Комментариев пока нет
О, как сложен этот мир!..
Из архива Т.М. Лиозновой
10 лет назад 29 сентября завершился земной путь Народного артиста СССР кинорежиссёра Татьяны Михайловны Лиозновой (1924—2011). Но фильмы её живут, не сходят с экранов теперь уже не кинотеатров, а телевидения. 12-серийный фильм «Семнадцать мгновений весны» крутят порою сразу по двум каналам. Он жив, пока жива память о Великой победе нашего народа. А значит — вечен.
Реже, но всегда для новых уже поколений зрителей показывают «Три тополя на Плющихе», «Карнавал», «Мы, нижеподписавшиеся…». Правда, переживала она, что прошла без особого успеха последняя её работа в кино — «Конец света с последующим симпозиумом». Объясняется это и тем, что, несмотря на звёздный состав актёров, не было такого напряжения действий, как в былых фильмах — много рассуждений и споров о политике, прежде всего, о роли СЩА в отношениях между странами, приводящей планету на грань ядерного самоуничтожения. Но главное — фильм вышел в то время, когда советская «элита» уже открыто устремлялась на Запад, который «нам поможет». А мы все с вами свидетели, к чему это привело…
Работая над книгой о замечательном советском режиссёре, подчеркну — советском по убеждениям до последнего вздоха, я поневоле задумался об её личном отношении к Америке. И первое впечатление: ненависть к стране, которая в разгар тяжкого испытания нашего Отечества в войне с самыми чёрными силами «помогала» в лучшем случае оружием, но больше тушёнкой, одежонкой, что оскорбляло Лиознову, которую война осиротила с 1941 года. Как ждала она, со всем народом, открытия второго фронта! А его «открыли» только незадолго до окончания войны. Вероятно, испугавшись, что и без союзников наша армия возьмёт Берлин. К работе над «Семнадцатью мгновениями весны» подвигнули её не только роман Юлиана Семёнова, но и письмо Сталина Рузвельту (копия есть в архиве). Письмо, в котором сквозь сдержанность дипломатических формулировок просвечивает гнев: как можно тайно сговариваться за спиной союзников! Знала бы она, как теперь знаем мы, о тайном плане «Немыслимое», предлагаемом Черчиллем для развязывания 1 июля 1945 года новой войны, уже против СССР, как сберегали для этого пленённые немецкие дивизии…
Конечно, она и в том знаковом фильме показала разницу между народом и «элитой» вражеской страны. Помните, как отдал свою жизнь простой немецкий солдат, спасая ребёнка нашей разведчицы? А пастор Шлаг? Прав Сталин: «Гитлеры приходят и уходят, а народ немецкий остаётся»…
И в отношениях с Америкой Татьяна Михайловна чётко разделяла политиков и их хозяев от обычных нормальных людей. Каким острым по замыслу политическому — и тонким по исполнению мог бы получиться фильм по одному из последних сценариев Татьяны Лиозновой — «Джамбо»! Она верила себе, своему художественному видению мира. Конечно, в политическом содержании сценария ощущается влияние соавторов — А. Шлепянова, а во втором варианте ещё и третьего соавтора – А. Громыко. Всё-таки речь о дипломате высочайшего уровня – представителе Советского Союза в ООН, о его контактах в США на самых разных уровнях. Но как тонко видела Татьяна Михайловна, что просвечивает сквозь строгую дипломатическую форму живая душа советского человека! Какие краски находит режиссёр в кратких сценах общения Ольховикова на одном из полуофициальных приёмов с детьми! Вот Сашка, сын дипломата просит купить ему мороженого. Узнав, что оно бесплатно, бери, но знай меру, он признаётся отцу, что съел шесть, нет, семь порций.
Невольно вспоминаю чудовищную строку из хорошо известной детской песенки: «Прилетит к нам волшебник в голубом вертолёте и бесплатно покажет кино… и подарит пятьсот (!) эскимо». Ничего себе шуточки, предвещавшие и в нашей стране грядущий впоследствии разгул потребительских запросов. Но… смягчает Татьяна Михайловна ситуацию, показывая, как замерзший и внутри, и снаружи — в прохладном бассейне Сашка гордо «пересидел на спор» американского сверстника! Дочь американского сенатора Джун удивилась не только этому, но и стремлению юного «представителя дипломатической семьи»… рисовать в любую минуту. Его рисунок — простенький «портрет козы», подаренный им Джун, сопровождал её до последних минут в японском госпитале, где погибает она после нечаянного попадания яхты в зону очередного испытания американцами смертельного атомного оружия в Тихом океане. Так и слышится тончайшая печальная и задумчивая мелодия…
Тогда и мама её, вечно во всём согласная с мужем-сенатором, осознав, что любимая дочь покидает её навсегда, смогла, наконец, высказать ему, прилетевшему в Японию и заглянувшему к умирающей дочери, как всегда, на краткий миг, всё, что накипело в душе. Она отказывается дальше поддерживать его вечную ложь, его безумный страх «за своё положение».
А основа его богатства — зависимость от торговца оружием, главы одной из богатейших корпораций Ван-Кирха, несколько ранее ярко и чётко показана в сценарии. Он-то в сердцах заявляет наглому и уверенному в себе дельцу: не забывайте, что говорите с сенатором США. И слышит в ответ — это вы забываете, кто сделал вас сенатором. А речь шла ни много ни мало о поддержке в Сенате заведомой провокации с полётом пассажирского корейского авиалайнера к восточным границам Советского Союза, чтобы выявить средства ПВО в этом регионе. И не только: неминуемый скандал принёс бы (и принёс!) новые миллионы в военный бюджет и громадные барыши торговцам оружием. То, что неминуемо должны погибнуть в этом полёте ничего не подозревающие мирные люди, в сценарии показано предельно ясно и тонко. Сенатор заранее предупреждён о возможном скандале — и всё же вынужден употребить всё своё влияние для согласия в верхах США на такую провокацию.
Очень интересно отражено в сценарии состояние американского общества того времени (да и много ли оно изменилось в наши дни?). Вот наивные ответы американского мальчишки на вопрос Джун, с кем воевала Америка в 1944 году. Двоюродный брат её отвечает: «Кажется, с русскими. С кем же ещё». Это Джун, думая, что высказанное недавно в прессе сомнение — пустые враки, проверяет своих юных родственников, знают ли они о прошлом, И что же?
«— Конечно, враки! — убеждён мальчишка.
— Ну, скажи, когда убили Кеннеди?
— Кого, кого?
— Президента Кеннеди.
— Их двое, что ли, было? Не знаю.
Подошли ещё трое мальчиков.
— Ты, наверное, плохо учишься?
— Почему? Вот спроси у ребят. Нормально учусь.
— Как же вы ничего не знаете, балбесы! — рассердилась Джун.
— Мы знаем, что хотим есть… — и чуть не сбили с ног официанта, подоспевшего с напитками и закусками».
Тогда, да пожалуй и теперь, сказали бы — пропаганда. Но… дожили мы и в родной стране, что выпускницы школы спутали холокост с хлорофосом. Что в школьных учебниках Сталинградской битве и сражению на Курской дуге уделены буквально строки.
А ведь фильм мог быть и не менее увлекательным детективом. Чего стоит спасение русского учёного —
нобелевского лауреата, которого люди Ван-Кирха похитили и укрыли в потаённом месте. Организовал его побег отнюдь не дипломат высокого ранга, хотя и вынужденно принял в этом участие; иначе как бы он продолжал жить, зная, что мог спасти человека — и не сделал бы этого. Крайне интересен образ Эдика, ростовского умельца, некогда соблазнившегося жизнью в США и теперь тщетно обивавшего пороги учреждений, добиваясь возвращения на родину. Его и втянул в опасное предприятие один из старых друзей Ольховикова моряк, которому сумел дозвониться русский учёный. И вот —
погоня: с переменой автомобиля, с катастрофой, которую сознательно устроил Эдик, погибая, лишь бы спасти учёного от неминуемого захвата. Единственное, о чём просил он, если не удастся вернуться на родину, — передать некой Вале, «что он всегда… Да, она знает, что…»
И одна из заключительных сцен —
реакция простой ростовской девушки, узнавшей о такой гибели любимого…
Как всегда, Татьяна Лиознова тщательно готовилась, изучала историю вопроса о сбитом корейском «Боинге». В её библиотеке увидел я небольшую брошюру японца Акио Такахаси «Преступление президента» с подзаголовком-приговором: «Провокация с южнокорейским самолётом совершена по приказу Рейгана». Это не просто версия, а убедительный подбор документов и откликов мировой прессы (если и «пропаганда», то не наша). Каким злободневным мог бы стать этот фильм и в наши дни! На фоне бесконечных драк, убийств в нескончаемых сериалах — фильм о тончайших движениях души нормальных людей. И не только советских. Есть же и в США такие учёные, как старый Чизли, консерватор по убеждениям, решившийся на откровенное интервью русскому журналисту об опасности сползания человечества к ядерному апокалипсису. Убрали их обоих. Но… «случай — Бог-изобретатель»… Сын Чизли Норманн, влюблённый в дочь сенатора Джун, случайно узнал, что другая, влюблённая в русского журналиста, девушка случайно сохранила на компьютере крамольное интервью, закодированное на фразу, которую она запомнить не смогла. Вроде бы связанную с техническими терминами. Вот он, ключ: короткое замыкание — и всё-таки интервью это увидело свет! И как ни хрупок ныне мир на планете, как многое в её жизни может решить какой-нибудь нелепый случай! Появились же в печати сведения, что армейская элита готова была лишить президента Трампа ядерного чемоданчика, чтобы он не сотворил апокалипсис…
Татьяна Лиознова верна себе и в том, что намеревалась широко использовать кино- и телехронику. Потрясающие кадры ежегодного шествия в Японии в память жертв войны, особенно жертв трагедии Хиросимы и Нагасаки. Шествия, в которое и вливается малой частицей потерявшая дочь жена американского сенатора. И демонстрации во всем мире против ядерных угроз планете Земля.
Да, так было в её время. А я и до сих пор чувствую дрожь во всём теле, вспоминая, с каким чувством мы, студенты хора Уральского государственного университета на VII Всемирном фестивале молодёжи и студентов в Вене исполняли «Бухенвальдский набат» Вано Мурадели на слова А. Соболева. «Люди мира, на минуту встаньте! Слушайте, слушайте, гудит со всех сторон! Это раздаётся в Бухенвальде колокольный звон… Люди мира, будьте зорче втрое — берегите мир, берегите мир!» По сценарию одного из друзей Лиозновой поэта Роберта Рождественского, автора документального фильма «Весенний ветер над Веной», наш хор разместили тогда на скалах близ одного из фашистских лагерей смерти…
И разве сейчас меньше трясёт планету от очередных угроз, каких-нибудь смертоносных вирусов, выращиваемых в засекреченных лабораториях близ наших границ в Грузии, на Украине?!
Не дали Татьяне Михайловне осуществить этот замысел. Тогда уже торжествовало в российской элите стремление слиться в экстазе с вожделенным Западом, с главенствующей в нём Америкой.
В 1992 году внимание Татьяны Лиозновой привлёк опубликованный в «Иностранной литературе» английский роман японца (!) Кадзуо Исигуро «Остаток дня». Привлёк основательно — сужу по зачитанному чуть не до дыр экземпляру журнала. Похоже, что Татьяна Михайловна не раз возвращалась к роману, остались и её закладки, как в других книгах её библиотеки. Ответ на этот вопрос сложился у меня парадоксальный: она увидела в романе (вслед за переводчиком) тонкую изящную…комедию, выдержанную вполне в стиле английской классики. Хотя главный персонаж — потомственный дворецкий — начисто лишён чувства юмора. Человек, искренне верящий в своё «великое призвание» быть достойнейшим членом элитного Общества Хейса, который допускал в свои ряды дворецких «исключительно высшего класса». О, мистер Стивенс даже «выше» идеалов этого клуба лакеев высшего ранга. Он видит своё участие в судьбах планеты (хорошо хоть не всей Вселенной) от того, что преданно служил лорду Дарлингтону. А тот, действительно, влиял на европейскую политику в одном из секретных центров. Он в своем Дарлингтон-холле собирал самых влиятельных (на взгляд Стивенса) лиц из разных стран Европы в 1923 году, чтобы «снять давление на Германию после Версальского мира». Мы-то знаем, как обернулось это взращиванием реваншизма, появлением гитлеризма. А незадолго до начала Второй мировой войны тот же лорд сумел собрать у себя премьера и министра иностранных дел Великобритании… с германским послом. Вот так прислуживавший им Стивенс ощутил себя «спицей в колесе», которая определяет судьбы мира.
Татьяну Михайловну, конечно, привлекла тема закулисных переговоров «сильных мира сего», как и в «Семнадцати мгновениях весны». Но… в такой вот трагикомической форме. О, сколько возможностей для художника видится в переводе этого «романа» на язык кино! Это и прекрасные виды «доброй старой Англии», открывающиеся в кратком его путешествии дворецкому, ранее ничего, кроме Лондона и Дарлингтон-холла не видывавшего. И как интересны образы «простых» англичан, не из сословия лакеев. Образы, не прописанные до мелочей, набросанные яркими штрихами. Какой простор для кино-художника! Но главное — характеры проявляются ярко, как в случае с деревенским учителем, который готов просто и бесхитростно помочь человеку в трудной ситуации (всего-то застрял в пути из-за того, то забыл заправить хозяйский форд). И как тонко врач, которого уважает вся деревня, определяет в «джентльмене» лакея...
Зная, как блистательно Татьяна Лиознова высвечивала серьёзные проблемы в комедии «Мы, нижеподписавшиеся…», легко представить, как могла бы она поставить сериал «Остаток дня». Ведь за всеми этими сюжетными ситуациями встает проблема — участия всех слоёв общества в мировой политике, а не только «достойных особ». Кстати, и тема подлинного достоинства человека встаёт в романе очень остро. Грустный этот роман в самом названии таит проблему осознания смысла жизни, хотя бы в конце её…
Ну, и что остаётся Сименсу после того, как его лорда, «его светлость», опозорили на весь свет как пособника фашизму? «Великий» дворецкий смутно ощущает, что жизнь положил на «достойное служение» далеко не достойному человеку. Но… готов столь же ревностно служить теперь уже новому хозяину, американцу, купившему Дарлингтон-холл. И ищет новые способы точно угадывать его желания, тонко угождать.
Как же грустно понимать, что никто и не дал бы Лиозновой в условиях «лихих девяностых» поставить такую тонкую и глубокую комедию с политическим и философским подтекстом…
Комментарии:
Статьи по теме:
Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий