«Сейчас полечу на защиту народа»

Когда будете проезжать станцию метро «Кропоткинская», вспомните о том, чьё имя она носит со времён «оттепели» (до 1957-го — «Дворец Советов»). Пётр Алексеевич Кропоткин (1842–1921) был не только теоретиком анархизма, но и выдающимся философом, географом, картографом, много думал о простом народе и искал пути улучшения его доли.
«Богатство одних зависит исключительно от бедности других, — писал он. — Вся наука обогащения сводится к этому: найти бедняков, платить им треть или четверть того, что они смогут сработать, накопить состояние, затем увеличить его посредством крупной операции при помощи государства».

Особое значение придавал человеческой личности: личность — душа революции, только учитывая интересы каждого отдельного человека и давая ему свободу самовыражения, общество придёт к процветанию. Был убеждён, что власть портит даже самых лучших людей. Не переносил бездельников, лжецов и демагогов. Вскрывал антинародную сущность государства: «Церковь имеет своей целью удержать народ в умственном рабстве. Цель государства — держать его в полуголодном состоянии, в экономическом рабстве». Отвергал привилегии от власти. Когда Керенский предложил ему любой министерский пост во Временном правительстве, категорически отказался, заявив: «Я считаю ремесло чистильщика сапог более честным и полезным». Не взял и ежегодную правительственную пенсию в 10 тысяч рублей.

 

Из Сибири виднее

Пётр Алексеевич — москвич, из древнего рода князей Смоленских, но сам себя князем никогда не величал, с иронией воспринимая, когда его так называли. После московской гимназии учился в Пажеском корпусе и уже там начал выпускать рукописную газету «Отголоски из корпуса», где писал о «необходимости конституции для России» и «правового порядка». Против воли отца — отставного офицера выбрал службу в далёком Амурском казачьем войске. Организовал экспедиции по Северной Маньчжурии, Саянам, открыл прямой путь из Олекминских золотых приисков в Забайкалье и вулканические кратеры в верхнем течении Оки. «После сибирских экспедиций мной были завершены трёхлетние геологические наблюдения, — писал он. — Обнаружены следы ледников на Патомском нагорье, получены сведения о том, что Сибирь от Урала до Тихого океана не равнина, как изображали на карте, а громадное плоскогорье». Занимаясь географией и вулканологией, он с не меньшим интересом присматривался к жизни аборигенов. Сочувственное внимание Петра Алексеевича было направлено на скрывавшихся в Сибири духоборцев и уссурийского казачества, страдавшего от систематического недорода, он придумал меры, как ситуацию исправить. Но эти планы утонули в чиновничьей волоките. «И так дело обстояло всюду — от Зимнего Дворца до Камчатки, — заключает Кропоткин. — Именно на службе в Сибири я впервые пришёл к выводу о порочности государственной бюрократической централизации». Надежды на реформы в Забайкалье упирались в глухую стену, и он сосредоточился на науке: «Порыв государственного переустройства нашёл другое русло после того, как понял, что развернуться тут не дадут». Вернувшись в столицу, поступил на физмат университета. Замышлял создать полное географическое описание России, увязав природные условия с хозяйственной деятельностью человека. Труд о строении и законах расположения азиатских горных хребтов и плоскогорий считал своим главным вкладом в науку: «Вначале я намеревался написать объёмистую книгу, в которой мои взгляды на орографию Сибири подтверждались бы подробным разбором каждого отдельного хребта, но когда в 1873 году увидал, что меня скоро арестуют, ограничился тем, что составил карту и приложил объяснительный очерк». Интуиция не подвела. В марте 1874-го после сенсационного доклада о существовании в недалёком прошлом ледниковой эпохи, на следующий день его арестовали за революционную агитацию. Заточение в Петропавловской крепости было для него мучительным. Отсидев два года, заболел и из госпиталя с помощью друзей совершил побег.

 

40 лет эмиграции

В Россию Кропоткин вернётся только летом 1917-го. За границей он знакомится с международными вольнодумцами, участвует в собраниях и митингах протеста. Будучи ярким оратором, пропагандирует свои взгляды живьём и печатным словом. В Женеве издаёт газету «Le Revolte» — «Бунтарь», в Лондоне первую в Англии анархистскую газету «Freedom» — «Свобода». Как опасный политический преступник, постоянно под слежкой царской охранки и европейских шпиков, и снова тюрьма, теперь французская — целых три года — вызволили хлопоты Спенсера и Гюго. В Европе он деятелен, завален работой. Здесь созданы основные труды: «Речи бунтовщика», «В русских и французских тюрьмах», «Хлеб и воля», «Взаимная помощь как фактор эволюции», «Записки революционера», «Великая французская революция». Вот что надо читать и штудировать в школах и вузах, восхищаясь мужеством, масштабом и дерзостью мысли! Но кто сегодня прикасается к этим замечательным текстам, где так много интересного. Например, о том, что государство складывается медленным путём исключительно для того, «чтобы поддерживать и расширять права, приобретенные известными классами, и пользоваться трудом рабочих масс; чтобы создать новые права, которые ведут к новому закрепощению обездоленных законодательством граждан, по отношению к группе лиц, осыпанных милостями правительственной иерархии». А вот он в своей теории анархизма следовал закону взаимопомощи, о котором услышал на лекции профессора зоологии Кесслера, утверждавшего, что помимо закона всеобщей борьбы в природе существует закон взаимной помощи, и его роль в эволюции видов гораздо более важна.
«Мой метод познания основан на единстве всего живого на Земле, на общем для всех законе взаимной помощи и солидарности. Это стержень моей социальной концепции», — говорил Пётр Алексеевич. Анархия для него была философией и природы, и общества, учением, которое стремится к полному освобождению человека от ига капитала и государства.

Москве предпочёл Дмитров

В подмосковном Дмитрове есть маленький музей — единственный на планете, посвящённый Петру Алексеевичу. Спрятался он за современными зданиями в деревянном домике позапрошлого века, принадлежавшем уездному предводителю дворянства графу Олсуфьеву. В нём весной 1918-го поселился вернувшийся из эмиграции Кропоткин с супругой, купив за символические деньги вместе с дойной коровой. Кремлёвский паёк и квартиру в Кремле от большевиков он отверг и проживал тут до самой кончины. Даже когда тяжело заболел воспалением лёгких, и Ленин экстренно направил в Дмитров группу лучших врачей во главе с наркомом здравоохранения Семашко и Бонч-Бруевичем, назначившим ему усиленное питание и спецпаёк, Пётр Алексеевич и это не принял. С Лениным он встречался не раз, беседовали о послеоктябрьском обустройстве общества. Писал ему письма, критиковал за Гражданскую вой-
ну, террор к инакомыслящим, за то, что плодится класс новой бюрократии. Запасся от него охранной грамотой для местных властей, которые обязаны были оказывать всяческое содействие «известнейшему русскому революционеру». Ему выделили две сотки земли, позволив возделывать огород, снабжали дровами и сеном для коровы. Но больше всего согревало то, что нашёл в Дмитрове единомышленников — кооператоров, земских учителей, краеведов – энтузиастов, открывших тут в 1916-м краеведческий музей. Радуясь его экспонатам, писал: пусть во множестве городов наших вырастут такие же и ещё лучше музеи как подспорье для преподавания будущим поколениям теории земли и жизни…
На доме мемориальная доска, выполненная Михаилом Аникушиным. Вдова Софья Григорьевна Кропоткина жила тут до 1942 года. Потом в доме были гороно, отдел культуры горсовета, детсад, в который ходила одна из нынешних сотрудниц. Дом долго восстанавливали и реставрировали, лишь пять лет назад осенью 2014-го заработал нынешний музей. Подлинные печи и изразцовый камин. Бюст Петра Алексеевича скульптора Гинзбурга. Фотографии, рисунки, плакаты, карты путешествий и научных экспедиций. Крошечная спальня-кабинет, рабочий стол с машинкой Underwood, на которой печаталась книга «Этика», оставшаяся незавершённой. На втором этаже коллекция минералов, потрясающей красоты камни, кости мамонта, гербарии, природный мир Дмитровского района — реконструкция экспозиции, в создании которой участвовал Пётр Алексеевич.
Диву даешься, как много он успел сделать в разных областях. И как прав был в своём следующем замечании: «Часто случается, что люди тянут свою политическую, социальную или семейную лямку только потому, что им некогда разобраться, некогда спросить себя: так ли устроилась их жизнь, как нужно? Соответствует ли их занятие склонности и способности и даёт ли оно им нравственное удовлетворение, которое каждый вправе ожидать в жизни? Каждый день приносит с собою новую работу, и её накопляется столько, что человек поздно ложится, не выполнив всего, что собирался сделать за день, а утром поспешно хватается за дело, не доконченное вчера. Жизнь проходит, и нет времени подумать, что некогда обсудить её склад».

 

Татьяна КОВАЛЁВА.