Одиссея Василия Синайского. К 70-летию дирижёра

Заявив о своём уходе в 2013 году из Большого театра, где был главным дирижером, он был категоричен, хотя никаких «крамол» за ним не числи­лось. Его можно было понять, ибо именно в это время в главном музыкаль­ном театре страны происходили бесконечные скандалы. Вскоре после его ухода, накануне премьеры «Дон Карлоса», в театре произошли кардинальные изменения. Но Василий Серафимович Синайский не вернулся, стал работать с Малым симфоническим оркестром, созданным для маэстро Юрия Симонова, потом ушел и оттуда. Упоминание о Симонове — не случайно.

Юрий Иванович был соучеником Синайского по Ленинградской консерватории и часто подставлял дружеское плечо как в учёбе, так и в профессиональном становлении.
Мы с Синайским на «ты», поскольку не только дружим почти 50 лет, но и по­тому, что я в какой-то мере способствовала переезду этого талантливого му­зыканта из Новосибирска, где он работал в симфоническом оркестре выдаю­щегося мастера Арнольда Каца, в Москву, где на него положил глаз вели­кий Кирилл Петрович Кондрашин. В чем же здесь моя личная заслуга? Не хочу углубляться в эту историю, скажу лишь, что мне (не скрою!) принадле­жала честь поведать столичному маэстро об удивительном двадцатипятилет­нем дирижере у Каца.
— Начну по порядку: родился Василий аж в Коми АССР, то есть далеко на Севе­ре. Как случилось, что там оказались твои родители-ленинградцы?
— А всё очень просто, особенно по тем временам. Папа легкомысленно рассказал какой-то анекдот и по знаменитой 58-й статье был отправлен на поселение в Коми. Позднее, конечно, был реабилитирован. В Коми за ним последовала и мама, преподаватель английского языка, и стала там препода­вать. Меня же с четырёх лет отправили учиться музыке. Кстати, несмотря на пово­роты судьбы, в те годы было принято учить детей музыке с самых малых лет. Ну, а потом мы вернулись в Питер, и там я уж стал заниматься с рвением и постоянно растущей любовью. В школьных концертах участвовал уже с семи лет, начал с «Детского альбома» Чайковского. В районной музыкальной спецшколе я, как говорили, подавал большие надежды. А в консерваторию поступил на два отделения – музыковедческое и дирижёрское.
— Замечу, что на дирижёрское отделение принимают только тех, кто уже имеет высшее музыкальное образование. Синайский был счастливым исключением.
— Ты не можешь представить себе, как мне потрясающе повезло. У меня был уникальный педагог Илья Александрович Му­син, да ещё мною интересовался и другой мастер, Рабинович. К нему я тоже, с ведома Мусина, неоднократно наведывался. А учеником Рабиновича был Юра Симонов, который, чтобы я лучше «вошёл» в оркестр, предложил мне выступать с руководимым им самодеятельным оркестром Выборгского дворца культуры. Это была для меня ещё одна дополнительная, но бесценная школа. Я, признаться, тогда был самым молодым питерским дирижёром. И ещё я стал студентом музыкального училища имени Мусоргского, где был очень строгий график воспитания дирижёра. Уже тогда я прикоснулся ко Второй симфонии Брамса, к «Франческе да Римини» Чайковского и сюите «Дафнис и Хлоя» Равеля – произведению эффектному и очень сложному. Ко­роче, старался пробовать себя в разностильности.
А потом я поехал на конкурс к Кацу и стал у него вторым дирижером, ещё не закончив консерватории. Кац ждал меня год, я этим гордился. Кстати, то­гда уже я играл на многих инструментах. Три года в аспирантуре у Мусина… В общем, учился серьезно и влюбленно… А потом был Всесоюзный конкурс дирижёров, на котором я блистательно провалился со своим «Дон Жуа­ном». Ты хорошо помнишь этот провал. Но ведь именно он открыл мне бес­конечно любимого мною Рихарда Штрауса, у которого я, кажется, уже сы­грал всё, включая практически никогда не шедшую у нас его оперу «Кавалер розы», — это была моя постановка в Большом театре. Да, а на второй тур конкурса меня не пропустили, но Кондрашин рекомендовал меня в Латвийскую филармонию, и там, собрав по сути новый оркестр, я работал тринадцать лет…
— И тебя послали тогда на самый сложный дирижёрский конкурс в мире, в Германию, к Герберту фон Караяну…
— Не стану вдаваться в подробности, но скажу лишь, что трудности были невероятные. На конкурс из огромного числа претендентов были отобраны двое: Владимир Вербицкий — за него очень ратовал Светланов — и я. Мне удалось занять первое место и получить золотую медаль. Потом это караяновское «золото» получил еще Саша Лазарев. И больше никто из наших.
После конкурса Василий стал ассистентом у Кондрашина. Однако сначала работал в Риге. После начались гастроли. Наконец, главный режиссёр в Большом театре, и опять бесконечные и выступления по всему миру.
— Понимаешь ли, именно тогда, когда я стал вольной птицей, я понял, что обрел наконец внутреннее равновесие, гармоничность, настоящий профессионализм...
У маэстро богатый репертуар. Обширна география стран, где он выступает. Множество солистов самого высокого класса, самые знаменитые оркестры сотрудничают с ним. «Визитными карточками» Василия являются Шостакович, Чайковский, Малер, Брукнер, Яначек, Дворжак, Прокофьев, Барток, Равель. Особое место в его симпатиях занимает английский классик XX века Эдуард Элгар. А во главе этой потрясающей музыкальной «пирамиды» — вечная любовь маэстро: немецкий классик XX века Рихард Штраус. Тот самый, из-за неудачи с исполнением «Дон Жуана» которого Синайский не попал на второй тур Всесоюзного конкурса дирижёров.
— А чем ты сам лично доволен из своих исполнений и записей последнего времени?
— Каждое сочинение я ведь играю по нескольку раз, особенно это касается самых любимых. Что бы я назвал? Шестая симфония Чайковского, его же симфония «Манфред», Вторая симфония Рахманинова, конечно, всё тот же «Дон Жуан» и... те самые мои «визитные карточки», которые только что ты сама перечислила.
— Как же иначе! Сколько лет тебя слушаю? Аж 49! Как говорится, сыз­мальства! Кстати, кого из дирижёров старого времени ты отмечаешь, говоря об особенной сложности нынешнего исполнения Бетховена?
— Фуртвенглера. Меня просто покоряют его старые медленные темпы и огромное содержание в исполнительстве. И, сама понимаешь, я большой фа­нат Караяна.
— А какие из недавних своих записей ты считаешь наиболее интересными?
— 15-я симфония Шостаковича, все миниатюры Анатолия Лядова, 4-я Симфо­ния Шостаковича, «Бабий Яр» с Сергеем Лейферкусом и Филармониками ВВС. И еще… Очень мне дорога Восьмая симфония Шостаковича.
Кстати, одним из выдающихся событий в европейской карьере Синайского стало его участие с оркестром корпорации ВВС в фестивале к 100-летию Шостаковича в 2006 году в Манчестере. Там он буквально поразил воображе­ние публики и критики исполнением симфоний великого композитора. Нельзя не отметить и совсем недавние записи фортепианных концертов Гри­га и Чайковского с оркестром Берлинского радио…
У маэстро огромные гастрольные планы. Лондон, Париж, азиатское турне — Корея, Япония...
— Очень люблю выступать в Питере с Темиркановским оркестром, — признаётся Синайский. — Буду играть скрипичный концерт Альбана Берга с Изабеллой Фауст, «подбираюсь» к Антону Брукнеру — уже играл его Четвертую, Восьмую симфонии, сейчас готовлюсь к Пятой… И композитор, который так нравится лично тебе — Элгар. У него я играл Вторую симфонию и удивительные симфонические вариации, буду играть его ещё и ещё…
Ныне Василий Серафимович Синайский — участник многих музыкальных фестивалей, член жюри международных конкурсов дирижёров, авторитетный педагог, профессор Санкт-Петербургской консерватории по классу оперно-симфонического дирижирования. Он — большой знаток оперы, живописи и поэзии. На восьмом десятке он полон энергии, новых замыслов, постоянно в поиске. Можно не сомневаться, всё задуманное у него непременно получится. Такой уж он человек!

 

Наталья ЛАГИНА.