Неожиданный Обросов?!

На недавно прошедшей выставке в галерее на Пречистенке молодого галериста Александра Семёнова посетители встретились с произведениями одного из самых талантливых художников современности, академиком двух Академий — художеств и российской словесности — Игорем ОБРОСОВЫМ и были приятно поражены...
  Имя этого мастера «живописи сурового стиля» хорошо извест-но широкой аудитории — нашей и зарубежной. Знакомо по многочисленным вернисажам, книгам, альбомам, выступлениям по радио и телевидению.

   В изобразительном искусстве место, занимаемое им, особенное. Пожалуй, трудно найти другого художника, так передавшего боль по уходящей в небытие русской деревне. Деревне, вскормившей огромную нашу матушку Русь.
  Времена меняются. Заколачиваются досками резные окна деревянных срубов, рушатся дома — молодёжь уходит в город. Ведь современный мегаполис так притворно заманчив, криклив и кичлив! И кто же останется на полях наших? Старики, на плечи которых ложатся неподъёмные заботы по сохранению тлеющего огонька жизни в русской деревне?
  Как здесь не вспомнить слова самого художника : «Ни с чем не сравнимо чувство родной земли — той, что временами покидаешь и куда постоянно возвращаешься в трудную годину под родную сень за пониманием и лаской... А к осени тянет меня в опустевшие пашни и отавы, на стерню, где на золотисто-коричневом фоне выступают янтарные соломенные стога и скирды бесконечного русского поля».
  Всё, о чём размышляет Игорь Павлович, нам близко. Ведь у нас одна общая история многострадальной страны. «37-й год» Обросова в какой-то степени коснулся каждого. Глубокой ночью ежовские ассенизаторы «чистоты» социалистического строя ворвались в уютную квартиру семьи Обросовых и на глазах перепуганных детей, растерянной жены арестовали отца, бросили его в машину и увезли навсегда. К смерти! В застенках ГУЛАГа погиб профессор — известный советский хирург, директор Института им. Склифосовского, один из лучших представителей отечественной медицины 30-х годов.
   Эта конкретная трагедия в ту кошмарную ночь в конкретной человеческой судьбе навсегда наложила отпечаток на мальчика, совсем подростка. И через много лет этот повзрослевший мальчик создаёт поразительный цикл картин — реквием по погибшим в проволочном мире репрессий. В мире, в котором погибли сотни тысяч, а спаслись немногие. «Павел Николаевич Обросов, начальник кафедры Первого Московского медицинского института, расстрелянный «за контрреволюционную деятельность», реабилитирован за отсутствием состава преступления посмертно». Известный московский искусствовед Мария Чегодаева, горячо поддерживающая идею создания Мемориала памяти о времени сталинского беззакония, в каталоге к обросовской выставке, которая посвящена этой суровой године страны, писала: «Много раз заводили речь о сооружении памятника жертвам репрессий. Каких только памятников кому только не воздвигаем. Но на это нет средств. А мне видится тёмная крипта-музей, на стенах — обросовские холсты. И перед ними не вечный огонь — символ солдатской области, а РАСПЯТИЕ и костёр свеч. Таких же светлых, как прощальный взгляд Человека-отца, интеллигента, россиянина. уходящего в бессмертие».
   Игорь Обросов — одна из самых заметных фигур шестидесятников, ставших не только фактом истории культуры второй половины ХХ столетия, но и нравственно-общественным явлением того неспокойного противоречивого времени. Его мастерская на Поварской в доме №20 — старом доходном доме в центре столицы — вспоминается ныне как один из очагов смены «поколения оттепели» на деятелей культуры более жёсткого, непримиримого отношения к действительности.Рядом с ним в своих творческих ателье творили мастера незаурядные: Борис Мессерер, Дмитрий Бисти, Николай Попов. И за каждой дверью билось сердце Индивидуальности, Неповторимости.
   И всё же почему нынешняя экспозиция Игоря Обросова так неожиданна для большинства из нас? Что можно не знать о столь популярном художнике? Галерист Александр Петрович Семёнов представил нам художника-путешественника. С этюдником, наполненном красками. С холстами и картонами-оргалитами, недолго остававшимися нетронутыми.
  Япония, Норвегия, Германия, Франция — вот неполный перечень стран обросовских маршрутов творчества!
   Всё увиденное, восторженно запечатленное и эмоционально пережитое, «застенографировано» в полотнах большого формата. Страстно и неповторимо индивидуально. Ярко, цветно, с острым композиционным построением. Работы значительно отличаются от его монохромного минора пейзажей русских полей и пашен. «Нет, я не предал серых соломенных крыш наших изб, не предпочел им красно-оранжевую черепицу западных посёлков, так прекрасно воспетых Ван Гогом и Сезанном, которые только в такой среде и могли родиться как художники-импрессионисты. Но, оказавшись в столь «цветном» месте, я всё же постарался остаться самим собой, сохранить свою позицию и не попадать под обаяние той уютной атмосферы, чем дышит любой европейский уголок природы. Если же быть точнее, то я хотел выразить свои впечатления и эмоции искренне, будучи свободным от впечатлений и эмоций первоклассных западных мастеров кисти».
   Этот разговор о поездке Обросова в «импрессионистическую» Францию к своему другу с молодых лет Олегу Вуколову, ныне живущему в Форкальке, в 60 км от Лазурного Берега. А как художник отнёсся к аскетизму немецких улочек или умопомрачительной красоте норвежских фиордов? Как изобразительно рассказать о булыжниках Германии, по которым ходили Гёте, Маркс, Гитлер? Гении и злодеи — в истории все рядом. Но время не стирает человеческих противоречий, праздников и трагедий прошлого, что не может ускользнуть от острого взгляда умного художника. Калейдоскоп городов — Бонн, родина Бетховена, Кельн с Домским собором, Мюнхен и его знаменитая Пинакотека, Майнц, Трир, Дюссельдорф, Бремен, Гамбург — сколько лет прошло после памятных путешествий по Федеративной Республике, а картины и сегодня не потеряли своей свежести и яркости впечатления!
   О поездке в Скандинавию и, пожалуй, самых выразительных картинах зарубежного цикла Игорь Обросов говорит намного чаще, чем о других странах: «Норвежцы почему-то сразу меня приняли за своего. Вероятно, из-за пышности моей бороды, напоминавшей им норвежского шкипера. Да и я к ним чувствовал притягательную силу родственности душ, близости нравственных критериев. И мне, как их «земляку», ещё ближе стала великая история о варягах, о Рюрике и его братьях, приглашённых Русью править. Вот истоки понимания прошлых веков нашего Русского Севера!
   Почитание народного творчества, традиций изобразительного искусства, музыки, литературы — на каком же это высоком уровне в Норвегии! Увидеть природу мест, где жил и творил великий композитор Эдвард Григ, взглянуть в безмерную гладь воды и глубочайшей тишины, покоя сине-голубых фиордов — значит снова услышать музыку «Пер Гюнта», заново пережить страдания, муки и душевные переживания чистой, благородной и верной Сольвейг.
   В своём образе она собрала всё лучшее, что хранит в себе и достойно несёт простая норвежская женщина».
   Жизнь каждой выставки, увы, имеет свой срок. Но эта экспозиция должна продолжиться. Правда, в новых залах, где с творчеством Игоря Павловича встретится новый зритель, благодарный, всегда открытый к сопереживанию и пониманию художника. Художника, который любит свой труд и никогда ему не изменяет.
   Потому что как бы ни была разнообразна география поездок, Обросов всегда остаётся самим собой — тружеником.
   Тружеником пера, кисти, карандаша.
  И печатного слова!