Поэт и смерть

Древние говорили: поэты – пророки. Миру известны десятки примеров, когда сбывались пророческие слова поэтов. Это должно насторожить любого поэта, особенно пишущего о смерти. Надо быть очень осмотрительным. Изначально известно: Слово – есть Бог. И обращаясь со словом, нельзя забывать его энергию, данную слову свыше.
Великий русский поэт Cеребряного века Николай Гумилёв будто играл со смертью. Он дразнил и искал её не один раз.
Пробовал утопиться – не утонул, вскрывал себе вены, чтобы истечь кровью, и… вновь остался жить.
Но смерть уже обратила на него своё внимание.
В своих ранних стихах поэт уже затрагивает смерть. В стихотворении «Кредо» из первого сборника  «Путь конквистадора» Гумилёв пишет:

Но я живу, как пляска теней
В предсмертный час большого дня.
Я полон тайною мгновений
И красной чарою огня…
В сборнике «Романтические цветы» во вводном сонете, заключительные строки звучат так:
Пусть смерть приходит,
я зову любую!
Я с нею буду биться до конца.
И, может быть, рукою мертвеца
Я лилию добуду голубую…
В 20 лет он написал стихотворение «Баллада»:
Пять коней подарил мне мой друг
Люцифер,
И одно золотое с рубином кольцо,
Чтобы смог я спускаться
в глубины пещер,
И увидел небес молодое лицо.

Там на высях сознанья –
безумия снег,
Но коней я ударил свистящим
бичом,
И на выси сознанья направил их бег
И увидел там деву с печальным
лицом.

И, смеясь надо мной,
презирая меня,
Люцифер распахнул мне ворота
во тьму,
Люцифер подарил мне шестого
коня –
И Отчаянье было названье ему.
Во  многих его стихах упорно повторяется тот же образ, тот же символ из – «святая святых» – встревоженной души поэта: те же зовы любви недостижимой, те же предчувствия безвременной смерти, та же печаль, переходящая в отчаяние. Именно «шестой конь», подаренный ему Люцифером, унесёт во тьму, в смерть…
И через все книги Н. Гумилёва проходит мысль о смерти «страшной».
Вступительное стихотворение сборника «Жемчуга», в котором он сравнивает свою поэзию с волшебной скрипкой, он заканчивает строками:
На, владей волшебной скрипкой,
посмотри в глаза чудовищ
И погибни славной смертью,
страшной смертью скрипача.
В этом же сборнике  в стихотворении «Поединок» выделяются строфы:
Я пал, и молнии победней,
Сверкнул и в тело впился нож.
Тебе восторг – мой стон последний,
Моя прерывистая дрожь.

И над равниной дымно-белой,
Мерцая шлемом золотым,
Найдёшь мой труп окоченелый
И снова склонишься над ним.
Смерть постоянно была вблизи него. Эта близость будто возбуждала Н. Гумилёва.
В 1909 г. Гумилёв приезжает в Коктебель. Его влекло туда желание встретится с Дмитриевой. Однако с первых дней Гумилёв понял, что приехал напрасно.
Дмитриева вместе с Волошиным придумали поэтессу Черубину де Габриак. Впоследствии А. Толстой писал о том, что её стихи были смесью печали, лжи и чувственности. Он пишет: «Случайно, по одной строчке, проник в тайну, и я утверждаю, что Черубина де Габриак действительно существовала – её земному бытию было три месяца».
Мистификация, придуманная Волошиным и Дмитриевой, начавшаяся с шутки, зашла слишком далеко.
Гроза, неожиданно для всех, разразилась над головой  Гумилёва. Алексей Толстой вспоминает: «Я знаю и утверждаю, что обвинение, брошенное ему – в произнесении им некоторых неосторожных слов – было ложно: слов этих он не произносил и произнести не мог. Однако из гордости и презрения он молчал, не отрицая обвинения. Когда же была устроена очная ставка и он услышал там ложь, то  из гордости и презрения подтвердил эту ложь.
В Мариинском театре произошла тяжёлая сцена в двух шагах от меня: поэт Волошин бросился к Гумилёву, оскорбил его. К ним подбежали Анненский, Головин, В. Иванов. Но Гумилёв прямой, весь напряжённый, заложив руки за спину, уже овладел собой. Здесь же он вызвал Волошина на дуэль».
Весь следующий день шли переговоры между секундантами. Гумилёв предъявлял требования стреляться с пяти шагов до смерти одного из противников.
Для него изо всей этой путаницы, мистификации и лжи не было иного выхода, кроме смерти.
И вновь, уже в который раз, смерть подошла к Гумилёву так близко, что все вокруг ощущали её холодное дыхание.
А. Толстой описывал дуэль так: «Передав второй пистолет Волошину, я по правилам в последний раз предложил мириться, но Гумилёв перебил меня, сказав глухо и недовольно: «Я приехал драться, а не мириться». Тогда я просил приготовиться и начал громко считать: раз, два, три – крикнул я. У Гумилёва блеснул красноватый свет и раздался выстрел. Прошло несколько секунд. Второго выстрела не последовало. Тогда Гумилёв крикнул с бешенством: «Я требую, чтобы этот господин стрелял». Волошин проговорил с волнением: «У меня была осечка». «Пускай он стреляет второй раз, – крикнул опять Гумилёв, – я требую этого…».  Волошин поднял пистолет, и я слышал, как щёлкнул курок, но выстрела не было. Я подбежал к нему. Выдернул у него из дрожащей руки пистолет и, целя в снег, выстрелил. Гашеткой мне ободрало палец. Гумилёв продолжал неподвижно стоять: «Я требую третьего выстрела», — упрямо проговорил он.
И на этот раз смерть обошла Гумилёва стороной. Он получил ещё одну отсрочку. Но смерть, похоже, уже сжилась с мыслью, что Гумилёв полностью принадлежит ей.
Он сам в стихотворении «В пустыне» в очередной раз пишет:
Давно вода в мехах иссякла,
Но, как собака, я умру…
Он проводил над собой всевозможные эксперименты, дразня своими выходками смерть: увлекался наркотиками, курил опиум, отравляясь дымом блаженного зелья.
Над Гумилёвым смеялись: «Ну что нового придумал наш изысканный жираф?». А он уверял всех в том, что:
…Что людская кровь не святее
Изумрудного сока трав.
Мечтая о прошлых столетиях, видит он какого-то старого «товарища, древнего ловчего», утонувшего когда-то, и заканчивает стихотворение «Товарищ»:
…Сладостной верю я надежде,
Лгать не умеют сердцу сны,
Скоро пройду с тобой, как прежде,
В полях неведомой страны.
Эту страну он окрестил «областью уныния и слёз (стихотворение «В пути»). И заключает безотрадным:
…И в сумрачном ужасе
от лунного взгляда,
От цепких лунных сетей
Мне хочется броситься
из этого сада
С высоты семисот локтей.
А затем  пишет:
…И думы, воры в тишине
предместий,
Как нищего во мгле, меня задушат.
И до  последнего трагического события Гумилёву не раз ещё грозила  смерть.
Он добровольцем пошёл на войну в 1914 г., хотя имел освобождение от воинской службы из-за дефекта зрения. О своём поступке пойти воевать он писал:
…Как могли мы прежде жить
в покое
И не ждать ни радостей, ни бед,
Не мечтать об огнезарном бое
О рокочущей трубе побед.
На фронте он видел смерть лицом к лицу и вновь уцелел. Даже не был ранен:
…И Святой Георгий тронул
дважды
Пулею нетронутую грудь.
В ту пору смерть казалась ему достойной человека. Смерть «под пулями во рвах спокойных».
Но она опять прошла мимо него, как  и раньше в Африке, в дебрях тропических лесов, в раскалённых просторах пустынь…
Так и шёл он по жизни рядом со смертью. Сам себе Гумилёв отмерил срок жизни до 53 лет.  Он любил всё перевернуть.  Но на сей раз это «переворачивание»  обернулось для него трагедией. В 35 лет.
«И вот вся жизнь»… Она кончилась для поэта — многокрасочная, многозвучная жизнь, почти одновременно со смертью близкого ему собрата по перу Александра Блока, — всего на несколько недель позже. Будучи антиподами, полюсами одного сфероида, они не могли не погибнуть почти одновременно.
Эрих Голлебарх писал в своих воспоминаниях: «Ничего не значит, что между ними не было почти никакой внутренней связи: бывает связь по формальной необходимости не менее прочная. Гумилёв говорил о Блоке: «Он лучший из людей. Не только лучший русский поэт, но и лучший из всех,  кого я встречал в жизни. Джентльмен с головы до ног. Чистая благородная душа…»
Оба знали, оба предсказывали,  что умрут.  Блок предсказал, что умрёт у себя в постели:
… Иль просто в час тоски
беззвездной,
В каких-то четырёх стенах,
С необходимостью железной
Усну на белых простынях.
А вот  слова  Николая Гумилёва:
И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в глухом плюще.

Чтоб войти не во всём открытый,
Протестантский,
прибранный рай.
А туда, где разбойник, мытарь
И блудница крикнут – вставай…
Ни нотариуса, ни врача у него действительно не было. Не было рядом и родных… В последний  час жизни никого близкого.
Как он себя чувствовал в этот последний час? Может, молился и вспоминал свои вещие слова:
Я носитель жизни великой,
Не могу, не могу умереть.
Но смерть дождалась своего часа и, чтобы приблизить этот час,  позвала в помощники слуг дьявола. Этими слугами оказались работники ВЧК.
Впоследствии Алексей Толстой писал: «Я не знаю подробностей его убийства, но зная Гумилёва, — знаю, что стоя у стены, он не подарил палачам даже взгляда смирения и страха. Мечтатель, романтик, патриот, суровый учитель, поэт… Хмурая тень его, негодуя, отлетела от обезображенной, окровавленной, страстно любимой им Родины.
Но он победил смерть. Его стихи живут в сердцах сотен тысяч поклонников. И уже не один год проводятся поэтические фестивали, конкурсы, посвящённые Николаю Гумилёву не только в Коктебеле, но и в Ташкенте, Петрозаводске, Кронштадте. И творчество этого поэта Серебряного века всё больше проникает в сердца молодых и находит в них отклик.

Вячеслав Ложко,
член СП России,
лауреат Всероссийской премии имени Н.С. Гумилёва.
от редакции
В конце 2011 года – года 125-летия со дня рождения Николая Степановича Гумилёва и 90-летия его казни в застенке питерского ЧК – в рамках издательской программы Пушкинского фонда «Классика» вышла в свет книга «Ваш Гумилёв». Прекрасно изданный фолиант в полтысячи страниц,  с золотым тиснением, щедро украшенный редкостными иллюстрациями, представляет стихи, поэмы, драматургию, прозу и  критику выдающегося русского поэта начала ХХ века.
Романтик, путешественник, исследователь-этнограф, глава литературного  объединения «Цех поэтов», воин, получивший два солдатских Георгия на полях сражений Великой войны 1914–1918 гг., — вот грани яркой судьбы и блестящего таланта Николая Степановича Гумилёва.
 В своём предисловии к этому раритетному тому член-корреспондент РАН, президент Международного Пушкинского фонда «Классика» Николай Скатов написал: «…Гумилёва узнали как знаменитого поэта Серебряного века, тонкого литературного критика, основателя литературного движения «акмеизм» задолго до его гибели», которая, добавим, случилась, когда поэту было всего 35 лет от роду. Сколько ещё бы мог дать России этот неутомимый и страстный человек!
Н. Скатов завершает своё предисловие словами Александра Куприна о Гумилёве: «Ему не чужды были старые, смешные ныне предрассудки: любовь к родине, сознание живого долга перед ней и чувство личной чести. И ещё старомоднее было то, что он по этим трём пунктам всегда был готов заплатить собственной жизнью».
Как не хватает России таких «старомодных» творцов, как Гумилёв, сегодня, на очередном мучительном изломе страны!
Издательский проект «Ваш Гумилёв»
Руководитель проекта – В.Н. Кузин.
Общественный совет — Н.Н. Скатов (председатель), Н.Ю. Александров, В.Е. Багно, Н.П. Буханцев, В.Н.Ганичев, В.М. Голубицкий, О.И. Карпухин, В.А. Костров, В.Н. Кузин, Ф.Ф. Кузнецов, И.В. Макаров, В.С. Мелентьев, В.В. Фёдоров, Г.М. Щетинина, И. Т. Янин.
Ваш Гумилёв. Собрание сочинений: стихотворения, поэмы, драматургия, проза, художественная критика. Хроника жизни и творчества. – М.: Редакционно-издательский центр «Классика», 2011. – 528 с., ил.