СЕЯВШИЕ ХЛЕБ СЕЯЛИ СВЯТОСТЬ

Невиданный разгул всяческих тёмных сил, сопутствующий перестроечным и постперестроечным временам, когда из всех «либеральных» СМИ низвергались потоки ненависти, черной клеветы на славянские народы, и прежде всего русских, вызвал не только резкое отрицание и отторжение в обществе. Всё более заметно стал проявляться активный интерес к отечественной истории и культуре, подогреваемый переизданием изъятых из научного обихода трудов великих русских историков, появлением новых исследований и художественных произведений, обращённых к нашему великому прошлому. И в ряду тех, кто сознательно или в силу собственных творческих устремлений способствовал расширению круга знаний о таящихся в нём духовных богатствах, тем самым внося вклад в развитие национального самосознания соотечественников, оказалась художница Нэлли Александровна ГЕНКИНА.

Творческий стаж её в сравнении с другими коллегами может пока-заться не столь уж большим – она начала заниматься живописью с конца 80-х годов прошлого века. До переезда в столицу жила в Нижнем Новгороде, подвизавшись на научном поприще. Кандидат физико-математических наук, заслуженный изобретатель СССР, автор 15 (!) изобретений. При знакомстве с нею я никак не мог уразуметь – откуда у нее, столь деликатной, скромной, обаятельной женщины, брались силы для свершения такого количества научных подвигов. Вот в этой, обретенной в научной среде способности концентрировать внутреннюю энергию, доводить дело до намеченной цели в определённой мере и содержится разгадка одной из составляющих её, казалось бы, тихого, свершавшегося без скандальной сенсационности, но впечатляющего творческого подъёма. Многие из работавших в то же время её коллег могут лишь задумчиво и не без некоторой ревности вздохнуть: за годы творческой деятельности Н. Генкина стала участницей ряда престижных выставок, таких, как «Осенний вернисаж» в Нижнем Новгороде (четырежды), Всероссийская выставка «Тысячелетняя Россия» в столичном Государственном музее декоративно-прикладного и народного искусства. А главное достижение – 15 персональных выставок в городах страны, 5 из которых прошли в московских залах. Нелишним будет напомнить, что проведение персональной выставки, особенно с изданием каталога или буклета, является для художника знаковым событием.

За создание трёх портретов В.И. Даля, автора знаменитого «Толкового словаря живого великорусского языка», художница награждена орденом его имени и медалью «За вклад в русскую культуру». А сами портреты, репродуцированные в двух юбилейных изданиях «Толкового словаря», вошли в коллекцию Луганского музея имени великого собирателя русского слова. Репродукции других картин художницы украсили один из томов 20-томного собрания «Библиотеки русской фантастики ХIX–ХХ веков». Часть из них пополнила собрания некоторых музеев. И совсем недавно вышел в свет альбом её живописных работ.

Нарастающее внимание к творчеству Н. Генкиной объясняется не только своеобразием её творческой личности, но и тематикой главнейшего направления её художественных изысканий – это мир нашей седой древности, воплощенный в славянской мифологии.

Для объективного восприятия этого богатейшего мира, особенностей подхода к его истолкованию необходимо учитывать две крайности, сложившихся во взглядах на историческое бытие славянства, в его дохристианском и христианском периодах, и получивших распространение как на бытовом, так и научном уровнях в основном в среде творческой интеллигенции. И та и другая возникли в 70-е годы прошлого века на почве отрицания марксистско-интернационалистической идеологии и политики, отрывавших русский народ от родных корней, и пылкого желания обрести иные духовные опоры.

И одни нашли их в верованиях, веками определявших жизненные устои предков. Положив их в основу своего мировоззрения, так называемые неоязычники стали провозглашать дохристианский период жизни славянства «золотым веком». Но, преклоняясь перед русским народом, начали резко обличать принятое им христианство, которое рассматривалось как одна из форм иудейской идеологии, целью которой было истребление отеческой веры и порабощение исповедующих её. Другие, начавшие укрепляться в православии, стали яростно предавать анафеме язычество, отрекаясь от всего дохристианского, сдавая все его мировые заслуги врагам.

Таким образом, и одни, и другие в силу своей ограниченности и исторического невежества невольно сбивали и продолжают сбивать с толку людей, отзывающихся на движение общественной жизни, но ещё недостаточно просвещённых. И тем, кто хотел бы отрешиться от навязываемых такими «идееносцами» губительных заблуждений, следует приложить усилия и получить отчётливые ответы хотя бы на два основных вопроса.

Первый: как же и почему «неисторическим» (по определению Гегеля, Маркса и Гилера) племенам славян и руссов с их якобы примитивными воззрениями и укладом жизни удалось встать у основания общеевропейской цивилизации на её греко-римской основе, породить такой феномен, как Древняя Русь, которая позже стала именоваться «Святой Русью»?

И второй: в чём же причина столь быстрого по историческим меркам распространения среди славян христианства, ставшего одной из основных религиозных систем мира?

Впрочем, всякий человек, неравнодушный к славянской проблеме, имеет теперь возможность получить ясные, аргументированные ответы на главные загадки, таившиеся в истории «колен славянских», с позиции совершенно нового взгляда на их место в мировой истории, что дает ключ к пониманию и многих нынешних геополитических проблем. Славянская проблема как раз и занимает главнейшее место в недавно вышедших двух томах книги не только великого художника, но и историка Ильи Глазунова «Россия распятая», как бы подводящей итог его историческим изысканиям, которыми он занимался в течение всей сознательной жизни. Что и дало ему основание ещё во вступлении к первому тому высказать гневное утверждение: «История славянских, как и русских племен писалась врагами» (кстати, никем не опровергнутое). В своей трактовке исторических событий и явлений И. Глазунов опирается на известные и малоизвестные труды древних историков и, что особенно важно, на фундаментальные исследования великих русских историков, насильственно устранённых из научного обихода, знакомство с которыми было опаснее, чем с антисоветской литературой, и неизбежно обрекало на получение лагерного срока. Возвращение нам этого великого наследия – ещё один гражданский подвиг И. Глазунова, хотя самым главным историческим открытием он ещё собирается поделиться в третьем томе книги.

К теме славянской мифологии Н. Генкина обратилась, заинтересовавшись её все более захватывающим материалом, открывавшим мало разработанные пласты духовной жизни предков, подогревавшим полёт творческой фантазии и дававшим возможность для попыток художественного выражения некоторых философских категорий, которые ранее усваивались через призму научных знаний.

Решающим поворотным пунктом, заставившим сконцентрировать усилия в этом направлении, стало благодатное знакомство с писателем, славяноведом, ревностным защитником памятников отечественной истории и культуры Юрием Медведевым, с его книгами, в частности «Энциклопедией славянской мифологии». Это знакомство переросло в тесную дружбу и сотрудничество. И не случайно Ю. Медведев подготовил к изданию альбом, широко представляющий творчество Н. Генкиной, став и автором ёмких пояснительных текстов, написанных с глубоким пониманием своеобразия творческого мышления художницы, что повысило доступность восприятия ее произведений и весомость издания в целом.

Альбом открывается репродукцией картины «Капище», ставшей как бы своеобразной визитной карточкой всего цикла работ по славянской мифологии. На ней воссоздано место отправления древними славянами религиозных служб, приношения жертв божествам. Здесь уместно подчеркнуть важнейшую особенность наших предков, отличавшую их от многих других племен: они не свершали человеческих жертвоприношений. Богам преподносились главным образом дары природы и плоды своих трудов – зерно, овощи, молоко; иногда жертвовались петух, курица или ягнёнок.

Мы видим уголок природы явно северного края – широкая лесная поляна с валунами, покрытая низкой зеленой травой и окружённая низкорослым хвойным лесом, небольшое озерко с клубящимся над ним туманом. В левой части картины – невысокий холм, на котором в обрамлении могучих рогов возвышаются изваяния трёх богов, вырастающие над постаментом в форме человеческих ног, сложенных из валунов. Скорее всего, это Триглав, который не был, как это, наверное, представляется, особым богом с тремя головами, а являлся единым богом в трёх лицах: Сварог, Перун и Световид. Последние два были порождением Сварога. Здесь прослеживается очевидный аналог с христианством – «Бог един, но троичен в лицах», но вместо Троицы употребляется слово Триглав. Изваяния опоясывает круг из валунов, плотно заполненный воинами с красными щитами, пришедшими, видимо, просить по обыкновению у Перуна, бога грозы и войны, благословения перед новым военным походом. Справа по тропинке, ведущей к холму, движется группа седобородых жрецов с возженным огнем, вслед за ними женщина в красном одеянии, увлекающая за собой девочку. От всей композиции, привлекающей красочностью сочетания традиционных для русской живописи зелёного, красного и голубого цветов, веет духом седой старины. Но её вековая умиротворенность нарушается ярко-розовыми, как бы кровавыми сгустками заката и оранжево-голубыми сполохами облаков с затонувшим в них оранжевым небесным светилом. Это невольно навевает тревожную атмосферу, погружающую в мысли о превратностях бытия славянских народов, наполненного постоянной борьбой с вражескими нашествиями.

На следующей картине запечатлен образ верховного бога Сварога – владыки Вселенной, родоначальника богов. Олицетворение неба, он признавался отцом солнца и огня. Он изображен в розовой рубахе с красной накидкой. В правой руке – жезл, а в левой – золотистый шар, символизирующий солнце, – как атрибуты своей державной власти. Его могучая фигура выступает из облаков, затянувших небо, которые он согласно мифологическим представлениям разбивал молнией, освобождая солнце, укрытое за ними демонами тьмы. Оно и вздымается за его плечами над облаками, чем-то напоминая огромный, переливающийся цветами глобус.

Сияние солнечного света, потоки дождевых ливней, ниспадающих с небес, становятся благодатным даром для населенной Сварогом Земли, прекрасный лик которой открывается в нижней части полотна. В целом же оно вызывает ощущение эпической мощи, характерной для мышления и деяний наших предков, главной заповедью которых было: «хорошо мыслить, хорошо говорить, хорошо делать».

Ещё один из древнейших славянских богов – Даждьбог, сын Сварога, бог солнца и его олицетворение. Согласно «Влесовой книге» и «Слова о полку Игореве» он является прародителем и покровителем русских. Считалось, что под его опекой находились все божества плодородия, лесов, скотоводства. На картине «Даждьбог» – молодой прекрасный бог, облачённый в русский княжеский костюм с крыльями за плечами, восседает на светлом облаке, возвышающимся над вселенской тьмой, в которой притаилось некое уродливое чудовище. Левой рукой он посылает на голубой шар Земли, парящий над гигантским цветком, напоминающим кувшинку, солнечный луч, в котором просматривается оплодотворяющая Землю спираль пуповины. Присутствие кувшинки, обитающей на воде, возможно, связано с преданием, что Даждьбог является также освободителем вод. Несмотря на то, что действие, отражаемое картиной, свершается на весьма мрачном фоне, она вся будто бы озарена сиятельным божественным светом.

А вот «Макошь, прядущая нить судьбы». Это дочь Перуна (чаще называемая Мокошь), богиня судьбы, женского начала, покровительница женщин, посредница между небом и землей, определявшая судьбы людей и богов. Ходила по земле в виде молодой женщины, примечая, кто как живёт и соблюдает обычаи. По ночам плела нити судеб, что сближает её с греческими парками. Женщины плели в её честь венки в новолуние и жгли костры, прося удачи в любви и семейной жизни. После крещения Руси её образ перевоплотился в образ Параскевы Пятницы.

Богиня изображена на крутом, поросшем лесом берегу полноводной реки в закатную пору. Она в излучающем небесный свет голубом платье и лучащемся кокошнике, с огромными темными невидящими глазами вытягивает из руки какого-то карликового существа свою судьбоносную нить. За её спиной – изваяние Триглава. Перед Макошью, будто подкошенные ветром невзгод, застыли три согбенные женские фигуры. А над водной гладью в вечернем небе парят чёрные лебеди (они, по славянским представлениям, птицы горя и печали), ассоциирующиеся с отлетающими невесть куда людскими душами. Печальная тональность картины настраивает на размышления о бренности человеческого существования, временные рамки которого определяются волей свыше.

Очень интересны картины, являющие своеобразные жанровые сценки с участием небожителей, как, например, «Богиня любви Лада», где красавица богиня, покровительствующая не только счастливой, но и несчастной любви, на берегу реки времени (на это указывает отражающийся в её водах циферблат) утешает, по-видимому, терзаемого горькими страданиями воина или бога, припавшего перед ней на колено.

Не хотелось бы шокировать иных амбициозных коллег художницы и придирчивых знатоков искусства категорическим утверждением, что фигура богини Лады перекликается с изображением фигуры одной из трёх граций Боттичелли, а образ героини на другой картине «Арысь-поле» проистекает из живописной традиции Венецианова. Хотя на самом деле так оно и есть. Но я и не утверждаю, что художница поднимается до высот столь великих мастеров. А то, что её образы навевают воспоминания об их классических творениях, позволит предположить, на какие ориентиры она полагается, создавая свой образный мир в меру отпущенного Богом дара.

На картине «Между Велесом и Перуном» уже сама Лада никак не может определиться в своих чувствах к Велесу, богу скота и богатства, олицетворяющему земное начало, и к своему супругу, небесному громовержцу Перуну, которые впали из-за неё в вечный раздор. Так и застыла она на воде разделяющей их реки в глубоком раздумье с распростёртыми, как крылья, в обе стороны руками, оказавшись между небом и землёй…

Одна из самых впечатляющих картин – «Лель – бог страсти и любви». Это замечательное по колористическому решению и композиции произведение, привораживающее величественной, поистине божественной красотой русской природы в её сказочном, былинном восприятии. В центре композиции могучий многовековой дуб, обвитый златой цепью, возвышающийся над бескрайним водным простором, оживляемым плывущими по нему ладьями и стаей парящих птиц. Справа на корне дуба умостился играющий на свирели сын богини Лады Лель; с другой стороны, похоже, располагается капище. Картина невольно заставляет вспомнить знаменитое пушкинское вступление к «Руслану и Людмиле» с дубом у лукоморья, хотя несколько ранее художница создала изумительную по душевной теплоте, окрашенную тонким юмором картину-иллюстрацию к этой сказочной ситуации.

…Разговор о значении мифологического цикла работ Н. Генкиной и их достоинстве может быть продолжительным. Даже сами их названия – «Арысь-поле», «Птица-обида», «Богиня зверей и охоты Девана», «Беловодье – волшебная страна – молочные реки, кисельные берега», «Желя и Карна – богини загробного мира» и другие притягивают зрителя как магнит. Ибо порождают предвкушение радости вхождения в те пласты духовного и нравственного бытия предков, которые не были и до сих пор не являются предметом изучения в школе и других учебных заведениях.

Как уже говорилось, Н. Генкина пришла в искусство из научной среды. И в ряде картин на темы славянской мифологии: «Числобог, повелитель времени», «Триглава», «Три цвета времени: Навь, Явь и Правь» — и других она пытается выразить, опираясь на багаж своих научных знаний, своё современное восприятие некоторых философских категорий, таких, как время и пространство в соотношении с представлениями о них в древности. О результатах этих попыток рассуждения могут оказаться весьма субъективными, поэтому лучше предоставить возможность судить о них самим зрителям. Важно отметить, что в любом случае её картины проникнуты глубоким русским национальным чувством. Это ощущается не только в общем настрое, но и во многих деталях, не говоря уже о чисто русских образах природы; в архитектурных объектах, входящих в изобразительный ряд картин, узнаются черты древнего кремля родного для художницы Нижнего Новгорода. Герои облачены в русские национальные костюмы. Водные просторы бороздят ладьи и струги, на которых русские купцы и дружины воинов совершали дальние морские путешествия, а прославленные венеды, как назывались многочисленные славянские племена, называвшие себя руссами, основавшие Венецию, освоившие и прибалтийские земли, были прекрасными мореходами. И недаром некогда Балтийское море называлось Венедским, а Черное – Русским.

Так что славяне занимались не только охотой, скотоводством и земледелием, в чём они руководствовались главным принципом: «Тот, кто сеет хлеб, сеет святость». Воинственность славян, производивших своё самоназвание не от латинского слова «sklave» – («раб», как твердят их ненавистники), а от «славы», как гордо провозглашается в древней летописи – «Влесовой книге» (« мы… были русскими славянами, которые богам славу поют и потому суть – славяне»), приводила в трепет врагов, а величие их деяний у историков вызывало изумление. Как ныне многие изумляются тем, что многие выдающиеся личности, влиявшие на ход исторических событий, оказывается, были представителями славянского рода.

Например, великая Византийская империя – Второй Рим была многим обязана влиянию славян и особенно возвысилась в качестве таковой во времена правления знаменитого императора Юстиниана, бывшего славянином. Как-то от Ильи Сергеевича Глазунова я услышал изложенный с присущим ему юмором рассказ о том, как он, оказавшись в Средиземном море на теплоходе вместе с известным актером И. Смоктуновским, вступил в разговор с группой западных учёных, следовавших на научную конференцию по проблемам истории Византии. И едва не был ими выброшен за борт, когда он скромно известил, что Юстиниан, названный родителями Управдой, был родом из славянской деревни на Балканах, равно как и родившийся неподалеку и призванный им на службу славянин Величар, ставший великим полководцем Византийской империи, известным под именем Велизария.

И был бы наверняка выброшен, успей добавить к этому, что основателем самого Рима был легендарный Эней, один из троянских вождей, которого греки называли славянином. О бесспорной славянской принадлежности Энея говорит надпись на обнаруженной надгробной плите, исполненной славянскими письменами (кстати, весьма понятными и не для специалиста), что ко всему прочему свидетельствует о наличии у славян письменности задолго до Кирилла и Мефодия. И уж покажется совсем невероятным, что и противостоявший троянцам легендарный Ахилл тоже был славянином, происходившим из мест, расположенных на территории нынешней Кубани. Что уж тут говорить о славянском вожде Одоакре (Одонацере), пришедшем с балтийского острова Руген и нанесшем со своими русинами последний удар по Риму, который он захватил и затем правил им в течение четырнадцати лет, что означало окончательное падение Западной Римской империи.

Но это лишь отдельные эпизоды, характеризующие мощь древних славян, вооруженных своим мировоззрением, в котором, кстати, содержались такие главные черты, роднящие с христианством, что впоследствии облегчало окончательный переход в христианскую веру. Это единобожие – признание единого Бога, владыки над всем и всеми, при наличии других, подчиненных ему богов; вера в бессмертие души и загробную жизнь.

Именно в религиозных воззрениях авестийской ветви древних ариев, которые базировались на учении великого реформатора и пророка Зороастра (Заратуштры), изложенном в священной книге Авесте, содержались три постулата, воспринятые в качестве основных христианской верою: жизнь есть борьба добра и зла; борьба завершится победой добра; победа добра будет связана с приходом в мир Спасителя (Сайошанта). Не случайно именно зороастрийские священнослужители-маги (по-иному волхвы) первыми пришли приветствовать рождение Христа Спасителя и принесли ему святые дары.

Высокий нравственный характер языческих воззрений одухотворял жизнь, служил основой для создания зачатков высокой духовной культуры. Мифы и сказания о богах прививали художественный, образный взгляд на мир. И в этом отношении славянская и древнерусская мифология не уступала древнегреческой, а в нравственном отношении была выше её. Если в древнегреческих мифах делался упор на преклонение перед силой, равноправие добра и зла, то в славянской мифологии культивировалось поклонение свету и добру, что отразилось в почитании единого Бога в образе солнца, символизирующего свет и добро.

Несомненное достоинство Н. Генкиной как человека и художника и заключается в её попытке, весьма небезуспешной, передать в своих произведениях величие и богатство духовного мира наших предков, отразившиеся в их мифологии, наполняющей ощущением неразрывной связи человека с природой, дыханием поэзии, образным восприятием красоты Божьего мира.

* * *

Второй, наиболее обширный цикл работ Н.Генкиной составляют морские пейзажи, написанные как во время путешествий с обозначением в названии конкретного места, так и представляющие обобщённые образы морской стихии. Здесь в полной мере высвечивается её творческая индивидуальность как живописца. Затруднительно назвать имя современного художника, тем более принадлежавшего к так называемому слабому полу, который бы так последовательно и плодотворно работал в жанре маринистики, выплескивая столь мощный шквал эмоций, открывая необычайно широкий диапазон чувств. Не буду останавливаться на достоинствах композиционного и колористического решения, сложных сочетаниях цвета, великолепных комбинациях нюансов, что уже отмечалось в статьях о творчестве Н. Генкиной. Коснусь лишь одной важной особенности её маринистики.

Как известно, морской горизонт всегда сливается с небом. И писать его гораздо сложнее, чем море или берег. Здесь требуется особое трепетное отношение к восприятию неба, выражающему внутреннюю музыку души человека, его духовный настрой. Поэтому И. Глазунов, размышляя над этой проблемой, не случайно утверждает, что с задачей написания неба наиболее образцово справлялись те творцы, которые верили в Бога. Не касаясь религиозных убеждений художницы, осмелюсь, опираясь как на собственные впечатления, так и на реакцию других людей, заявить, что Н. Генкина, к её чести, тоже успешно справляется с этой задачей.

Интересные работы созданы художницей и в других жанрах – историко-философские и жанровые картины, экспериментальные композиции, пейзажи, натюрморты, вошедшие в раздел «Цвет времен жизни» и другие части альбома, а также ряд портретов современников и выдающихся исторических лиц – Великого князя Киевского Ярослава Мудрого; основателя Нижнего Новгорода князя Георгия Всеволодовича; парный портрет освободителей Москвы от польских интервентов Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского. В данном случае Н. Генкина не пошла по пути создания сугубо реалистических образов как при написании исторической картины. Портреты решены в условной манере с учётом предшествующего опыта создания обобщённых образов.

Герои представляются на фоне исторических пейзажей мест, с которыми связаны их главные деяния, что вводит зрителя в атмосферу конкретного времени. Каждого из героев характеризуют соответствующая их положению экипировка и аксессуары, указывающие на особо памятный вклад в отечественную историю. Так, в руке Ярослава Мудрого, имя которого неотделимо от времени политического могущества, экономического и культурного расцвета древнерусского государства, – введённый им свод законов «Русская правда». В котором, кстати, были зафиксированы проистекшие из арийской древности главные принципы государственного и общественного устройства, нравственные нормы, которые впоследствии определяли и жизнь дореволюционной России вплоть до октября 1917 года. Князь Георгий Всеволодович, отличавшийся воинской доблестью, ревностно способствовавший утверждению православной веры, изображён с образом Спаса Нерукотворного. А у Козьмы Минина на груди образ Божией Матери, покровительницы Святой Руси. Лики героев индивидуальны и психологически выразительны.

К разряду исторических относятся и три портрета В.И. Даля. На одном из них, выполненном в созвучии с портретом кисти неизвестного художника 30-х годов ХIХ века, он изображён в офицерской форме в период службы на Черноморском флоте. Другой напоминает о его почти 10-летнем пребывании в Нижнем Новгороде. На третьем зрители видят В.И. Даля уже в преклонном возрасте. Этот портрет выполнен в реалистических традициях, заставляющих вспомнить мастеров портретного жанра из числа его современников-передвижников.

Из портретов современников в альбом включены «Портрет пожилой женщины в украинском костюме» и «Портрет ректора Нижегородского университета А.Ф. Хохлова». По мысли великого Достоевского, прекрасно разбиравшегося в живописи, главное в искусстве портретиста заключается в том, чтобы и ухватить тот момент, когда человек бывает наиболее на себя похож. Что, думается, и удаётся художнице. И особенно хорош её автопортрет.

В целом же творчество Н. Генкиной и по актуальности тематики и по художественной выразительности её произведений с отчётливо звучащей в них авторской интонацией, что придает им особое своеобразие, узнаваемость, уже получило общественное признание. В заключение хочу привести слова, высказанные в связи с выходом альбома её живописных работ предводителем Российского Дворянского Собрания князем Андреем Оболенским: «Надеемся, что на фоне усиливающегося в современном обществе влечения к многовековой истории России альбом будет интересен всем, кому небезразлична и дорога история славянской культуры».