателей. Были и враги, пытавшиеся мешать, угрожать. Они преследовали цель выжить Макса из страны и загубить смелые, перспективные проекты, связанные со строительством первоклассных отелей «Премьер-Палас», «Ореанда», других крупных, серьёзных объектов. Когда не подействовали намёки и угрозы, в ход пошли более изощрённые методы. Сегодня многие говорят, что Курочкина специально выманили в Украину, чтобы под надуманным предлогом задержать, упрятать в СИЗО, откуда «помочь» бежать, а затем и расправиться.
  Сразу по прилёте из Москвы 20 ноября 2006 года он был задержан в Бориспольском аэропорту. Мотив — подозрение в вымогательстве 10 тысяч долларов США. Пока он был в СИЗО, 16 декабря убили его близкого друга, одного из содиректоров днепропетровского рынка «Озерка» Владимира Воробьева. Макс считал, что эта смерть — на совести тех, кто препятствует проникновению в Украину российского бизнеса, и заявлял, что его жизнь тоже в опасности. Эти слова для окружающих остались пустым звуком. Через 3 месяца, 16 марта 2007 года, в тот день, когда суд наконец приступил к рассмотрению дела Курочкина по факту вымогательства, произошло ещё одно громкое преступление — недалеко от Киева, близ посёлка Плюты, под прицельный огонь киллеров попал джип ещё с тремя друзьями Максима. Все трое, включая начальника его личной охраны Андрея Харчишина, были убиты. На следующем заседании суда Курочкин вновь заявил, что могут расправиться и с ним, но эти слова также не вызывают должной реакции правоохранителей. Судья объявляет перерыв до 27 марта. В этот день присутствующим в суде стало окончательно ясно, что грубо состряпанное, шитое белыми нитками дело разваливается. И когда Максима в сопровождении конвоиров выводили из здания суда через запасной выход, прозвучал роковой выстрел...
  Его эхо заставило содрогнуться не только Украину. Было возбуждено уголовное дело, о расследовании которого немало писали СМИ. Но розыск стрелявшего, как и тех, кто стоял за этим резонансным преступлением, вёлся ни шатко ни валко. И в конце концов сошёл на нет, перекочевав в категорию безнадёжных «висяков». Высокие чины в милицейских мундирах отвечали на вопросы журналистов неохотно, давая понять, что с «Максом Бешеным» (так чаще всего называли Курочкина украинские газеты) расправились свои, и, дескать, корни этого ЧП следует искать в сугубо... криминальных разборках. До сих пор преступление остаётся «висяком». Во всяком случае, официально не сообщалось, чтобы кто-то по этому делу был осуждён и понёс заслуженное наказание.   И тогда, и сейчас отец Курочкина — известный в прошлом дипломат, спортсмен, ныне поэт, ресторатор — уверен, что арест и смерть сына были заранее спланированы и осуществлены в Киеве. Накануне 3-й годовщины со дня гибели сына Борис Иванович ответил на вопросы «Слова».
  — Сейчас к власти в Украине пришли новые люди. Они сменили «оранжевых» и, соответственно, реанимируют многие серьёзные дела, которые были успешно похоронены и преданы забвению людьми Ющенко. Как вы считаете, сможет ли Партия регионов, чьи представители сейчас активно приходят к руководству силовыми структурами, раскрыть убийство Максима, найти и наказать организаторов и исполнителей этого злодеяния?
  — Очень бы хотелось в это верить...
  — Расскажите, пожалуйста, за что, по-вашему, все-таки пострадал Максим?
  — Главной мыслью и идеей Максима, где бы он ни работал, была достойная жизнь россиян и украинцев, двух братских народов. Бизнес его был открытым, прозрачным, он исправно платил налоги. Когда в Украине началась «помаранчевая революция», сын поехал туда — строил и реконструировал отели, организовывал таможенные терминалы, занимался другими полезными делами. Узнав об этом, очень известные российские дипломаты, со многими из которых я знаком лично ( мы общаемся на «ты»), советовали ему через меня поддержать «оранжевых». Но когда я в телефонном разговоре сказал об этом, он помолчал немного, а потом спросил: «Папа, а как же твои «Белая береза», «Молитва»?»
  — Это ваши стихи и песни, не так ли?
  — Да. Максим напомнил мне мои произведения, где говорится о любви к матери, к Родине, о людях, которые так много работают и так плохо живут...  И мне ответить на этот его вопрос было нечего... Только и вздохнул: «Ну, что ж, сынок, поступай так, как подсказывает тебе совесть!» Я в команде сына не был. Он меня туда не подпускал. Видимо, заботился о том, чтобы мы с супругой спокойно вели свой ресторанный бизнес.
  — В тот момент, когда убили Макса, вы были неподалеку, так как приезжали в Киев поддержать сына и тоже присутствовали в Святошинском суде. Что вы можете сказать — как случилось то, что случилось?
  — Когда мы с женой вышли из здания суда, то увидели, где он лежал — метрах в трёх, даже пяти от выходной двери во двор. И он никак не мог быть так далеко отброшен выстрелом. А за ним шёл конвоир, которого тоже ранило тем же выстрелом. Хотя он должен был идти впереди. Вы понимаете, это видел не только я, но и жена. Поэтому версию о стрельбе с крыши или чердака отбрасываю. Это первое. И второе. Как сообщил мне информированный человек, вся охрана суда, которая в тот день несла службу, моментально была заменена тогдашним министром внутренних дел Юрием Луценко. У меня возникает вопрос: почему?
  — А вы это точно знаете? Может, их отстранили на период следствия, так принято?..
  — Не знаю. Но мне сообщили, что охрану заменили другими людьми. И это тоже неспроста. Таким образом, моя версия следующая: всё подготовили заранее, чтобы исход событий был предрешён.
  — На первых порах высказывалась версия, связанная с переделом сфер влияния, — мол, Максим пал жертвой бизнесовых разборок...
  — Эту версию я исключаю. Сын был настолько широких взглядов, настолько понятливым, что любого противника в бизнесе понял бы и сделал так, чтобы было хорошо обоим. Он не шёл напролом. У него была светлая голова. Мог держать в памяти 500 человек и помнить, как кого зовут, кому какое дал поручение и когда надо проконтролировать выполнение. Это мне его сотрудники рассказывали. Бывало, вспылит, невзначай обидит кого-то, но и повинится потом, прощения попросит.
  — Но кому он мог хотя бы гипотетически перейти дорогу?
  — Для меня это по-прежнему уравнение со многими неизвестными. Одни говорят, это бизнес. Другие говорят, политика. Третьи... Третьих, пожалуй, и нет...
  — Он вам как-то давал знать о том, что ему угрожают?
  — Когда Максим уже сидел в СИЗО, мне сообщили, что ему там непросто, были даже попытки его убить. Приехав на свидание, спросил его: «Почему ты всё время в карцере?» Он, замечу, никогда не жаловался, никогда не просил о помощи. А тогда посмотрел на меня и сказал: «Папа, я там хотя бы высыпаюсь».
  — В карцере?
  — Да. И я дал слово, что сделаю все, чтобы его оттуда вытащить. Но только не побег устроить, как мне кое-кто предлагал сделать. Я понимал — его тут же застрелят в спину, и он будет виновен всю жизнь. Так вот, я обращался к тогдашнему президенту Владимиру Путину, писал его жене, Борису Ельцину...
  — Была ли какая-нибудь реакция с их стороны?
  — Представьте, что мне, человеку, с  16 лет вставшему к станку, прошедшему завод, шлифовальщику 4-го разряда, рабочему высокой квалификации, бригадиру одной из первых комсомольско-молодежных бригад, матросу Балтийского флота, спортсмену, выступавшему за ЦСКА и сборную СССР наряду с такими выдающимися мастерами, как В. Попенченко, Б. Лагутин, В. Агеев и другие, дипкурьеру с 23-летним стажем, одному из первых рестораторов, открывшему свой бизнес и уплачивающему налоги, — мне не только не помогли, но даже не ответили!
  — Как вы думаете, почему?
  — Не знаю. В день убийства Максима я просил о встрече с послом в Украине Виктором Степановичем Черномырдиным. Мне ничего от него не нужно было, кроме сочувствия и понимания. Звоню раз, представляюсь — его нет. Оставляю номер своего мобильного, прошу перезвонить — не перезванивает.
  Чиновники, которые так «берегут» своих начальников от людских бед и напастей, просто зажрались. Они думают, что без них мы, простой народ, не проживём. Нет, проживём. А вот они без нас — нет. Это мы созидаем, а не они. Всё, чего я прошу, — это сочувствия и справедливости. Наказания тех, кто так или иначе был причастен к смерти моего сына. Тех, кто организовывал убийство и с чьего молчаливого согласия оно было совершено.
  — Вы называли Луценко тоже виновным в том, что случилось. Как это можно пояснить?
  — Он привлёк сына по совершенно надуманному предлогу — за вымогательство. Помилуйте, человек, через руки которого проходили миллионы, вдруг «вымогает» 10 тысяч долларов? Это, по меньшей мере, смешно. И суд-то ведь рассыпался. Даже обвинители не знали, что говорить. И когда это поняли, то решили просто убрать Максима. Понимаете, мне плевать на все угрозы...
  — Были угрозы?
  — К моему ресторану присылали иномарку, на которой вместо номера был изображён череп со скрещёнными костями. Я вышел, посмотрел, сел в свою машину и уехал. И позвонил охранникам, чтобы проверили, кто это был. Но эта «Ауди-6», как оказалось, уехала сразу за мной.
  — В милицию не обращались по этому поводу?
  — А смысл? Смысла обращаться в милицию я не видел и не вижу.
   — Что-то ещё можете добавить к сказанному?
  — Когда был убит сын, я нашёл в себе силы зайти к судье Ясельскому. Я его не оскорблял, был очень выдержан и сказал: «Господин судья, я понимаю, что вы связаны по рукам и ногам и не могли ничего сделать. Но вот сегодня, когда уже нет Максима, хочу попросить вас не заканчивать дело в связи с его гибелью, а закончить его или оправданием, или приговором. И это будет с вашей стороны честно. У вас ведь тоже есть дети. Подумайте, с ними тоже может так случиться».
  — И что Ясельский?
  — Он Максима, как сообщалось, оправдал. Когда прокуратура подала апелляцию, он её отклонил и опять оправдал. У меня эти два оправдательных приговора на руках...
  — Вас официально уведомляли о прекращении следствия или возобновлении уголовного дела?
  — Нет, не уведомляли. И я буду требовать, чтобы дело продолжалось и чтобы по нему была наконец установлена истина. А если ко мне не прислушаются, обращусь в Страсбургский суд. И ещё. То имущество, которое принадлежало Максиму, должно принадлежать его семье. Нам, родителям, ничего не надо. Это надо его семье, его детям, которые должны учиться и нормально жить.
  — А как, кстати, его семья? Встречаетесь ли вы, ходите ли вместе на кладбище?..
  — Знаете, это очень личное. Я не хотел бы на эту тему говорить. Я вам и так все честно о Максиме рассказал.
  — У вас же ещё один сын есть, младший – Денис. Как у него складывается?
  — У них с Максимом разница ровно год. У Дениса сейчас два сына и дочка...  
   — Снился ли вам Максим?
  — Мне нет. Но прилетал его  близкий друг Алдан. Сидим у нас дома, горюем. И Алдан рассказывает сон: будто Максим живой, и он у него спрашивает, почему так всё случилось, а мой сын отвечает — так суждено было...
  Сын уходил из зала суда, громко сказав: «Я вас всех люблю и всех прощаю».
  Он — простил. А я не могу. Извините...
Беседовал

Александр ИЛЬЧЕНКО, заслуженный журналист Украины,
специально для «Слова».
Киев.

 

 

Комментарии:

Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий


Комментариев пока нет

Статьи по теме: