Мизантроп на двух колесах

Пограничник: Вы уже в седьмой раз эмигрируете в Израиль, а потом каждый раз проситесь обратно. Никак не решите, где лучше?

Пассажир: Вы знаете, и тут, и там не очень. Зато дорога!!!

(Старый советский анекдот).

Ещё, как следует, не рассвело, в стылом лондонском воздухе даже не дождь, а воспоминание о дожде, морось. Ветерок прибивает влажные жухлые листья к тротуару, как завёрнутых в мятые одеяла бомжей с испитыми лицами к вентиляционным решёткам в подземном переходе где-нибудь на Черинг-кроссе.

Пора на службу. Шлем надеваю ещё в тепле, голову втягиваю в плечи — зябко, — застегиваю перчатки-краги, чтобы не запустить в рукава особенно пронизывающую с утра сырость. Из гаража выкатываю мотоцикл. Матацыкл. Мотик. Моц. Байк. Ему тоже зябко, на улице он сразу покрывается холодной испариной. Это у меня и тёплая куртка, и штаны с подкладкой, сапоги. А у него только лёгкая попонка на баке и даже шерсти никакой. Но ничего, завёлся — сдержанно рявкнул и заурчал. Сейчас согреешься. 15 секунд на прогрев — и поехали полегонечку, не откручивая — чего зря людей будить.

Мотоцикл — не средство передвижения

Это трепетный тонконогий конь с огненной гривой. Это вепрь с налитыми кровью свиными глазками, мощный и бесстрашный. Это серый волк, на спине которого спасается от злых врагов сестрица Алёнушка. Это раздумчивый ишак Ходжи Насреддина, который разве что читать не умеет. Это запорошенная снегом кобылка чеховского Ионыча — бессловесная собеседница с тёплыми ноздрями.

Это — заявление об уходе из скучных буден и бесцветного себя. Это безумный бунт и хищный инстинкт. Это полёт на воздушной подушке, на парусной яхте, на ковре-самолёте. Это — закусить до крови губу и изойти рёвом первобытного восторга.

Это — у кого карман больше оттопыривается. У кого больше. Это гораздо круче пиджака от Версаче. Это – сотня лошадиных сил между ног! Или очень крупный комплекс, который можно оседлать и пришпорить — как кузнец Вакула чёрта. И он мчит тебя, чёрт! Красиво!

Самое дорогое — это человеческое общение

В автобусе или метро не пообщаешься. В Лондоне — так даже не толкаются. Зашёл в вагон, сел или встал, коротко глянул на ближние лица — и отвернуться некуда. Книжку не взял, газеты не досталось — у киоска очередь была — глаза уткнуть не во что. В тёмном изогнутом окне напротив у тебя на эти полчаса собственная комната смеха. Но не смешно. Тыг-дыг, тыг-дыг, тыг-дыг, тык-дыг … И на повороте железными колесами по железным рельсам — цзии-цзии-цзии!!! То ли дело мотик…

Неуловимое движение кисти — и ты вылетаешь из толпы скучных хэтчбеков, игривых кабриолетов и мускулистых поршаков. На первой передаче — так, влёгкую. Вторая… Стрелка тахометра поднимается до шести тысяч — и только отсюда V-образная четверка пробует свой настоящий голос, запевает многоголосую песню. Вот это музыка…

Мягкий вираж – левая ручка вперёд, левым боком повисаешь над дорогой, как на перину прикладываешься, плавно так плывёшь, только ветер даёт знать, что быстро. Но это всего минута-другая, быстрый кусок дороги кончается, а дальше знак 30 миль, и только на обгонах чуть откручиваешь, чтобы как можно меньше находиться рядом с автомобилями.

Вот и общение. Но не взаимное: они про меня не знают, большинство даже и не видят. Это я их изучаю. Деловой перец на машине впереди: Фольксваген Пассат, аппарат консервативный, мотор мощный, хозяин бензин не экономит и денег особо не считает. Не пацан. Самоуверенный: несмотря на недавний строгий запрет, одной рукой прижимает к уху мобильный телефон. Но едет нормально — не быстро, не медленно, не дёргаясь. Увидел меня в зеркале — всё, можно спокойно обойти.

Впереди светофор, поток замедляется. Мне налево, перестраиваюсь. Из примыкающей слева улочки в мой поток лезет вылинявший минивэн. В нём еврейская матрона — волосы тщательно упрятаны под вязаную сетку — каждое утро возит целый выводок детей в ближнюю хасмонейскую школу. В её глазах решимость обречённой — повернет во что бы то ни стало. Она каждое утро — как в последний раз, и не мне становиться у неё на пути. Я ей машу – проезжай, она даже не кивает, ибо это, наверное, может поколебать её веру в высшую данность её утренней миссии. Повернув передо мной, она так же бесповоротно и несгибаемо поедет дальше, а я – до зелёного — её пока тихонечко объеду и на светофоре стану впереди.

Наши в городе

Ввинчиваюсь между передними. Справа чёрный квадратный мерседесовский Гелендваген, за дымчатыми стёклами быковатые затылки водителя и пассажира. Наши, что ли? Водитель бросает на меня взгляд. Глаза тяжёлые, свинцовые. Наверняка наши: тут Бишопс-авеню рядом, которое облюбовали новые из бывших русских. Или бывшие из новых русских. Заговорить с ними по-русски? Они не обрадуются, даже не удивятся. В их глазах ничего не изменится.

Зелёный. Я пережидаю, пока перекрёсток пересекает проехавший уже на глубокий оранжевый наглец на местном варианте ижевского «каблучка» На двери что-то про Pest Control. Клопов выводишь? Конечно, каждая секунда на счету! Тебе ещё маячок с крякалкой!

Пока я так с ним мысленно общался, засиделся на старте. Гелендваген спокойно обошёл — и вдруг слева с рёвом и дымом ко мне подтягивается «тюнинговый» Рено-5. За рулем совсем пацан, глядит на меня и скалится в улыбке то ли с вызовом, то ли с приветом кореша по крутым покатушкам: мы, мол, с тобой одной крови. Этот Рено был построен, когда пацану купили его первую азбуку. Досталось машинке: последний раз в цвет мытого кирпича с белыми разводами её красили, похоже, кистью. Она разбита особым автомобильным радикулитом, у неё болят все узлы и агрегаты, особенно по такой сырой погоде. Коротко киваю водиле, но соседиться с ним не хочу, один целее буду. Ну, маленько нарушу — и вперёд.

Вдруг в правом зеркале стремительно вырастает МАТАЦЫКЛИСТ. Ну, достали… Я вовремя вспоминаю, что не спортсмен, а просто на работу еду. Уступаю дорогу. Парень на Ямахе просвистывает дальше, ныряет в узкую щель между машинами, уворачиваясь от встречного автобуса. Или очень хорошо водит, или очень плохо, я понять не успеваю. Удачи тебе, парень.

Жизнь прожить – не улицу перейти

На пешеходном переходе с пакетом из ближней кофейни – угрюмая батонистая деваха второй молодости. Припухшая физиономия, обрамленная макаронами русых волос, взгляд не радуется утру и началу трудового дня. За шесть лет после аттестата зрелости она поработала курьером, офис-менеждером, мелким клерком, а сейчас её взяли в плановый отдел, на повышение – ну, там, стаж, опыт. Чем она там занимается? Да тем же, чем занималась бы в нашем Непотребсоюзе — перекладывает бумажки из одной стопки в другую. Наверное, не замужем, и парня у неё нет. После работы с компанией таких же подружек пойдёт в ближний паб по пиву, будет нарочито громко разговаривать и реготать до закрытия, потом поедет домой, ляжет спать не раздеваясь. А утром – вот она, не просыпаясь, бредёт через дорогу.

Едем дальше, догоняю хищных линий Ягуар особого британского тёмно-зелёного цвета с салоном светлой кожи, в нём стареющий плейбой. У него всё в порядке — дом, клуб, гольф, круг общения, совсем ещё маленький сынишка от четвёртой жены, поездки на дорогие курорты и в диковинные страны, прислуга и лучшая медицинская страховка. Зубы на штифтах лучше новых, но кисти рук на рулевом колесе показывают — за 70, а жёлтое лицо жалуется, что печень пошаливает. Ему уже немного трудно успевать за потоком, но он внимателен и доброжелателен, меня с готовностью пропускает. Спасибо тебе, мужик, поживи ещё в свое удовольствие.

Глаза потомственного алкоголика

Только почувствовал себя добрым, как слева метнулся в мою сторону белый грузовой микроавтобус — еле успеваю увернуться. «Ты, блин, оборзел?». Из-за шлема, за закрытым окном он иностранных слов не разбирает, но общую идею улавливает. Молодой парень, кожа белая, нездоровая морщит на острых скулах. Светло-голубые мутные глаза потомственного алкоголика. Он сегодня неагрессивен: слишком плохо себя чувствует. Руки на руле в плотных татуировках. По-свойски улыбается, обнажая редкие жёлтые зубы, которых зубная щетка не касалась с его первой ходки в колонию для несовершеннолетних. Даже на этой стезе он не добился успеха, бедолага, теперь крутит баранку за 15 тысяч в год, из них ещё по четырём судебным приговорам небось компенсацию выплачивает за нанесение материального ущерба в восьми эпизодах. С таким мотик расколотишь, а компенсацию получат если только внуки…

Снова светофор, красный, по переходу утиной стайкой младшие школьники с группой учителей и родителей. У них экскурсия в ближний парк, дети там будут общаться с природой, собирать и рассматривать жучков-паучков, а после урока всех выпустят, потому — экология…

Рядом со мной протискивается девчушка на мотороллере — весёлая такая, в открытом шлеме малиновые щёки аж светятся. Ждём-с. Она не оборачивается: у нас, мол, собственная гордость, а ваши крутые мотоциклы-задаваки нам вообще не интересны. Ну, вот и зелёный. Привет.

И опять со старта — до 30 на первой, вторая, правый вираж на большом перекрёстке с круговым движением, когда можно опять почувствовать себя почти неприручённым мотоциклистом, дальше затяжной подъём – шмыг-шмыг из ряда в ряд – и опять светофор. Я каждый раз радуюсь, когда попадаю здесь на красный. Стою и любуюсь панорамой Лондона: вон телебашня. Там Сити с домом-огурцом, вон Риджентс-парк, там Вест-энд, а дальше парламент и Биг Бен и всё-всё-всё. Великоват, конечно, город, но красивый.

Но вот и контора. И если я не проспал и не застрял в дороге, мне достанется место на ближней стоянке, откуда и в негнущихся мото-сапогах дошаркать два шага. Я, как коня по холке, глажу мотик по покрытому попоной баку. Ай молодец! Ну, поскучай до вечера.

Лондон.