slovolink@yandex.ru
  • Подписной индекс П4244
    (индекс каталога Почты России)
  • Карта сайта

Щедрый душою. Художник Борис Борисов

Летом, перед самым отъездом из Пензы, где мы всей семьей проводили отпуск, я решил побывать в выставочном зале Союза художников, где давно не был. Там готовилась новая экспозиция. Старые работы снимали и уносили, новые стояли вдоль стен или лежали на полу. Это были в основном пейзажи, натюрморты. Авторы — всё знакомые фамилии.
И вдруг я замер от неожиданности. Три небольшие работы просто заворожили меня. Они не походили ни на одну из выставляемых и поражали удивительно тонко переданным настроением и твёрдым пластичным рисунком. Оторваться от них было невозможно. Всё было гармонично: и композиция, и свет, и колорит. Всё. Было видно, писал мастер высочайшего класса. Но кто?
За несколько десятков лет (в Пензу я приезжал почти каждое лето) я со многими местными художниками перезнакомился и даже подружился, но таких совершенных работ, кажется, ещё не видел. (Да простят меня они.) Я прочитал фамилию, о которой прежде не слышал: Борисов Борис Дмитриевич.
Общая стоимость картин его была не так уж и значительна, но всё-таки весома. А мне предстояло возвращаться в Москву на машине, да еще с заездом в другой город. Расходы надвигались чувствительные. Надо было разговаривать с художником, чтобы мне пошли навстречу и сделали скидку. Адрес Бориса Дмитриевича достал быстро. И узнал: работы его пензенские художники выделяют особо. Меня он встретил на автобусной остановке. Стоял с авоськой, в которой лежала бутылка молока, сыр, хлеб и еще что-то.
— Ходил в магазин. Надо что-то к чаю было купить, — сказал он.
Поразила его скромная одежда и сердечное (совсем не наигранное) отношение к незнакомому человеку.
Пока шли до его дома, он рассказал без утайки и прикрас о своём житье-бытье. Живет один, похоронил жену (о ней, замечательном графике и вдумчивом педагоге, я уже слышал от знакомых художников. Есть дочь, живёт в другом городе.
— Вот выставляю работы, да их никто не покупает. Денег-то нет у людей. Повисят-повисят, забираю и племяннику отдаю (как в эту минуту я позавидовал племяннику!).
Идет, оборачиваясь ко мне, улыбаясь и глядя на меня изучающим цепким взглядом, как это бывает только у художников.
Узнал, пока шли к дому и затем поднимались на второй этаж: родился в деревне Паустово Владимирской области в 1938 году. В следующем году 80 лет будет.
Профессию художника выбрал почти мальчишкой, когда в художественной школе Мстеры, на открывшейся в Вязниковском районе Владимирской области фабрике, занялся лаковой миниатюрой. Получалось неплохо, работал с интересом, но было желание писать широкой кистью. Забегая вперёд, скажу: работа с иконописцами в те годы не прошла бесследно. Своим студентам он будет позже говорить: «У иконы нужно учиться живописи».
В армии (службу проходил на флоте, на Кольском полуострове), подружился с Игорем Сидельниковым. В короткие часы отдыха писали с ним морские пейзажи, вели разговоры о живописи. Он-то и посоветовал Борису ехать после армии в Пензу. Так он и сделал. С тех пор художественное училище имени Савицкого стало домом для Бориса Дмитриевича, его семьей в прямом и переносном смысле. Вёл здесь много десятков лет «рисунок», «живопись» и «композицию». Здесь была его творческая мастерская, здесь преподавала «рисунок» его жена Валентина Николаевна.
Первое, что поразило, когда пришли на кухню пить чай, — аскетичность жилища. Кухня, а затем и увиденная мною большая комната с картинами друзей, скорее напоминали келью. В коридоре, в прихожей, висел на вешалке старый, удивительно чистый костюм и старая выглаженная рубашка. На кухне старая добротная мебель.
— В 70-е годы, — пояснил Борисов, — мы с женой снимали комнату на улице Володарского. В ту пору многие избавлялись от старой мебели. А нам жалко её было. Подбирали, а я отреставрировал. Старые вещи, они своё время хранят.
Действительно, было уютно на кухне. Выпили чай, поговорили об художниках, старых временах. Узнал, работы его находятся (говорил без малейшего хвастовства, просто констатируя) в Пензенской картинной галерее, в Тернопольском областном краеведческом музее, в Неверкинской картинной галерее, в частных коллекциях Германии, Франции, Японии.
Но по всему, живётся ему трудно.
В большой комнате на стенах работы в старых рамках — подарки друзей. Здесь же и чудесные графические работы его жены.
Вслед за Борисом Дмитриевичем прошел на балкон и встал как вкопанный, так как это было в выставочном зале. Светлые занавески спасали от ослепительного солнца, бьющего в глаза. А на фанерных планшетах и досках, прикреплённые кнопками, висели дышащие радостью и светом, солнечные работы. Лето, осень, река с выходящей из неё купальщицей… Да Боже ж ты мой, почему же раньше я не знал такого художника!
И я начал лихорадочно прикидывать, в какую сумму могут обойтись две живописные миниатюрные картинки, от которых совсем невозможно было оторваться.
Завёл было речь о великолепном осеннем этюде, трогающем душу, но услышал в ответ (сказано мягко, но угадывалась твёрдость; голос с легкой хрипотцой или так мне показалось):
— Не продаю, пока не закончено.
— Да что же здесь незаконченного. Рамку заказать и на стену.
— Нет, нет, и не уговаривайте, — и в голосе я вновь почувствовал твёрдость. — Пока не кончу, нечего и говорить о продаже.
— А когда же?
И услышал вдруг неожиданное признание (и вновь очень мягко);
— Я ведь как работаю. Пишу, пока настроение есть, и вдруг вспоминаю, хорошо бы вот на той, отложенной, добавить кое-что. И достаю её, отложенную в прошлом или позапрошлом году, и делаю. Так вот. А новую откладываю. Так что ждите, когда кончу.
— Да я и такую у вас готов приобрести…
— Нет, не закончена она. Вот здесь и вот здесь надавить света надо, — и он указал пальцем на нужное место.
Начали смотреть работы, стоящие у старого шкафа. Какие-то он пропускал, не доставал, а другие вытаскивал и ставил передо мной. Надо было их видеть. Особенно графику Валентины Николаевны. Рисунки её украсят любой музей мира. И он, видимо, давно это знает. Но пока никому не отдаёт. Хотя были случаи, когда он дарил свои работы Пензенской картинной галерее.
Позже я прочитал об этом в проспекте галереи: «Одним из почётных дарителей Пензенской областной картинной галереи является Борисов Борис Дмитриевич. Судьба художника тесно связана с Пензенским художественным училищем. Здесь он учился, здесь же и преподаёт уже почти 40 лет.
Борис Дмитриевич — частый гость галереи. Для нас очень важна оценка этого доброго, мудрого человека. Его тёплые, искренние, наполненные светом работы являются украшением нашей коллекции». Речь шла о картинах: «Золотые купола», 2010 г.; «Зимний вечер», 2014 г.; «Сиреневый вечер. Семиключье». 2012 г.; «Старая Пенза. Половодье», 2012 г.
Признаюсь, так и хотелось ещё и ещё смотреть на картины. И я порадовался мысленно за тех будущих владельцев, которым они достанутся.
Надо сказать, Борис Дмитриевич показал мне тогда и художественный альбом его дочери, художницы. Как же я был рад, когда увидел: дело отца в надёжных руках.
Мысленно пообещал себе, что напишу статью об этом человеке.
Подумать только, за столько лет ни одна душа не догадалась написать об этом, не побоюсь сказать, гениальном художнике и скромнейшем человеке.
Пожалел, что нет диктофона. И задумался: как писать, находясь далеко друг от друга и не имея никакой возможности общаться, кроме как по телефону. Но ведь это затратно для старого человека.
И уже в Москве пришло решение. Позвонил Борисову, объяснил, что напишу статью, если он мне даст телефоны своих учеников.
— Поговорю с ними, порасспрошу и будет статья. Будет, — заверил я его.
На том и сошлись.
Телефоны были получены, задание ученикам дано: собраться с мыслями и сказать главное о своём учителе.
И скоро получил от них ответы.
Расскажу немного и об учениках.
Первым отозвался Владимир Викторович Пентюх, работы которого я не однажды видел на выставках. Чем-то они напоминали мне Левитана, Коровина, а теперь вот и Бориса Дмитриевича Борисова.
Ему за пятьдесят, родился на Украине, в Чернигове. Пензенское художественное училище имени Константина Савицкого окончил в 1989 году. Заслуженный художник РФ, член Союза художников России с 1996 года.
Работает в традициях русского реалистического пейзажа. По собственному признанию, ему близки прежде всего мастера пейзажа настроения — А. Саврасов, В. Поленов, И. Левитан, К. Коровин, В. Серов, Л. Туржанский, А. Пластов, В. Стожаров.
Не однажды ездил на Север; полюбил его первозданную природу.
Очень хороши северные пейзажи у Владимира Пентюха. Эти панорамы пребывающих в какой-то дремотной тишине изб, которые, кажется, стоят здесь со времён сотворения мира.
Русский Север ещё не успели испоганить. Процесс разрушительной глобализации пока, слава Богу, не коснулся его. Он ещё продолжает хранить в себе вековые культурные традиции, и это счастье для нас.
Серьёзность, с которой работает Владимир Пентюх, подкупает. И где-то, в работах его, слышишь дыхание его учителя.
Вот рассказ Владимира о нём.
«Борисова Бориса Дмитриевича я увидел в 1985 году, когда приехал поступать в Пензенское художественное училище им. К. А. Савицкого, которое являлось одним из лучших в Советском Союзе. Экзамен по живописи. Заходит человек, похожий, по моему мнению, на Чистякова, с бородкой, с прищуренным пронзительным взглядом, как мне показалось, очень строгий.
В тот момент не мог представить себе, что этот человек станет одним из самых лучших моих друзей.
Первые мои попытки в этюдах, которые мне казались достижением, Борис Дмитриевич отмечал только на 3. Через полгода всё изменилось. Я начал получать повышенную стипендию во многом благодаря ему. Он много не говорил и не объяснял, надо было чувствовать его неудовольствие и молчание, что мне пригодилось дальше, когда я учился в институте...
Занятия вёл так, что нам все завидовали. Постановки ставил из старинных предметов и драпировок, из своего личного фонда. Ставил натюрморт ли, портрет, фигуру — каждая постановка была характерной. На что обращаешь внимание: прежде всего твердый и в то же время пластичный рисунок, силуэт, проработка деталей, а главное любовь к натуре. Иногда работали без перерывов, натурщицы терпели, и он требовал от нас того же.
Поправлял ли что? Поправлял, но только иногда, у слабых студентов: брал кисть пошире, очень ругался, когда не было в достаточном количестве красок на палитре. Писал, как танцевал, то вплотную к холсту, то отбегал метра на три, пристально смотрел, прищуриваясь, и, прицелясь, мигом возвращался к холсту. Нас это всех завораживало. Его энергия передавалась нам. Мастерская превращалась в суету муравейника.
На этюдах долго бродили по лесу, выбирая мотив. Брал ли маленькую картоночку или побольше холст, без рисунка писал от главного широко. Я как-то наблюдал из-за спины: этюд получался очень здорово, но Борис Дмитриевич его моментально мастихином стер. Мне было очень жаль.
О лесе, природе, грибах, рыбалке, Родине, родителях мог говорить часами.
Борисов Борис Дмитриевич очень самобытен. В нём сплелись крестьянское начало, икона, декоративность мстёрской школы и академизм. У него тонкий вкус и чувство меры в живописи, что бывает очень редко. Он очень требователен к себе и к окружающим».
Вслед за Владимиром Пентюхом отозвался Михаил Алексеевич Калинин.
По его работам, увиденным позже, я вдруг понял, какое сильное влияние оказал на него Борисов. В работах заметно угадывается почерк любимого учителя.
Михаил Алексеевич (родился в 1974 году) ныне преподаватель Пензенского художественного училища имени К. Савицкого. В своих работах обращается к национально-русским мотивам. Открытый человек с широкой душой, он и в творчестве остается предельно честным, сохраняя при этом высочайший художественный уровень. Гроздьями его «Рябины», заметил один из художественных критиков, так и хочется наполнять ладони, а пространство «Вместилища Духа» лучится духовной силой и призывает сердце к молитве.
Вот его слова о своем наставнике: «С моим учителем Борисом Дмитриевичем Борисовым имел честь познакомиться ещё до поступления в Пензенское художественное училище им. К. А. Савицкого.
Это было в коридоре, возле мастерской живописи, где в коричневой безрукавке, поверх — чёрный халат, человек с русой бородой и аккуратно зачёсанными волосами показывал каким-то ученикам работу. Это был Борисов. Как я позже узнал, показывал он работу Волкова — этюд «Девочка с цветком», находящийся в запасниках училища. С какой любовью и теплом он рассказывал об этой работе! Глаза его искрились, и дыхание было сбивчиво. Я смотрел то на него, то на работу. От них обоих исходила какая-то добрая энергетика, для меня не объяснимая.
Через год я уже учился у него в группе. Параллельная группа нам очень завидовала, что мы учимся у такого преподавателя.<...> Сам его процесс обучения — это просто песня. Как искусно он владеет кистью! Слегка пройдётся по холсту, и работа ученика приобретает другой вид. Его заботу о своих учениках мы чувствовали в каждой мелочи. То мойку для кистей нам мастерил, то вёдра с водой приносил, чтобы мы время не тратили на поход за ней, и даже, когда его не было в мастерской, процесс просмотра домашних работ Борис Дмитриевич смог построить так, что у нас шла постоянная конкуренция, кто больше и лучше. Да его постановки были фрагментом живой природы: то настоящий песок или даже вода, то настоящий пень или ступа. Даже мох использовал. Многие студенты бегали посмотреть новую постановку Борисова и даже ходили и работали с нами с его разрешения».
Чем более читал я заметки учеников о Борисове, тем ближе становился он мне.  
Следующим подал голос Александр Горячев. Очень интересный и славный художник. Родился в Сызрани в 1978 году. В 2012 году на 18-м Международном художественном салоне во Франции завоевал первый приз в номинации «Живопись маслом». Работает в жанре пейзажа, создавая его в духе русского реализма.
Буйство красок, смелые мазки — вот то, что характеризует его работы.
— Художник не должен скучать за мольбертом, — говорит он поклонникам. — Картины, созданные в мастерской, перерисованные с этюдов, — это не то. Когда пишу с натуры, все пережитые эмоции отражаются на полотне.
Азарт молодости, игрока угадывается в нем. Но с какой серьёзностью относится он к своей работе и работам своих учеников! И за всем этим угадываешь опять-таки влияние любимого учителя — Бориса Дмитриевича Борисова.
«Когда я впервые приехал из Сызрани в Пензу поступать в художественное училище, — пишет он, — и в первый раз с мамой медленно открыл тяжёлую входную дверь, то передо мной, между античными скульптурами, появились на ступенях блики света, которые уводили взгляд дальше вверх на огромное арочное окно, лучащееся и манящее.
В сознании скользнуло, будто алтарь или храм. Высокие коридоры, наполненные теплыми рефлексами, привели меня в аудиторию приёмной комиссии. Меня спросили, где учился и у кого хочешь учиться. Я сказал, что учился в Сызранской детской школе у Садовского Николая Ивановича, а учиться хочу, так как не знаю никого в училище, у самого престарого преподавателя. Похвалили мою школу, и вот так судьба меня свела со скромным, аскетичным служителем этого храма искусств седовласым с лучистыми глазами.
На протяжении всех лет обучения и после Борис Дмитриевич показывал пример трепетного служения искусству...
И сейчас, спустя много лет, когда бываю в Пензе, с таким же трепетом вхожу в его квартиру в панельной многоэтажке, в белых стенах которой живёт и творит светлый человек.
Он занимает свою нишу в искусстве как тонкий, чуткий живописец и педагог. В личности этого талантливого преподавателя и художника отражается глубинный код русского человека во всём многообразии его ипостасей от характерного «володимирского» говора — «гоже» до импульсивного холерика, зажигающего своей энергией учеников».
Коротко скажу и об Алексее Каменеве.
Ему сорок лет. Он из тех, кто, судя по его замечательным работам, предан заветам русской художественной школы живописи.
Вот его заметка о любимом учителе:
«Вспоминаю, когда я был ещё абитуриентом и выставил свои работы в коридоре для допуска на вступительные экзамены в художественное училище, мимо проходил человек с бородой в сером длинном халате, как инок. Как у Толкиена Гендальф — серый. Остановившись у моих работ и посмотрев их, он сказал: «Гоже!». Я не понял, кто это и что он сказал. Потом узнал: это преподаватель художественного училища Борисов. И я сказал себе: вот у него я и хочу учиться — и записался к нему в группу.
С этого и началось моё художественное образование и дружба с Борисом Дмитриевичем.
Он очень аскетичный человек и очень требовательный ко всему, что касается живописи.
Вспоминаю случай, когда я после первого курса, летом, жил на даче в Ахунском лесу и мне захотелось написать большую работу маслом на холсте, но у меня не было ничего, кроме масляных красок. Я нашёл какие-то старые рейки от забора, напилил их и сделал подрамник больше метра по большой стороне, распорол льняной мешок из-под картошки, натянул. А чем грунтовать? И вспомнил рассказ Бориса Дмитриевича о том, что он за неимением желатина грунтовал клейстером. А у меня, кроме муки, ничего и не было. Сварив, как говорится, обойный клей — клейстер, я подготовил холст и поехал на велосипеде писать побудивший меня на подвиги старый дуб. Писал его я долго, несколько дней, старательно создавая фактуру… В общем, творил искусство. После летних каникул, в сентябре, привёз показать свой шедевр Борисову. Как сейчас помню: во дворе художественного училища, под кронами старых деревьев я представил свой труд Борису Дмитриевичу. Он посмотрел и сказал: «Молодец!» Я разомлел. Затем, встав, он произнёс: «Подожди, сейчас я приду». И ушёл в свою мастерскую. Вернулся через несколько минут с большим тесаком. Дав его мне, велел соскоблить всё написанное. Не понимая для чего, но, доверяя ему, я сделал всё, как он просил. Затем он сказал: «А теперь поверни его вверх ногами и иди, напиши на нём новую работу». И я написал. И написал очень хорошую работу, которая потом экспонировалась в выставочном зале художественного училища и на других выставках. Вот такая история».
Последним, с некоторой задержкой, прислал свой отзыв Денис Санталов.
Имя его на слуху у пензенских любителей живописи, у верующих людей. Все помнят его картины «Храм строится», «Казанскую несут» и другие, не менее талантливые работы, связанные с историей Пензы. В наше непростое для искусства и живописи время отрадно, что находятся люди, которые придерживаются классической школы живописи и проповедуют в своем творчестве реалистические традиции.
Денис Санталов преподает в Пензенском художественном училище.
– Денис Олегович, когда вы решили стать художником? — как-то спросили у него.
– Не знаю, как-то всё само собой получилось, — ответил он. — Я с детства неплохо рисовал, лепил. Но у меня не было мыслей, что это станет моей профессией. А потом лет в семнадцать что-то прочитал, увлёкся, меня захватила романтика, и я захотел связать свою жизнь с искусством. Я окончил Пензенское художественное училище им. К.А. Савицкого и теперь в этом же учебном заведении обучаю новые поколения художников. Кстати, училище очень известно в нашей стране и считается одним из лучших. Наши ученики после окончания разъезжаются по всей России. Художественное училище сохраняет сейчас, когда в изобразительном искусстве смутные времена, верность реалистической традиции.
– А откуда такая любовь к истории Пензы, причём Пензы православной? — последовал вопрос.
– Может быть, оттого, что я коренной житель Пензы и православный?
– Есть ли у вас в Пензе любимый храм? — спросили у него.
– Конечно, их два: Успенский кафедральный собор, в котором меня крестили, и Митрофановская церковь, в которой я бывал с детства и где пела когда-то моя бабушка Екатерина, — ответил Денис. — Люблю Митрофановский храм за его уютность и, что называется, намоленность. Нравятся росписи, провинциальные и тёплые. А Успенский собор люблю за его величественный интерьер.
Я привел выдержку из интервью, данного в недавнее время Денисом Санталовым, чтобы дать почувствовать характер этого человека — ученика Борисова.
«Борис Дмитриевич Борисов — мой главный учитель, — написал Денис в письмеце для меня. — Он учил живописи и рисунку на протяжении всех лет учебы в ПХУ, да и по сию пору тоже. Добрейший, чуткий человек. Энергичный и внимательный учитель, влюблённый в живопись и влюбляющий в неё своих студентов...
Как живописец Борис Дмитриевич — уникальный. Ни на кого не похожий и в то же время сохраняющий преемственность с какой-то такой особенной Русской школой. По-моему, корни этой школы лежат в Мстерской миниатюрной живописи. Ведь он учился этому делу. Борис Дмитриевич сумел нечто такое живое взять из неё и дал этому прорасти через себя. <...> Рассказывая о Борисе Дмитриевиче, нельзя не сказать и о его жене — Валентине Николаевне Борисовой, тоже преподававшей в нашем училище. Она была совершенно уникальным педагогом. Педагог выручающий. Очень часто ей доставались несколько отставшие по предмету «рисунок» группы. И постепенно все они, без исключения, подтягивались. Как ей это удавалось, загадка. Тихо, вкрадчиво и очень спокойно она работала с каждым студентом, как бы отдельно, что-то говоря, как будто ему одному. Так даже самый импульсивный ученик под чутким её руководством приходил в размеренный ритм работы, и...получалось то, что раньше не удавалось никак. Валентина Николаевна и Борис Дмитриевич представляли из себя довольно контрастную пару. Энергичный, деятельный, строгий Борис Дмитрич и тихая, очень интеллигентная Валентина Николаевна. Они дополняли друг друга. На них равнялись в училище.
Много учеников выпустил Борис Дмитриевич. Разъехались они, без преувеличения, по всему миру. Когда случается мне с кем-то свидеться, списаться, созвониться, то первый вопрос всегда такой: «Ну, как там наш Борис Дмитрич?» Уважение и нежное, признательное чувство сохранилось у нас к Учителю и теперь. И в моей жизни он главный и чуть ли не единственный настоящий учитель».
Думаю, рассказы учеников расширят представление о замечательном человеке и учителе Борисе Дмитриевиче Борисове.
Ему в скором времени предстоит отметить свой юбилей.
Пожелаем же ему, служившему во всём примером для своих учеников — в активности своей позиции, доброжелательности и безотказности, в настойчивости и умении заинтересовать, в высоком профессионализме и верности своему долгу — здоровья и Божьей помощи во всех его делах.
 
Лев АНИСОВ

Комментарии:

Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий


Комментариев пока нет

Статьи по теме: