Про Савву

      В минуты тягостных раздумий меня с давних времён тянет пообщаться с Ф.И.Тютчевым. Особенно когда печалит разлука с друзьями, рушится, как изрёк поэт, «состав частей земных», а сверх того – частей духовных. И, взявшись за перо, чтобы почтить светлую память Саввы Васильевича Ямщикова, ловлю себя на мысли, насколько схожими бывают ясновидцы, подкованные познанием былого и пронизанные болью за свою Отчизну. Вот тютчевское: «Всемирную судьбу России… не запрудить».
    Нередко в беседах наших с Саввой Ямщиковым всплы-вали бессмертные строфы:
  «Не верь в святую Русь,
  кто хочет,
  Лишь верь она себе самой,
  И Бог победы не отсрочит
  В угоду трусости людской».

  Да, в открытом бою Россию не одолеть. Это признавалось на Западе ещё в начале позапрошлого века. И добавлялось – поразить её можно только изнутри. Тем издавна и занимались иноплеменные русофобы, снаряжая подсадного иуду, готового «для своих всегда и всюду злодеем быть передовым».
  Каждый прожитый день есть строка в национальной летописи, и она, эта строка, вольно или невольно, высекается также каждым из нас. Убеждённость в этом наполняла С.Ямщикова немереной энергией, крепила его решимость и мужество, подвигала на обличение «юродства без душеспасения и шутовства без остроты». В порыве противоборства с оборотнями, с лихоимством прилипал к лихолетью он рубил порой сплеча, вызывая огонь на себя. И, быть может, не просто дерзкая натура тому объяснение, но прежде остального опыт – броню порочности и равнодушия, угодливости и невежества иначе не пробить. Точь-в-точь как отчеканил (в мае 1867 г.) Фёдор Тютчев:
  «Напрасный труд – нет,
  их не вразумишь, —
  Чем либеральней, тем они пошлее,
  Цивилизация – для них фетиш,
  Но не доступна им её идея».
  Не стану повторяться. Держусь неотрывно сказанного мною о Савве Васильевиче при его жизни и при прощании с ним. Добавлю лишь пару-другую штрихов к портрету яркого, словно из цельной глыбы изваянного человека, образ которого должно хранить незамаранным в благодарность за его вклад в духовную сокровищницу нации, за искреннюю заботу о чести обманутой, обиженной России. И столь же важно уберечь от забвения расставленные С. Ямщиковым вехи, что отделяют сущее от суетного, истинное от лукавого, ограждая духовную экологию, самую, кстати, ранимую, от посягательств апологетов лжеискусства и срамной похабщины.
  Савва Ямщиков гордо нёс звание «реставратора всея Руси». И по праву. Но он посвятил себя не только сбережению и воссозданию по крупицам знаковых материальных составляющих исторической памяти. Отнюдь не меньше Савву Васильевича занимало воскресение померкших или преданных забвению имён подвижников, без коих не состоялась бы и не умножилась слава земли Русской. Ведь обезличивание творцов прекрасного, подравнивание их скопом под эпохи и прихоти их державных экспонентов, каким бы ухищрённым слогом сие ни прикрывалось, было и остаётся вычетом из вклада России в глобальную копилку культуры, девальвацией нравственного капитала, который ещё как-то сдерживает накат на человеческое в человеке, деградацию его в тень золотого тельца. И у нас, и повсюду.
  Савва Ямщиков успел многое свершить. Но какой обширный задел он оставил единомышленникам, всем тем, кто живёт не днём преходящим единым! Тревожно на душе. В наш бесшабашный потребительский век слова и клятвы исстираются, подобно расхожему пятаку. Часто слышалось и звучит поныне: Ямщиков ушёл, чтобы остаться навсегда. От преемников его дела зависит, останется он с нами как пробный камень совестливости или как живой укор.
  Долго, очень долго будет недоставать Саввы всем, кто наделён способностью слушать и слышать, слышать и понимать. Не обязательно было во всём с ним наперёд соглашаться или сгибаться под его напором. Савва Васильевич отличался от дутых величин тем, что в диалогах, спорах и даже в полемике непременным его приоритетом оставалось дело, а не делячество, почтение к неразрывной связи времён, осознание того, что нет у нации будущего без прошлого. Всем памятно, как он заслонял собой Пушкиногорье, его борение за признание неувядаемых заслуг классика российской литературы Н.В.Гоголя, как прикипел Ямщиков к Пскову, одному из коренников Руси, или восставал против низведения Москвы в сити-град не лучшего чужеземного покроя.
  В Савве Ямщикове лично мне больше всего импонировало неприятие двойной правды, двойной меры, двойных весов, сей мерзости по отношению к Господу (притча Соломона 20/10). Не празднословья ради он «шёл на Вы», бросал перчатку тем, для кого солнце с запада восходит. Изобличая носителей скверны, Савва возвышал себя. Закончу тем, с чего, пожалуй, надо было бы начать:
  «Враг отрицательности узкой,
  Всегда он в уровень шёл с веком,
  Он в человечестве был русским.
  В науке был он человеком».
  (29 декабря 1871 г.)
  Спасибо Фёдору Ивановичу Тютчеву.