Синяя птица Людмилы Целиковской. 8 сентября легендарной актрисе исполнилось бы 100 лет

Долго думал, с чем могу сравнить Людмилу Васильевну Целиковскую. Подсказку дала она сама. «Реки текут по-разному. Одни по равнине – плавно и вольно, другие – низвергаясь водопадами; мне же пришлось пробираться и перескакивать через камни и пороги…». Эврика! Вот и сравнил бы её с Волгой (Людмила Васильевна и родилась в Астрахани) – привольной, прихотливой, меняющейся на глазах, поражающей своей величавостью. И притом, кажется, не таящей в себе скрытого коварства, как натворившие столько бед реки в Иркутской области. Людмила Васильевна была цветущим лотосом, неувядающей кувшинкой с Волги.

Мы познакомились и тут же подружились на – теперь уже можно сказать – историческом просмотре «Доброго человека из Сезуана» в театре на Таганке. Как и многих, поразили её глаза, сияющие голубизной. Она предстала нам женщиной особой – зрелой красоты, не потерявшей свежести и обаяния молодости. На нынешних премьерах и светских раутах в глазах расфуфыренных и гламурных участников Людмила Васильевна показалась бы замарашкой. Хотя выглядела она всегда безупречно.
У Людмилы Васильевны не было умопомрачительных «висюлек», которыми с ног до головы увешаны современные «звёзды», заполонившие, как борщевик, телевизионную и прочие злачные «поляны». Не было миллионов в банках — своих и чужих, в офшорах. Не было особняка на Рублёвке, виллы за «бугром». Была дача, построенная из добытых с неимоверным трудом стройматериалов. Халупа, по нынешним понятиям. Не могла Людмила Васильевна затмить глаза и коллекциями нарядов, обуви, дамских сумочек. Эти причиндалы, как музейные ценности, покоятся в спецхранилищах нынешних «титулованных» владельцев.
Была единственная квартира на Садовом кольце, на улице Чайковского, 18 (ныне Новинский бульвар). Но какая! Ей не было, да и нет цены. Там собирался цвет тогдашнего столичного общества: Борис Пастернак, Пётр Капица, Юрий Трифонов, Борис Можаев, Фёдор Абрамов, Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский – всех не перечесть. Стены «сталинского» дома хранят звуки гитары и уникальный, с хрипотцой, голос Владимира Высоцкого.
Постоянно захаживали «на огонёк» Лев и Ирина Делюсины – ближайшие друзья. И мы с женой – друзья друзей. Свои апартаменты Людмила Васильевна делила с мамой Екатериной Лукиничной, сыном Сашей и Юрием Петровичем Любимовым. Последним мужем, с которым она прожила 18 лет. Дольше, чем с предыдущими спутниками жизни. А было их – пятеро.
Нет, она не была той, что в народе считается ветреной вертихвосткой, чеховской попрыгуньей, которую Людмила Васильевна блистательно сыграла в одноименном фильме. За эту роль получила приз «Серебряного льва святого Марка»I степени Венецианского кинофестиваля. Она всё совершала по зову души, и так же влюблялась. Были ошибки молодости, скоропалительные браки. Но были и союзы, оставившие неизгладимый след: с архитектором Каро Алабяном, отцом её единственного сына, с коллегой по кинематографу Михаилом Жаровым и другим коллегой по кино и театру — Юрием Любимовым.
И вот узнаю: квартира, которая могла бы стать музеем, выставлена на продажу. Не сомневаюсь: друзья бы скинулись, чтобы сохранить реликвию. Но их уж нет. Да не те сегодня и времена, чтобы совершать благодеяния. О нынешних нравах хозяйка квартиры ещё успела сказать: «Люди, на мой взгляд, заметно охладели к хорошему, стали эгоистичнее, циничнее. Куда-то ушли братство, желание помочь друг другу, доброта, милосердие». Это — упрёк всем нам, живущим. Принимаю его и я.
Жизнь Людмилы Васильевны — захватывающий многосерийный фильм. Фильм о Личности, какой и была Целиковская. В годы Великой Отечественной войны юная актриса в составе артистических фронтовых бригад выступала перед воинами. Случалось, в небе над импровизированной сценой кружили фашистские самолёты. Очевидцы рассказывали, что бойцы шли в бой со словами «За Родину!», «За Целиковскую!». Не тогда ли она обрела бесстрашие, которое стало отличительной чертой её характера. С этой неустрашимостью она встречала жизненные невзгоды и недругов – официальных кураторов искусства.
Когда случилась беда с сыном Сашей, заболевшим полиомиелитом, Людмила Васильевна перестала сниматься в кино, оставила свою единственную театральную сцену – вахтанговскую (за 50 лет около 40 ролей) и целый год не отходила от сына. Заново учила ходить. По многу раз в день делала массаж. И выходила, совершив материнский подвиг. Сын ответил такой же самоотверженностью, когда безжалостный рак приковал её к постели. Она умерла на руках любимого сына.
Бедой стало и расставание с Юрием Петровичем Любимовым. Ведь это было и расставание с Таганкой – их общим детищем.
С чего всё начиналось? Людмила Васильевна предложила Юрию Петровичу прочитать пьесу Бертольда Брехта «Добрый человек из Сезуана». Ни пьеса, ни автор не пользовались известностью. Любимову, преподавателю Щукинского училища (где когда-то училась и Л.В.), пьеса понравилась. И он – это было в 1963 году – поставил её на студенческой сцене. Успех был потрясающим. Целиковская уговорила посетить спектакль Анастаса Ивановича Микояна, члена Политбюро ЦК КПСС. В своё время он покровительствовал Каро Алабяну – её мужу, а после его смерти взял под крыло его семью. Успех труппы приветствовал Константин Симонов в «Правде», предложив создать «молодой театр».
На мой взгляд, роль Целиковской в становлении любимовской Таганки до сих пор остаётся недооценённой. Она легко находила общий язык с молодыми актёрами, формировала и сплачивала труппу. Обнаружился и незаурядный литературный талант актрисы – из-под её пера вышел сценарий пушкинского спектакля «Товарищ, верь!». Свой след оставила она и в других постановках (27 спектаклей на Таганке).
Любимов ценил усилия своей помощницы. Ценил её поистине гладиаторскую борьбу с цековским начальством и московским чиновничеством, которые, как оказалось, проморгали возникновение театра, ставшего рупором свободомыслия. Людмила Васильевна защищала театр с отвагой участницы творческих фронтовых бригад. Сам Любимов не отличался таким же бесстрашием в схватках с «верхами».
Нам с женой казалось, что Юрий Петрович побаивается Людмилы Васильевны. Недаром он называл её Генералом, и это шутливое прозвище было отнюдь не шуточным. И вот этот Генерал, когда его подопечный проштрафился, пленившись в Будапеште чарами молодой переводчицы Каталины Кунц, тут же отправил изменника в отставку. Чемодан с его пожитками был выставлен на лестничную площадку.
Друзей Целиковская поставила перед жестким выбором: или я или он. Сочувствуя Людмиле Васильевне, переживая разрыв вместе с ней, мы были не в силах порвать с Юрием Петровичем и его Таганкой. Остаться на нейтральной полосе нам не удалось. Осталась только горечь от потерь. Время, думается, рассудило нас, расставив всё по местам. Бескомпромиссность не всегда хороша. Компромиссов не избежать, если хочешь решить проблему без победителей и побеждённых. Они неизбежны. Ведь непогрешимых не существует.
Мы не знаем о раздумьях Людмилы Васильевны после случившегося. Терзали ли её сомнения в правильности решения? Или она лишь укрепилась в сознании своей правоты? Но вот эпизод, который, возможно, многое прояснит. Через несколько лет после разлуки моя жена Светлана и Людмила Васильевна случайно встретились у касс Ленинградского вокзала. И бросились в объятия друг другу…
Разве можно было забыть всё, что нас связало? На Таганке и вне её. Вспоминаем совместный летний отпуск. Это было в Эстонии, когда ещё терпели русских, когда вражда ещё не расцвела пышным цветом, а жалила исподтишка. Целиковская и Любимов занимали маленький домишко, предоставленный Эстонским театральным обществом. А мы обитали неподалёку в старом доме на хуторе, где нас приютила – на два десятка лет! – старая мудрая Лиззи, которая если и делила людей, то не по национальности, а по бесхитростному житейскому принципу: добрый, не добрый.
Мы щадили друг друга, стараясь не обременять московскими проблемами. Покупали у рыбаков камбалу и угрей, сами их коптили: соседи, убедившись, что мы не «оккупанты», предоставили нам свою коптильню. Каждый день начинался с похода в лес, который щедро одарял обилием ягод и грибов. Белые росли по обочинам лесных дорог — крепкие, как камни. Подосиновики красовались на лужайках среди валунов. Кочки были усыпаны брусникой, клюквой. Заросли малины, ежевики – не продраться.
С детства привык ходить по грибы, считал себя заядлым сборщиком. Но в Эстонии понял: куда мне тягаться с Людмилой Васильевной. Издали завидев гриб, она бежала к нему, как будто кто-то мог её опередить. С червивым грибом расставалась неохотно. Наблюдал, как она чистит и готовит: мелко-мелко крошила добычу, чтобы не было видно, что натворили червячки. Маленькие хитрости бесхитростной женщины.
Прохладная, прозрачная Балтика заманивала на пляж. Сосновый бор чуть ли не входил в море. Наша лагуна была, как глаза наших жён – мы так её и прозвали «голубой». Каюсь: грешили против норм экологии, чистили рыбу и грибы у самой кромки моря. Но набегающие волны уносили сор, как расторопный официант использованную посуду в ресторане…
Мы ещё больше сблизились в отпуске… Так что казалось, ничто не может нас разлучить…
В своём кругу, отдавая долг памяти и благодарности, отметили 100-летие Юрия Петровича. И так же будем отмечать 100-летие Людмилы Васильевны. Им в сущности было нечего делить. И мы их не делим.
Разлучница Каталин, Катя – так зовут её московские друзья – сумела, как заправский терапевт, продлить годы Юрия Петровича. Она родила ему сына Петра. А Юрий Петрович прославил себя новыми спектаклями и операми на сценах многих городов земного шара. Каталина выпускает сейчас книги воспоминаний, создала фонд в память о нём.
Так Жизнь – справедливо! – воздаёт всем должное, расставляет всё и всех по местам. И все точки над «и»…
«Мне всегда кажется, что свою синюю птицу я так и не поймала», — посетовала Людмила Васильевна с присущей ей скромностью. Любой, кто хоть чуть-чуть знаком с её творчеством, не согласится с этим утверждением. Синюю птицу она не выпускала из рук до последнего дня, когда закрылись её сияющие глаза. Своих юных киногероинь, которыми восхищались и которым старались подражать миллионы, она как-то назвала «восторженными дурочками». Такова была её взыскательность к себе, к своему творчеству.
«Людям милая» — расшифровывается славянское имя Людмила. Целиковская стала – и пребудет – таковой для всех ценителей истинного искусства. Сергей Михайлович Эйзенштейн, один из учителей, просмотрев «Сердца четырёх», сказал: «Целиковскую не надо хвалить — её надо снимать». Снимать уже некого и некому. Хвалу же воздала ей сама Жизнь.

 

Владлен КУЗНЕЦОВ