Николай Зиновьев: «Спасти Россию очень просто…»

Познакомиться с поэтом Николаем Александровичем Зиновьевым мне довелось недавно на фестивале «Сияние России» в Иркутске, который многие годы проводит великий русский писатель Валентин Распутин. В октябре прошлого года этот ежегодный праздник русской культуры собирался в 14-й раз. В нём приняли участие очень интересные писатели, поэты, художники, актёры из разных концов России. 

Среди гостей оказался и краснодарский поэт Николай Зиновьев, один из наиболее одарённых современных русских поэтов. «У этого автора свой разговор с читателем, своя интонация. Вы поймёте это сразу, услышав его, — говорил о нём В. Распутин, представляя Зиновьева зрителям на многочисленных встречах на иркутской земле.

На авансцену выходил Николай Александрович Зиновьев в свитере или пуловере, высоколобый, чернобородый, черноглазый и начинал читать стихи – просто, без рисовки, без позы, столь излюблённой некоторыми мастерами поэтического цеха.

И зал взрывался аплодисментами. Если бы не жёсткий регламент выступлений – всем гостям нужно было дать слово, – Зиновьева слушали бы ещё и ещё. Его стих чужд нарядности, внешней вычурности, он по-библейски прост и по-библейски мощен. Слова Зиновьева словно удар молнии, они разят в самое сердце.

Зиновьев – редкостно самобытный поэт, но след русской поэтической традиции явственно ощущается в его творчестве. Его стихи идут от Тютчева, Рубцова, Юрия Кузнецова, не так давно ушедшего от нас. Зиновьев – глубоко народный поэт и по форме, и по внутренней удивительной близости к своему народу — старикам, случайно встреченным знакомым, афганским и чеченским инвалидам, своей матери, бабушке, деду, павшему на войне.

Его темы – душа человека в её извечном стремлении к Богу и отпадение иных от Бога, Россия и мир, русский народ, его пороки и величие, восхищение женщиной, любование природой, а вернее, слияние с ней.

«Я вас сразу очень выделил, — сказал ему при знакомстве. — Числю в первых поэтах сегодня».

Недавно в Краснодаре вышла в свет девятая книжка стихов Николая Зиновьева «Я — русский».

В предисловии к ней литературовед Виктор Бараков, в частности, писал:

«Такого поэта в России больше нет», «сравнить его не с кем» — это и подобные изречения с завидным постоянством появляются в статьях и заметках о кубанском лирике Николае Зиновьеве. Ещё процитируем Валентина Распутина. «Талант Зиновьева, — пишет он, — отличен от других ещё и тем, что он немногословен в стихе и чёток в выражении мысли, он строки не навевает, как это часто бывает в поэзии, а вырубает настолько мощной и ударной, неожиданной мыслью, мыслью точной и яркой, что это производит сильное, если не оглушающее впечатление».

Уже в ноябре прошлого года произведения Николая Зиновьева впервые появились в «Слове». Сообщил автору в Кореневск Краснодарского края, что его стихи украсили номер и газету. Николай Зиновьев, обрадованный, прислал ещё одну подборку, и она тут же пошла на полосу. И вот третья. Верим, каждое его появление в «Слове» — это событие не только для наших читателей, но и для русской литературы. С редкой искренностью говорит он с читателем, с удивительной силой проникновения в душу. И говорит он о главном для нас. Поэтому стихи его идут от сердца к сердцу.

 

Виктор Линник.

 

Спасти Россию очень просто:

Всем надо с душ содрать коросту

Неверья, страха бремена

На все отбросить времена,

И всё. Россия спасена.

 

* * *

 «Мысль изречённая есть ложь».

Ф.И.Тютчев.

Ну вот и право крепостное

Вернулось, будто из похода.

И лишь название иное

Ему придумали: свобода.

 

Людская жизнь — предмет

продажи,

Хозяин — барин, как всегда,

Только лютее ещё даже,

Чем был он в прежние года.

 

А на суку сидит ворона,

И клюв, как ножницы, её.

Отрежь, ворона, время Оно,

Пусть оно канет в забытьё.

 

А нас ждут в Царствии Небесном,

Не всех, конечно, но а всё ж

Не всем же светит ада бездна.

Всё изречённое — не ложь.

 

* * *

Иные баре, не иные

Их взгляды: те же, свысока

На тех, кто собственно Россия

Была и есть во все века.

 

Ещё икнётся вам, все воры,

Считать народ за дурака.

Ну а пока борзые своры

Летят, топча Руси просторы,

Травя, как прежде, русака.

 

Хула на Духа Святого

Се проверено веками,

Что в любое жизни время,

Если бросишь в небо камень,

Он вернётся тебе в темя.

 

Аксиома

Порой я клял социализм,

Был он безбожием мне тошен,

Но капитализм — каннибализм

Быть на земле вообще не должен.

 

Я вижу ясно: как в аду

Он сам себя за глотку гложет.

Чёрт обещал за это мзду,

Но он соврал. Он это может.

* * *

Когда детям, что было, отдам,

Ветер вечности в уши засвищет,

По святым я отправлюсь местам -

По заброшенным сельским

кладбищам.

 

Там, где корни берёз проросли

Сквозь глазницы и клетки грудные

Тех, кто воз государства везли.

Я один помяну вас, родные...

 

Храм на небе

Облака на небосводе,

Что за чудо этот храм!

Гимн единственной свободе,

Душам страждущим бальзам.

 

До прекрасного охотник,

Сам прекрасен и силён,

Этот храм построил Плотник

Всех народов и времён.

 

* * *

Бессонница, бессонница,

Стол кренится, шкаф клонится,

И кривится окно.

 

И слышен голос кочета,

И спать поэту хочется,

Как всем ночами, но ...

 

И этому вот «но»

Стихом стать суждено.

 

* * *

У народа быт несносен,

Слёз и бед невпроворот,

Но народ мой богоносен,

Потому, что мой народ.

 

«Всяк кулик своё болото...»

Глупо. Я ведь не кулик.

А народ и впрямь велик,

Даже спорить неохота.

 

На дружеской пирушке

Собрал нехитрую закуску:

Селёдку, кислую капустку

И пир пошёл, хоть не горой,

Но каждый был на нём герой.

 

Какие светлые умы!

И несмотря на то, что пьяны.

А Чарльз Дарвин врал, что мы

Произошли от обезьяны.

 

Повсюду ложь, повсюду ложь!

С экранов, со страниц газет.

Я ей кричу: «Меня не трожь!»

Она мне вкрадчиво: «Э, нет.

Ведь ты поэт, ты мне и нужен,

Ты правду пишешь, говорят,

Ты не готов ли стать мне мужем?»

 

Я стал креститься: свят, свят. Свят!

Ещё раз о блудном сыне

Блудный сын домой вернулся,

Крикнул в дверь: «Отец и мать!»

Только пыли вихрь взметнулся.

Как же это понимать?

 

Из дверей священник вышел

В облаченьи, как лунь, бел,

И сказал ему: «Потише,

Я их только что отпел».

 

Блудный сын на землю

рухнул

И лежал так целый день.

Ночью филин громко ухнул,

Тело мёртвое задев.

 

Всех троих похоронили

За оградкою одной.

И летал ночами филин

У могилок, как родной.

 

СТАРАЯ ФОТОГРАФИЯ

Это — старая улица Мира.

Золотые, родные года!

Я, как странник на пачке

«Памира»,

Там остался душой навсегда.

 

Пусть там хаты стоят не по нити,

И плетни пацанятам по грудь,

Вы на окна, на окна взгляните! —

Без решёток они. Вот в чём суть.

 

ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ

Пусть не всегда была ты стойкой

И горькую пила украдкой,

Но всё-таки была прослойкой,

А нынче стала ты прокладкой.

 

У МОНУМЕНТА ЖЕРТВАМ

ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

Над легендарною тачанкою

Плывут неспешно облака.

И ветер песнь поет печальную

В гранитных гривах. На века

Застыли кони оголтелые,

На постаменте солнца блик,

Кладу к нему букет гвоздик.

Гвоздики красные и белые...

 

* * *

Я помню всех по именам,

Кто нас учил, что труд — награда.

Забудьте, милые! Не надо...

Труд — наказанье Божье нам.

Как может быть мой дух высок,

Когда до поту, до измору

Я за говядины кусок

Дворец роскошный строю вору?..

Ведь я потворствую ему.

Ведь я из их, выходит, своры...

О, век! Ни сердцу, ни уму,

Ни духу не найти опоры.

* * *

Что значат знакомства в дороге?

Но помню её до сих пор:

И взгляд её помню глубокий,

И влево бегущий пробор,

И столик вагонный меж нами,

Привинченный крепко к стене...

Не Юность ли это с годами

Всё явственней видется мне?

 

КОМБАЙНЁР

В пыльной куртке из холстины,

В сапогах и пыльной кепке

Мягко прыгнул из кабины

Человек — большой и крепкий.

 

И тряпицею в мазуте

Человек свои ручищи

Тёр, не зная, что, по сути,

Нету рук на свете чище.

 

* * *

Не потому, что вдруг напился,

Но снова я не узнаю —

Кто это горько так склонился

У входа в хижину мою?

 

Да это ж Родина! От пыли

Седая, в струпьях и с клюкой...

Да если б мы ее любили,

Могла бы стать она такой?!.

 

РОССИИ

Когда ты невинной и слабой

Невестой навстречу идешь,

А смотришь распутною бабой,

Где правда твоя, а где ложь?

 

То матом ощеришься дико,

То слезы по впадинам щек.

В руке — то щербатая финка,

То скрипки волшебной смычок.

Ты — в даль полевая дорога

Иль омута злая вода?..

Ведь всю-то тебя, как и Бога,

Не видел никто.

Никогда.

 

Русское поле

Я под небом твоим тусклым

Понял это не вчера:

Чтоб тебе остаться русским,

Куликовым стать пора.

 

А иначе тебя сгорбит,

Стиснет страшная беда,

Станешь ты курганом скорби

Аж до Страшного суда.

 

Будет летними ночами

Золотая сниться рожь.

Деревянными крестами

До вершины зарастешь...

 

* * *

Вижу небо, поле в перелесках,

И у сельсовета бюст вождя.

Вижу речку всю в игривых всплесках

Тёплого июльского дождя.

 

Слышу грома дальнего раскаты —

Всё это вмещается во мне.

Русская душа, как широка ты!

Есть где разгуляться сатане...

 

Исход

От мира — прогнившего склепа,

От злобы, насилья и лжи

Россия уходит на небо,

Попробуй её удержи.

 

* * *

И длится век наш развращённый,

И мне отчётливо видна

Картина грустная одна:

«Кипит наш разум возмущённый»

И скоро выкипит до дна.

 

* * *

Люблю я тихий час закатный,

Когда остынет пыль дорог,

Когда чуть влажный и прохладный

С реки подует ветерок,

Когда над зеркалом запруды

Две-три звезды вствечают взгляд,

Когда умолкнут словоблуды,

А молчуны заговорят...

 

Зимняя заря

От мороза воздух гулкий,

Подувает ветерок.

Как на палехской шкатулке,

Замер зимний хуторок.

 

Розовит сугробов гребни

Свет зари. Хрустален звук.

А дымы из труб, как стебли,

Ветром скошены на юг.