Плевок в русскую историю

Нерождественские размышления о показе «Царя» на Рождество
  На Рождество Первый канал «осчастливил» отечественных и зарубежных зрителей многозначительным кинопоказом: сразу после программы «Время», то есть в самый что ни на есть «прайм-тайм», преподнесли нам «Царя» (режиссёр П. Лунгин, сценарист А. Иванов). Широкий кинопрокат этой ленты, снятой на деньги российских налогоплательщиков, дебютировал 4 ноября прошлого года, в день издревле почитаемой иконы Казанской Божией Матери, в дату нынешнего государственного праздника, что, ясное дело, тоже не случайно.

Уже самим выбором Рождества, второго по значимости праздника в православном календаре, Первый канал (51 процент акций у государства) давал понять, что перед нами не рядовая киноработа, а своего рода идеологическая установка с каноническим теперь – либеральным! — взглядом на эпоху, страну и её народ. Такая же многозначительность, вспомним, сопровождала несколько лет назад и показ по НТВ на Пасху богохульного фильма «Искушения Христа». Теперь руководство Первого канала даёт нам понять, что именно лунгинско-ивановскую версию эпохи Грозного следует внедрять в сознание российского народа, в особенности подрастающего поколения, плохо или вовсе не знакомого с далёким XVI веком.

ИСТОРИЯ ПО ЛУНГИНУ, ИЛИ …
  И что же это за версия? В центре фильма – противостояние изверга-царя Иоанна Васильевича (П.Мамонов), погрязшего в немыслимых жестокостях, и митрополита Филиппа (О. Янковский), осуждающего откровенно отталкивающий образ царского правления. В трактовке образа царя Лунгин с Ивановым смело и безоглядно следуют западным «хроникёрам» вроде Герберштейна и паре сбежавших за рубеж опричников, которые оставили описания не столько истинных, сколько придуманных преступлений Ивана Грозного.
  Деспотическая, свирепо-жестокая власть, упивающаяся кровавой вакханалией казней и издевательств, народ-раб и беспомощная церковь – вот три кита, на которых покоится лунгинский фильм. «Русская дикость» показана в «Царе» со сладострастием, с упоением, во всей её подлой неприглядности. Лента нарочито выдержана в мрачных, приглушённых тонах, в стилистике кинолент 90-х о «сталинской империи зла», что должно усиливать гнетущее впечатление от расстилаемых перед лицом зрителя зверств – свистящего кнута, дубины и меча опричников, пыток на дыбе, хруста выламываемых костей, людей, сжигаемых заживо. Не важно, что некоторые из сцен фильма, в частности, избиение митрополита Филиппа царскими холопами в храме или сожжение монахов в финале картины, – целиком фантазия сценариста и режиссёра. Зато каков размах!
  Зрительскому взору предстаёт отвратительная власть, разнузданная опричнина, это НКВД XVI столетия, царские сатрапы вроде Малюты Скуратова в прекрасном исполнении Юрия Кузнецова, готовые потакать любому царскому безумию. Здесь и откровенно гротескный шут Вассиан (И. Охлобыстин), воплощение дьявола, которому более пристало быть подле иезуита Игнатия Лойолы, а не при дворе православного царя.
  И есть митрополит, его стояние в вере и благочестии. Призванный на митрополичье служение, свидетельствуют историки, игумен Филипп (в реальности в два раза старше царя Ивана) из древнего рода бояр Колычёвых согласился на предложение царя не сразу. Он поставил условие: отменить опричнину. Иван возражал и в конце концов Филиппа уговорил. Кстати, богатством своим Колычёвы затмевали тогда царскую казну. До сих пор (!) идёт тяжба вокруг одной из бесчисленных колычёвских вотчин – Переделкино, за что, как следует из изложенной в СМИ версии главного редактора «Литературной газеты» Ю. Полякова, его переделкинская дача недавно подверглась разбойному нападению, а жена была жестоко избита.
  Для пущего нагнетания страстей создатели фильма придумали сцену расправы Грозного с изменщиками-боярами, сдавшими Полоцк и разодранными на куски по древнеримскому обычаю на арене диким медведем. Медведь долго ковыряется во внутренностях погибших, этого отталкивающего зрелища не выдерживает полуюродивая девочка-сирота, обласканная царём. Она выбегает на арену с иконой, но медведя это не останавливает – девочка гибнет от одного взмаха медвежьей лапы. Вот она, сила ВАШЕЙ иконы! — хотят прокричать нам Лунгин с Ивановым этим эпизодом. Вот она, сила ВАШЕЙ веры, — говорят они всем своим фильмом, в котором митрополит Филипп, антитеза беззакониям царя, задушен в монастыре Малютой Скуратовым (ещё один «факт», не имеющий исторических подтверждений).
  Отдельный вопрос — зачем нужно было столь нарочито выводить нынешний символ «Единой России» в качестве символа самодержавной патологии? Не затем ли, чтобы показать, как смелы авторы, какой решительный кукиш в кармане показывают они нынешним властям — залюбуешься.
  Под стать этому умело состряпанному нагромождению ужасов и сам образ царя в исполнении Мамонова – развалины с полубезумным взором и торчащими остатками гнилых зубов. Режиссёр и сценарист строго следуют русофобской трактовке образа Ивана Грозного – патологического злодея с необузданным нравом и маниакальной подозрительностью. Другого Грозного для них нет.
 
ЧЕГО НЕ УВИДЕЛИ СОЗДАТЕЛИ «ЦАРЯ»
  Разумеется, реальный Грозный был совсем не таков, каким он представлен в фильме. «…Конечно, по этой книге (речь идёт о романе Иванова «Летоисчисление от Иоанна», который лёг в основу сценария) нельзя изучать историю России — вдогонку фильму скороговоркой несёт околесицу рецензент издания «Читаем вместе». — … Абсолютно нет уверенности в том, что Алексей Иванов сам понимает, о чём написал(!)… Ему было удобно так писать(!)…Иванов — философ, сознательно передёргивающий исторические факты, поскольку они для него…совершенно не важны(!)».
  Величественный, мужественный царь Иван был одним из самых образованных людей своего времени, чрезвычайно одарённым литературно, мастером риторики. «Ни один государь нашей древней истории, — писал о Грозном виднейший русский историк С. Соловьёв, — не отличался такою охотою и таким умением поговорить, поспорить, устно или письменно, на площади народной, на церковном соборе, с отъехавшим боярином или с послами иностранными, отчего получил прозвище «в словесной премудрости ритора». Где всё это в фильме? Выросший с малолетства в постоянном страхе за свою жизнь, переживший ребёнком смерть своей матери от отравления, Иван IV сам в конце концов был медленно отравлен ртутью, что неопровержимо подтвердили результаты исследования после вскрытия его гробницы в 1963 году. Так отвечала боярская вольница на великие преобразования Грозного, отодвинувшего могущественных удельных князей от кормления и государственного кормила и призвавшего новых, незнатных людей к управлению государством. Многие жестокости царя были вынужденным ответом на страшные притеснения бояр – народу, ему, государству.
  В своём завещании сыновьям Ивану и Фёдору Иван Васильевич начертал замечательные слова: «Тело изнемогло, болезнует дух, струпы душевные и телесные умножились, и нет врача, который бы меня исцелил; ждал я, кто бы со мной поскорбел, — и нет никого, утешающих я не сыскал, воздали мне злом за добро, ненавистию за любовь». Изображение Ивана IV неслыханным тираном, представителем дикой, неевропейской монархии, заметила историк Наталья Нарочницкая, вполне вписывается в западноевропейскую традицию. В то же время хорошо известно, добавляет она, что в одну только Варфоломеевскую ночь уничтожено в несколько раз больше людей, чем было убито Иваном Грозным за все 30 лет его царствования. Так ли уж сильно отличается русский царь от чуть более старшего своего современника английского Генриха VIII, который, между прочим, был женат шесть раз и одну из своих жён, Анну Болейн, не дрогнув, отправил на плаху? В том же XVI веке в Англии только за бродяжничество были повешены 70 тысяч человек. И никто в мире не заикается об английских зверствах!
 
  Великий труженик в деле собирания Земли русской, Грозный за время своего правления увеличил территорию Московского царства почти на порядок – с полумиллиона квадратных километров в начале своего царствования до четырёх с половиной миллионов в конце. Естественно, Лунгина не интересует гигантская государственная работа, отнимавшая все силы царя: покорение двух царств, Казанского и Астраханского, отражение терзавших Русь крымских набегов, 20-летняя Ливонская война за балтийское наследство с городами Колывань (современный Таллин) и Юрьев (Тарту), поставленными ещё великим князем Ярославом. Всё это – второстепенные мелочи для авторов, задавшихся целью создать фильм-приговор тирану.
  «Я не кандидатскую диссертацию по истории писал», — с апломбом отвечал Лунгин критикам, обвинившим его в искажении исторической правды в фильме. Что за высокомерное пренебрежение научным знанием? Не знаешь сам, не знает сценарист, тогда пригласите профессиональных редакторов и консультантов, как это сделал в своё время Андрей Тарковский в «Андрее Рублёве», позвав Савву Ямщикова. Но нет, сегодня бюджет фильма распиливается без трат на эти «излишества», все «творцы» ныне сами с усами, зачем им объективные историки.
  Фильм «Царь» целиком вписывается в рамки тотального и злонамеренного переписывания отечественной истории, прошлой и современной, производимого по прямому политическому заказу влиятельных кругов у нас и за рубежом. Д. Медведеву пришлось аж целую президентскую комиссию создавать по борьбе с фальсификациями, ибо очернительство русской и советской истории давно поставлено на поток на Западе, в Восточной Европе, в бывших советских республиках. Отбрасывается победа СССР во Второй мировой войне, ставится знак равенства между Гитлером и Сталиным, неустанно куётся образ империи, душившей свободолюбивое человечество на всём протяжении своего существования. Поносимый теперь на Западе «авторитаризм Путина — Медведева» – не более чем логическое следствие такого преподнесения всей русской истории.
  «Ну, и чего вы от такой страны хотите?» — спрашивают своим фильмом Лунгин с Ивановым. И сами отвечают на свой вопрос: «Она всегда была такой».
 
  Есть у фильма и более утилитарная задача. Российских либералов так напугали итоги проекта «Имя Россия», где по всем показателям вперёд выходил И. Сталин, что все силы либерального агитпропа были брошены на развенчание идеи патриотической и сильной власти. Лунгин снимал, постоянно видя перед собой Сталина, и его сцены с покаянием воевод за сдачу Полоцка – чуть не графическая калька с процессов 1937 года. Тогда несгибаемые большевики, как один, словно по команде, сначала сдавали своих коллег по революционной борьбе, которые признавались во всех мыслимых и немылимых грехах, а потом, становясь на их место, уже и сами признавались в таких же грехах собственных.
  Единственное отличие Грозного от Сталина у Лунгина заключается в том, что царь постоянно кается в своих прегрешениях, очищаясь для новых преступлений перед Богом и совестью.
 
  Смогут ли создатели фильма назвать хотя бы одну нацию из тех, что Гегель называл «историческими» (славян, кстати, он в эту категорию вписывать отказывался категорически), которые ставили бы свои государства без насилия, без крови, дикостей и зверств? Если да, то Лунгину с Ивановым сразу бы, как Обаме, дали Нобелевскую премию мира. Нет таких стран на Земле. Мы знаем Англию с её жесточайшими войнами на истребление против Ирландии, Шотландии, Уэльса. Не говоря уже о зверствах и грабежах, которые сотни лет чинились британской короной в обширнейших колониях Индии и Африки. Знаем Францию с её покорением Англии, войнами за испанское наследство, наполеоновскими нашествиями, колониальными войнами ХIХ столетия. В ХХ веке был Алжир, где французы уничтожили свыше миллиона человек. А позже был Вьетнам – и у французов, и у американцев.
  Про США с их историей завоевания Америки с попутным истреблением от 5 до 20 миллионов коренных жителей-индейцев и говорить не приходится.
  Как только утихло великое время Грозного с его привычными для той эпохи жестокостями, Русь постигла Смута, в пучине которой были погребены многие завоевания его правления. Страна менее чем за 30 лет присягнула на верность трём русским царям – Фёдору Иоанновичу, Борису Годунову и Василию Шуйскому, двум Лжедмитриям, польскому королевичу Владиславу пока, наконец, не собралась с духом, не создала ополчение Минина и Пожарского и не изгнала польских оккупантов из Кремля. Можно ли сравнить разорение, нанесённое державе и её народу за годы Смуты, с «кровавой оргией» правления Грозного? Разумеется, нет.
  «Это последняя мерзость и опошление русской истории, — так отозвался о фильме Лунгина — Иванова известнейший русский писатель Владимир Крупин. — Не случайно после фильма умер Янковский, а у Ильи Репина отсохла рука, когда он написал картину, изображающую Ивана Грозного, который убивает своего сына. Не случайно Гаршин, который позировал Репину, выбросился в пролёт лестницы, покончил жизнь самоубийством. Нельзя же вслед за Андреем Курбским и Карамзиным повторять идиотскую версию об убийстве Иваном Грозным своего сына!».
 
ПОЧЕМУ РОССИЮ ДЕЛАЮТ ВСЕГДА ВИНОВАТОЙ?
  Исторический контекст эпохи таков, что отделить в ней правых от виноватых – дело заведомо гиблое. Все сколь-нибудь заметные европейские монархии жаждали в то время раздербанить ослабевшую Ливонию – и польский Сигизмунд-Август, а потом и Стефан Баторий, и датский Фредерик, и шведский Эрик, и император Священной Римской империи Карл V. Недвусмысленными были и папские притязания на Московию, ясные намёки на необходимость перемены веры в Москве с православия на католицизм. Кто из монархов в то время задумывался над тем, чтобы не брать то, что плохо лежит? Кстати, Ливонской войне предшествовали годы переписки царя Ивана Васильевича с европейскими потентатами в попытках мирно решить проблему Ливонии. Не получилось…Почему же винить в этом одного Грозного?
 
  Общеизвестно, что Польша, претендовавшая на роль европейского гегемона в XV — XVI столетиях, не останавливавшаяся ни перед какими жестокостями, чтобы утвердить себя и на Украине, и в Московском царстве, утратила ведущее положение именно потому, что была непоправимо ослаблена королевская, центральная власть. А без неё страна быстро скатилась в шляхетскую демо-анархию и вскоре – через век с небольшим — стала добычей более удачливых и организованных соседей.
  Нельзя сегодняшним аршином мерить эпоху Cредневековья. Хотя, впрочем, «случайно» попавшая на мировые телеэкраны казнь Саддама Хусейна показала, что современные политики, информационные бароны да и публика недалеко ушли от средневековых в жестокости, любопытстве и жажде кровавой сенсационности.
 
НАРОД И ЦАРЬ
  Народ-раб никогда бы не смог присоединить огромную Сибирь. «Что такое было русское «завоевание» Сибири? – говорил автору этих строк Владимир Крупин. — Казаки Ермака шли отрядами по 20—30 человек, заходили в остяцкие, войтяцкие, татарские или иные поселения, оставляли там одного казака на 40—50 человек, и он приводил под руку «белого царя» всех жителей. Это было замирение Сибири, а не завоевание её, попросту невозможное с такими ничтожными русскими силами. С той поры Забайкальское казачество сплошь узкоглазое». Татары, кстати, принимали активнейшее участие уже в Ливонской войне в составе русской армии.
  Впрочем, это смутно понимает даже Лунгин: монахи в фильме, которые отдают жизни за поруганного митрополита Филиппа, — не рабы. Русский раскол, который огненным смерчем пройдёт по Руси через сто лет, — это не рабы. Народ, который не пришёл в финальной сцене ленты на царское «веселье», — не рабы.
 
  Пётр Мамонов в фильме начисто переигрывает Олега Янковского. Надвигавшаяся ли смертельная болезнь сказалась на работе последнего народного артиста СССР или ложь заложенной в фильме фабулы, но здесь совсем не тот Янковский, к которому привыкли зрители за десятки дет. Впрочем, дело скорее в том, что образ митрополита выписан не так глубоко и ярко, чтобы он составил достойный противовес Грозному. «Это не митрополит Филипп, — заметил по этому поводу протоиерей Всеволод Чаплин, — это Андрей Сахаров». Которого любая Боннер, добавим мы, с толку собьёт...
  Прекрасны кадры облачения Иоанна Васильевича в царские одеяния. Слабый, опустошённый, кающийся грешник, подавленный своей греховностью и неправедностью, за несколько минут преображается в самодержца, олицетворяющего силу и мощь Державы.
  История России шла так, как она шла, именно потому, что пастыри, окормлявшие церковь нашу, питали власть и страну верой и государственной идеей единой самодержавной страны с помазанником Божьим во главе. Власть подотчётна Богу – вот их кредо до петровских преобразований, когда самодержец окончательно встал над церковью. Через 200 лет после этого решения самодержавная власть рухнула, и первой, кто отказался с амвона провозглашать «Многая лета» властвующему дому Романовых и стал петь осанну Временному правительству, оказалась новая, восстановленная патриархия с Тихоном во главе. Дальнейшее слишком хорошо известно…
 
  — Я грешен как человек, — произносит Грозный ключевую фразу в фильме, — но не грешен как царь. Горе тому мужу, который подпадает под волю жены своей. Горе тому граду, у которого много хозяев, – он исчезает без следа.
  Царь Иван Васильевич устоял против великих противодействий и великих хул своего времени. «И вот в тот момент, когда страна нуждается, — как в хлебе, как в воздухе, — сказал Леонид Симонович-Никшич, глава Союза православных хоругвеносцев (СПХ) и Союза православных братств (СПБ), — в некоем утверждении своей силы и славы, мы получаем страшный плевок в лицо крайне искаженным, карикатурным образом нашего первого Помазанника Божьего – Ивана Грозного! Это просто безобразие, безобразие талантливое, но от этого ещё более кощунственное». Историк, исследователь эпохи Ивана Грозного Вячеслав Манягин пытался предотвратить демонстрацию фильма на экране Первого канала, написав письмо Президенту Д.А. Медеведеву. «В последнее время целью фальсификаторов, — отметил Манягин в своем послании, — стал ключевой момент в отечественной истории – создание в XVI веке Московского царства и олицетворяющий этот процесс первый русский царь – Иоанн IV Грозный. Фильм П.Лунгина не только искажает историческую правду, но и роняет престиж России в глазах всего мира».
 
  Зритель, новый, молодой, избалованный клиповой культурой, досиживал в кинозалах до конца фильма, похрумкивая попкорном, несмотря на всю мрачность сюжета и полную отдалённость ТОЙ истории от сегодняшнего дня…Но что он вынес из этого месива жестокостей и патологии? Не зря Манягин пытался остановить показ «Царя» как порноленты…
 
  Теледемонстрация «Царя» стала неким художественным аналогом размашисто поданных не так давно здесь же на Первом телевечеров с мамой режиссёра Лунгина. Интеллигентная родительница с милыми подробностями живописала нам устную версию истории ХХ века: свою довоенную учёбу в престижном ИФЛИ, войну, тихо проведённую в эвакуации, Твардовского, который в начале 60-х годов приходил в их дом читать Солженицына и неизменно завершал вечер тем, что напивался. Теперь сын из своего парижского далека обобщил для нас, убогих, век XVI в своём «Царе». Не многовато ли, спросим себя, Лунгиных для одного телеканала, который принимается не только на всей территории СНГ, но и по спутниковому вещанию идёт на многие страны Западной Европы?