С глаз — все завесы!

Ни для кого не секрет, что в наш компьютеризированный век интерес к чтению книг вообще и художественной литературы в частности неуклонно снижается. Находятся критики, которые констатируют, что сам жанр романа пребывает в глубоком кризисе. Хотелось бы привести пример, который свидетельствует об обратном: Леонтьева Е., Илизарова М. Про психов: Терапевтический роман. — М.: АСТ, 2014.
До апреля этого года имена авторов известны не были по той простой причине, что это их первая литературная публикация. От дебютантов можно ждать разного, однако в данном случае текст приятно удивляет – из-под пера начинающих без предварительной «литературной учёбы» вышел хороший роман, причём довольно объёмный. Он отличается мастерством в описании не только внешних реалий, но и внутреннего мира героев, нюансов поведения, делает «прозрачными самые сложные движения человеческой души» (К. Паустовский). Одно из немаловажных достоинств видится и в том, что при отсутствии острых перипетий повествование увлекает, в нём всё по-человечески просто и понятно. Читатель узнаёт, что авторы – практикующие психологи, которые задумали в художественной форме описать собственный профессиональный опыт в одной из старейших психиатрических больниц Москвы. Именно там началась и закончилась рассказанная история, и «всё до последнего слова в этой истории чистая правда».

Тема безумия всегда оставалась традиционной для искусства, в том числе литературного. Как известно, в науке психологии предметом изучения является ценностная сфера личности, однако эта же проблематика постоянно затрагивается литературоведами, публицистами, писателями, поэтами, художниками. Творческое исследование и художественное изображение внутреннего мира, управляющих им механизмов, в том числе сферы бессознательного, традиционно для мировой литературы разных эпох, продолжается оно и в наши дни. Однако на тех, кто сейчас непосредственно «покушается» на данную область, несомненно, лежит ответственность перед их великими предшественниками. В данном случае авторы романа выступают не только как продолжатели западноевропейской литературной традиции – У. Шекспира, Р.Л. Стивенсона, В. Вульф, Дж. Джойса, ставшего первооткрывателем в искусстве передачи «потока сознания», – но и русской. Достаточно упомянуть лишь несколько классических примеров: Чехова («Палата № 6»), Гоголя («Записки сумасшедшего»), Достоевского («Двойник»), Булгакова («Мастер и Маргарита»).
Сохраняя опору на литературную традицию, Леонтьева и Илизарова расширяют возможности романного воспроизведения действительности: тема безумия всегда оставалась актуальной ещё и потому, что она способствовала появлению новых форм документального и одновременно художественного повествования. Происходит это и в романе. Кому как не профессионалам – с заслуживающим уважения клиническим опытом – выступить в роли компетентных «инженеров человеческих душ» и специалистов по дешифровке комплексов литературных героев, которые обычно скрыты от глаз менее компетентного художника? Авторами движет желание помочь читателю самому во всём разобраться, но… без риска: «…вы можете не сходить с ума, не проживать все эти страшные и удивительные события в одиночку. За ними можно подсмотреть – с нашей и с Божьей помощью».
В романе несколько сюжетных линий, связанных с разными героями, которых – в качестве «родового признака» – объединяет чувство одиночества. Однако у каждого из них свой путь к безумию. Талантливый программист Лора выполняет заказы компании «Эппл» и самого Стива Джобса. Мать, единственный близкий человек, всегда говорила, что главное в жизни – иметь план и держать всё под контролем. Но эта простая схема перестаёт работать после её смерти, в результате чего Лора погружается в апокалипсис умопомешательства. В одно недоброе утро вдруг показалось, что она Богиня, которая спасёт мир, и надо это непременно сделать в главном храме Кремля. Кончается тем, что «два ангела в белых одеждах» зовут сорвавшую все «завесы» Королеву Миров, чтобы отвезти… в психушку. Костя Новиков преподаёт историю в «престижной» московской школе, в его жизни есть увлечение: «Костя не знает ничего прекраснее, чем древнегреческий театр. Он искренне убеждён, что, лишь прожив на сцене любовь и страдание Эдипа, можно понять, как уцелеть в этом странном мире». Костя – человек, редко встречающийся в современной школе. Можно считать, что он попал не в своё время, напоминая учителей прошлого, когда к учителям относились с особым уважением. Под руководством Кости ученики ставят античные пьесы. Идиллию разрушает патологически мнительная мама Вовы Медведева, которому досталась роль златокудрого Эрота. Она обвинила идеалиста Костю, ни много ни мало, в педофилии. Во время объяснения Костя в приступе справедливого гнева ударил оскорбившего его директора, попал в полицию, а затем в лечебницу.
Ещё один герой, которого можно отнести к «первому ряду», в категорию «психов» не входит по определению, хотя и тут можно обнаружить какое-то странное сближение. Клинический психолог Александр Косулин искренне хочет помочь вернуться в нормальную жизнь полюбившим друг друга Косте и Лоре. В казалось бы тихом существовании Косулина есть своя скрытая неудовлетворённость. Формализм, отписки, работа, в которой слишком много абсурда, соблазнительно близкого к царящему вокруг безумию, не приносит удовлетворения: «Система готова быстренько съесть тебя. Два-три года – и наступает профессиональная деформация – такое особое словечко, означающее, что ты вроде такой, как был, только под влиянием своей профессии деформировался, сломался, искривился, оподлился, почти умер». Костя ему по-человечески близок и понятен: он и сам не раз «мечтал о том, чтобы вот так вот, запросто, вмазать просто, по-мужски, наплевав на правило общения с начальством: «молчать, когда бьют». В директоре школы он узнавал чиновников из своей жизни, которые унижали по праву сильного, ни в чём не разобравшись, и никогда не просили прощения. У Косулина не заладилось и в семейной жизни: от дочери, взломавшей электронную почту, он узнаёт, что ему изменяет жена. Жизнь психолога, ещё не утратившего способности к самоанализу, меняется в одночасье. Как в карнавале, теперь всё наоборот: «Сколько раз он слушал подобные истории! Он мог даже прочитать лекцию о том, что с ним будет происходить в ближайшее время. Шок, неверие, отвращение, боль, подавленная злость, ощущение предательства и разрушенной жизни, болезни». Читатель встречает и других героев – каждого со своими тайными историями. Среди них врач-психиатр Паяц, страдающий от одиночества. Уникальна, но в то же время показательна история отца Еления, покинувшего монастырь на Волге. Добрый «святой» отправился в паломничество по стране, чтобы нести людям проповедь самоотречения и любви к ближнему, закончившуюся, говоря языком профессионалов, «недобровольной госпитализацией». Не мог не впасть в безумие и «честный» Мент, отказавшийся брать взятки и начавший борьбу с системой, та же участь постигла бунтаря и поэта Морица.
Безусловно, «производственная» тема одна из определяющих в романе, благодаря чему раскрываются многие «секреты» клинической работы. Подобные отступления, вплетённые в ткань художественно повествования, постоянно удивляют читателя. Оказывается, находить нестандартные связи между предметами – особенность ненормативной психики и при «официальном» клиническом обследовании «жирная галочка» в пользу шизофрении! Трудно не согласиться и со следующим «демотивирующим» отступлением: «Вообще-то в психиатрическую больницу не так-то просто попасть. Здесь чрезвычайно не любят посторонних. Обязательно надо сойти с ума, совершить то, что другие сочтут безумным… Конечно же, нормальные люди гораздо опаснее. Именно они, по большей части, совершают преступления, обманывают, предают, воруют, убивают, берут взятки, издеваются над подчинёнными, придумывают дурацкие правила, усложняющие жизнь. Парадоксально, но факт: все эти люди принадлежат к психической норме!»
Скрытый драматизм время от времени «выносится на поверхность» благодаря мотиву театрального действия – чеховский приём подтекста работает и здесь. Как тут не вспомнить о теории карнавальной культуры Михаила Бахтина? Изображённый в романе срез жизни составляет своеобразное карнавальное пространство, в основе которого лежит идея «инверсии двоичных противопоставлений», а это полное переворачивание положительного и отрицательного. Глава «Спектакль» – своеобразный контрапункт, отчасти символизирующий постмодернистскую карнавализацию и хаотизацию мира. Спектакль в духе античной трагедии поставлен Костей силами самих пациентов. Лейтмотив разворачивающегося действия сводится к формуле: «Я теперь один из вас». Казалось бы, ничего не понимающий в реальной жизни Костя смог ухватить глубинную суть больничного мира, его амбивалентность.
В романе выделяется ярко выраженная пространственно-временная система координат – здесь надо снова упомянуть Бахтина. В процессе развития сюжета постоянно пересекаются хронотопы разных мест и городов – Москвы, Праги, Тарусы, Крыма, важную роль играют «дороги», «встречи», эмоционально окрашенные пространственно-временные определения. Для тех, кто находится в больнице, время как бы исчезает, вместе с тем оно отмечено важными датами – Рождество, Новый год, Старый Новый год, Пасха – за счёт этого поддерживается ритм повествования. Не менее значимо описание внутренней территории больницы, это пространство сжато, но имеет свою географию – «страны» и «государственные границы» между палатами и отделениями, которые не имеющим «виз» пациентам запрещено нарушать.
Ещё одна знаковая особенность романа состоит в том, что в нём отчётливо звучит голос истории, которая то тут, то там «просвечивает» сквозь литературу. Вместе с сопереживающим читателем авторы стремятся понять что-то принципиально важное не только в себе, но и во времени торжества «коллективного бессознательного» (К.Г. Юнг). Иногда не без иронии прослеживаются очевидные аналогии с прошлым России: «…безумие не вирус, но заразиться можно. Особенно если хочется. Существует такое психиатрическое понятие, как «индукция», «индуцированный психоз». Иногда носит массовый характер. Если смотреть шире – мы всё время индуцированы чьим-то бредом». Вместе с тем чувство Родины сопровождает героев на разных этапах жизненного пути. Костя любит Москву, её мосты, усматривая в них символы истории. Как мост соединяет два берега, так история соединяет прошлое и настоящее, личную судьбу и судьбу человечества. Для него Крымский мост буквально насыщен происходившими когда-то событиями: отступающие колонны русских войск, беженцы, спасающиеся от пожара 1812 года; 1917 год – мост залит кровью юнкеров и красногвардейцев, в 1941-м ледяной от мороза мост минируют, готовят к смерти... Здесь живёт и современная история: «Начало девяностых, орущие люди ждут перемен, дерутся и стреляют в попытке что-то изменить».
Вспоминается Достоевский: «Смейся, смейся, а ведь тут карьера, – сказал генерал. — Вы знаете, князь, к какому лицу мы теперь вам бумаги писать дадим?» К какому же «лицу» обращаются сейчас и в будущем, надеемся, обратятся начинающие авторы? Очевидно, что это серьёзный, мыслящий читатель, задумывающийся об истинной (не телевизионной) системе ценностей. Так или иначе, русская литература стала теперь богаче: благодаря неповторимой творческой интонации Леонтьевой и Илизаровой чуть громче зазвучала полузабытая мелодия доброты, гуманизма, любви к Отечеству. Не побоимся сказать, что подобные произведения, оправдывающие милосердие и призывающие к сопереживанию, нужны в наше сложное время.

 

Юрий АЗАРОВ