Россия через 20 лет: Выбор пути

У тандема Путин — Медведев разные подходы к модернизации страны?
  В одном из майских номеров за 2007 год газета «Слово» опубликовала мой прогноз развития российской экономики на двадцать лет вперед, т.е. практически до конца 2020-х годов. Моя работа была частью международного исследования под руководством всемирно известного британского экономиста Энгуса Мэдисона.

  Я тогда предсказывал, что при самых благоприятных условиях наш валовой внутренний продукт будет расти среднегодовым темпом сначала на 7,5 процента, а затем на 5,5 процента. В результате Россия выйдет на пятое место в мире по объёму ВВП, обойдя все ведущие страны, кроме Китая, США, Индии и Японии. Похожие результаты получили несколько позже специалисты Министерства экономики. Данными министерства пользовался в 2007—2008 годах в своих публичных выступлениях президент Владимир Путин.

  Когда делались эти расчёты, никто из нас не предвидел скорого наступления кризиса. Вступая в капитализм, наши реформаторы усердно расхваливали его достоинства, действительные и мнимые, но начисто забывали о свойственных этому строю кризисах. В их долгосрочных экономических прогнозах периодические спады совершенно не принимались в расчёт. Впрочем, этот недостаток свойствен и зарубежным учёным. Так, в упомянутом выше международном исследовании о кризисах также не сказано ни слова.
  В практическом плане у нас считались с возможностью резких ценовых колебаний, в особенности цен на нефть. Но предполагалось, что такие колебания могут быть компенсированы мерами бюджетной политики, что позволит избежать спадов в темпах экономического роста, а тем более кризисов. Отсюда и злосчастное утверждение финансиста Кудрина, будто Россия останется островом стабильности в океане мирового кризиса.
  Эта иллюзия была основана на неадекватном представлении о степени зависимости России от мировой экономики. Кудрин думал, что надо страшиться прежде всего низких цен на нефть; при этом опасность, исходящая от мировой финансовой сферы, в расчёт не принималась.
  Поэтому, когда вместе с обвалом нефтяных цен потерпел крах наш фондовый рынок, это было неожиданностью для российских властей. Ещё большей неожиданностью была потеря нашими корпорациями стоимости залога по западным кредитам, вследствие чего олигархи внезапно оказались на грани неплатёжеспособности. Попутными ударами были многомиллиардное бегство отечественного и иностранного капитала, а также расстройство банковской системы и государственных финансов.
  Инстинкт подсказывал задолго до кризиса, что надо копить резервы. К началу кризиса официальный валютный резерв достиг 600 миллиардам долларов. Кроме того, в двух Стабилизационных фондах скопилось в рублях и иностранной валюте ещё эквивалент 200 миллиардам долларов. Казалось, этих средств должно было хватить на все превратности кризиса. Но получилось иначе. Валютный резерв за какие-нибудь четыре месяца к февралю 2009 года упал до 400 миллиардов и с тех пор с трудом удерживается на этом уровне. Стабилизационные фонды тратятся на покрытие бюджетного дефицита, достигшего небывало высоких значений. Этих фондов может не хватить уже в 2010 году.
  Наиболее ощутимое проявление кризиса – падение производства и сокращение реальных доходов трудящихся. В первой половине 2009 года объём ВВП упал на 10,4 процента, промышленная продукция — на 14 процентов. По официальным данным, число безработных превышает 2 миллиона, фактически же оно значительно больше.
  В последнее время появились утверждения, что падение производства достигло дна и что наметились слабые признаки возобновления роста. Однако данные, на основе которых делаются эти утверждения, ещё достаточно неопределённы, чтобы по ним можно было делать вывод об окончании кризиса.
  Но даже если спад достиг своего предела, ожидать быстрого роста в ближайшее время не приходится. Напротив, налицо многие признаки того, что восстановление будет медленным и долгим. Не ждёт быстрого восстановления и правительство, которое прогнозирует на 2010 год минимальный прирост ВВП на 0—1 процент, в 2011 году на 2—2,5 процента, в 2012 году на 3—3,5 процента. Это означает, что экономика достигнет своего предкризисного максимума не раньше 2013 года, т.е. потеряет не менее четырёх лет в своём долгосрочном развитии.

  Итак, что произойдёт после достижения уровня 2008 года, т.е. предкризисного максимума? Разумно допустить, что к этому времени экономика выйдет на новую траекторию долгосрочного роста. Она будет отличаться от траектории 2000-х годов, но как именно?
  Траектория определяется среднегодовым темпом роста, а он, в свою очередь, сложением темпов прироста факторов производства – труда (рабочей силы), капитала (основных средств производства) и суммарной производительности обоих факторов. Так, в 2000-х годах средний темп роста ВВП в 7,15 процента складывался из 2 процентов прироста труда, 0,69 процента прироста нового капитала, 2 процентов использования запаса старого капитала и 2,46 процента прироста суммарной производительности факторов. Из этого расклада видно, что долговременный рост высокими темпами обеспечивался, главным образом, большими резервами рабочей силы и капиталов, оставшимися неиспользованными в кризисе 90-х годов. Такая структура роста неприемлема в условиях 2010-х годов. Объясним, почему и что скрывается за указанными цифрами.
  Траектория 2000-х годов опиралась на преобладание экстенсивных факторов, причём в сугубо регрессивном варианте. Рост основывался на загрузке мощностей, сохранившихся с советских времён и не обновлявшихся с тех пор. Доля новых мощностей была крайне мала, причём далеко не всегда это было самое совершенное, технически передовое оборудование. Несмотря на быстрый темп роста, капитальные инвестиции оставались сравнительно невелики, достигая в среднем лишь 17 процентов ВВП. К тому же они были ограничены узким кругом отраслей и, как правило, избегали сфер новой технологии и отраслей конечной промышленной обработки. Производственный аппарат прогрессивно старел морально и физически, не получая необходимой подпитки со стороны инвестиций.
  В 2007 году, т.е. к началу нынешнего кризиса, экономика по объёму ВВП достигла дореформенного уровня, но по материальному производству и промышленной продукции всё ещё от него отставала.
  После бесславного ельцинского десятилетия это была большая формальная победа.
  При Путине за какие-то 7 лет произошло удвоение валового продукта – задача, поставленная им в начале своего правления и многим тогда казавшаяся невыполнимой. Но правительство имело лишь малое отношение к этому успеху. Экономика развивалась по большей части спонтанно. Это было время расцвета олигархического капитализма со всеми его плюсами и минусами.
  В своей книге «Анатомия российского капитализма» я специально останавливался на этих противоречиях. Олигархический капитализм развивает лишь те отрасли, которые быстро приносят наибольшую прибыль. В российских условиях это экспортные отрасли, преимущественно топливно-сырьевые, где реализуется минеральная и экспортная рента. Это также розничные сети, где действуют монопольные наценки на отечественные и особенно импортные товары. Все другие отрасли олигархический капитал благополучно игнорирует.
  Другая особенность олигархической экономики состоит в том, что она сводит к минимуму долю трудовых доходов в национальном продукте – в рассматриваемый период она в среднем достигала лишь 40 процентов от ВВП. Помимо других негативных последствий это означает сравнительно низкую долю личного потребления в валовом продукте – меньше 50 процентов, т.е. намного меньшую, чем в индустриально развитых странах, где она достигает 65—70 процентов.
  Итак, мало того что российская экономика чрезмерно зависит от экспорта топлива и сырья, она постоянно страдает от узости внутреннего рынка и обрекает обрабатывающую промышленность на отставание и стагнацию. В этих условиях экономика может какое-то время расти быстрыми темпами, но при этом крайне неравномерно и скособочено. К концу своего президентского срока Путин понял отрицательные стороны действующей модели и выступил с её принципиальными изменениями. Он предложил перейти к промышленной политике, т.е. активным действиям государства по формированию более диверсифицированной и сбалансированной структуры экономики. В последний год своего президентства он выступил также с долговременной программой перехода к инновационной экономике, предполагающей крупные капитальные инвестиции в модернизацию производственного аппарата и строительство новой хозяйственной инфраструктуры. Кризис прервал осуществление этих намерений. Но после его завершения они могут и должны быть осуществлены.
 

  Не дожидаясь конца кризиса, нынешний президент Медведев регулярно проводит заседания специальной комиссии, которая обсуждает различные аспекты предстоящей модернизации экономики. В комиссии участвуют представители министерств и бизнеса, но ясно, что государство будет играть в программе ведущую роль. По существу это путинская линия на активизацию вмешательства государства в экономическое развитие.
  Далеко не все в науке и правительстве согласны с такой позицией. Например, в недавней статье в газете «Ведомости» известный экономист Евгений Гонтмахер, рассматривая различные формы управления процессом модернизации, высказывается в пользу модернизации снизу, т.е. осуществляемой самими частными корпорациями при минимальном участии государства. С автором можно было бы согласиться, если бы речь шла о любой другой индустриальной стране, где частные компании охотно вкладывают капиталы в новейшие технологии и имеют для модернизации собственного производства в своём составе крупные исследовательские подразделения. В России же олигархический капитал избегает тратиться на новейшие технологии, а тем более держать специальные подразделения для научных исследований и конструкторских разработок. Естественно, что модернизацией и инновациями приходится заниматься государственным корпорациям и самому государству. Как всегда, государство вынуждено заниматься делами, с которыми не справляется частный капитал и рынок. Конечно, полный успех и высочайшую эффективность при этом не гарантировать, но другого пути нет.
  Таким образом, возможны два сценария – модернизация сверху и снизу. Как это выражается в траекториях развития? Модернизация сверху предполагает значительные капитальные инвестиции и повышение их доли в валовом продукте, скажем, до 25 процентов. Соответственно темп прироста капитала задаётся в 2,5 процента годовых. Во втором сценарии капитал прирастает медленней, например на 1,5 процента. Модернизация сверху даёт ускорение роста, модернизация снизу – замедление.
  Ускоренный рост капитала требует и более интенсивного привлечения рабочей силы, но ресурсы её в 2010-х годах ограничены слабым естественным приростом. Годовой темп прироста с учётом миграции не превышает одного процента в год. Вместе со значительным повышением суммарной производительности факторов общий темп роста ВВП составит по этой модели не менее 6 процентов в год. В то же время модернизация снизу даст не более 4,5 процента – т.е. будет намного медленнее. В 2020-х годах вследствие новых проблем с рабочей силой произойдёт дальнейшее замедленнее до 5,5 процента в первом сценарии и до 3,5 процента — во втором.
  Цифры модернизации сверху мало отличаются от нашего старого прогноза. В этом случае Россия выходит на пятое место в мире по ВВП, но с задержкой в 5 лет из-за времени, потерянного в нынешнем и возможных последующих кризисах. Наш старый прогноз может реализоваться, но не к концу 20-х, а к середине 30-х годов.
  Что касается модернизации снизу, то та же цель может быть достигнута лишь после 2050 года, т.е. она лишается реального содержания.
  Дело, конечно, не только в количественных показателях. Модернизация снизу в условиях России равносильна сохранению технико-экономической отсталости, отказу от планов перехода в группу передовых индустриальных держав. По существу это фактический отказ от модернизации ради укоренения господства олигархического капитала.
  Мировой кризис ещё раз ставит перед Россией острейший вопрос выбора: по какому пути идти?
  Казалось бы, выбор ясен. Но жизнь сложнее теоретических рассуждений и прогнозных расчётов. Против активного участия государства в экономическом развитии давно и упорно выступают не только отдельные экономисты, но и некоторые министры экономического блока правительства, а также влиятельные чиновники, близкие к президенту Медведеву. По их наущению президент распорядился начать силами прокуратуры проверку деятельности государственных корпораций, созданных в последние годы. Цель проверки — выявить неправильности в расходовании государственных средств, а заодно определить, следует ли создавать такие корпорации в дальнейшем.
  Трудно отделаться от впечатления, что это не просто рядовая финансовая ревизия, а тщательно подготовленный удар олигархического капитала по наиболее ненавистным ему структурам. Кроме того, это удар по Владимиру Путину и его сторонникам, играющим в госкорпорациях немалую позитивную роль.
  Чем закончится это новое политическое сражение? От того, кто выиграет, зависит, каким путём пойдёт дальше Россия и где она будет через двадцать лет.