Небесная дочь

Елизавета Оводнева живёт в далёкой сибирской глубинке – городе Тайшет. Стихи начала писать с семи лет, но осознанное творчество относит к 13—14 годам, хотя в 10 лет уже участвовала в поэтическом конкурсе «Мои первые строки о Родине», а в седьмом классе заняла второе место во Всероссийском  литературном конкурсе «Весенняя капель».
В 2014 году Иркутское региональное отделение Союза писателей России после долгого перерыва вернулось к давним замечательным временам, когда в Иркутске на протяжении многих лет проводилась областная конференция «Молодость. Творчество. Современность», через горнило которой проходили многие нынешние известные писатели, как поэты, так и прозаики. Прошлогодняя конференция называлась «Молодые голоса» и привлекла большое количество молодых писателей, по её итогам только что вышел в свет сборник работ участников этой конференции.
Среди приглашённых в Иркутск талантов оказалась и Лиза Оводнева, обсуждение стихов которой проходило ярко, интересно, увлекательно. Профессиональные авторы дали высокую оценку её творчеству — Елизавета Оводнева стала одной из победительниц в конкурсе поэтов и заняла второе место. Но это всё, так сказать, перечисление послужного списка и необходимые данные творческой биографии автора, а сегодня, по прошествии почти целого года после конференции, мне хотелось бы представить читателям молодую талантливую поэтессу, которая извлекла немалую пользу от первого широкого обсуждения своих стихов на региональном уровне.

Она сумела внимательно посмотреть на свои произведения со стороны, отказавшись от некоторых несовершенных вариантов, и даже удалила некоторые стихи со страничек Интернета. Отредактировала многие стихи и, что очень важно, написала новые. Хотя и на обсуждении в иркутском Доме литераторов Лиза привлекла к себе внимание незаурядными стихами, допустим, такими, как «Белая ворона» или «Я умою душу в душе». Конечно же, в этих стихах не обошлось без влияния выдающихся поэтов, учителей Лизы: Марины Цветаевой и Сергея Есенина. В начале пути это не страшно, мы ведь тоже в своё время старались уйти от мучительного, магнетического притяжения того или иного большого поэта. Я убеждён, что одно из главных условий становления творческой личности – это непременное знание великой русской классики. И пусть пока ощутимо влияние на Лизу той же Цветаевой, но юная поэтесса постоянно ищет и определяет свой незаёмный путь в поэзии.
В наше время не так просто найти молодого человека, который бы, как она, так светоносно, так страстно был влюблён в русскую поэзию и так хорошо знал стихи своих любимых поэтов. Лиза наизусть декламирует многие стихи и «Поэму горы» Цветаевой, совершенно без запиночки читает есенинского «Чёрного человека» и «Исповедь хулигана». Знает и любит Александра Блока и Владимира Маяковского, но не только их, а ещё и Максимилиана Волошина, Бориса Пастернака, Николая Гумилёва, Велимира Хлебникова и других поэтов Серебряного века, не говоря о Золотом веке русской поэзии.
Вот пример цветаевского влияния на стилистику стихов Елизаветы «Белая ворона» и, тем не менее, в этом стихотворении ощутима авторская интонация:
С вороном под руку,
С говором от роду
Беловороньим,
Односторонним.

Взгляд исподлобья
Иль нараспашку?
Слёзы, как хлопья
Зимней упряжки.

Скажешь – растают,
Смолкнешь – замёрзнут.
Скромным ратаем
Или серьёзным.
Чувствуется не только собственная интонация, здесь и система образов другая, нежели у Цветаевой. Система метафор неожиданная, парадоксальная, но в то же время отвечающая духу противоборства белой вороны и стороннего, то есть враждебного ей мира.
Такие примеры существуют не только в её поэзии, они встречаются у многих авторов, начинающих свой литературный путь. Многое «своё» у Лизы явственно исходит от её страстного, эмоционального характера, переполненного желанием достучаться до читателя, добиться совершенства в стихах:
Чем хуже – тем лучше:
Все боли терпимы!
Все страхи гонимы!
И спуски есть круче!

Чем хуже – тем лучше!
Больнее – тем жёстче!
Долой всё, что проще!
Мой рок, меня мучай!
Время и мятущаяся жизнь в конце концов приводят к раздумьям, философским размышлениям, осознанию того, что «Грядёт пора страдания и чувств…», к осознанию собственного «я» в этом многомерном мире:
И снова поддаюсь я искушеньям,
Грядёт пора страдания и чувств.
И сердце снова наполняет пенье,
Всем существом я жду сердечных буйств.

Все двери нынче я весне открою
Среди февральских вьюг и холодов.
Зима, зима! О, будь моей сестрою,
Не пожалей в поддержку лучших слов.
Я не думаю, что Елизавете надо торопиться в стремлении иметь всё и сразу. Ей исполнилось семнадцать лет, вся жизнь впереди, Божья искра сияет в её глазах, трепещет в её сердце, и дарование её несомненно. Лизе сопутствует удача, благоволит судьба, наставляют небеса, не зря она в стихах назвала себя небесной дочерью:
Черноплоднорябиновой грустью
Отзовётся осенняя ночь.
И в хоромы свои меня пустит,
Она знает небесную дочь.

Она знает меня как родную,
Скажет, вишни снимая с куста:
«Я тебя очень сильно ревную,
Что целуешь ты зиму в уста…»
Доброго тебе, исключительно светлого, хотя и трудного пути, Елизавета, к высотам русского Парнаса!
Владимир СКИФ.

Бумажный
кораблик
Помнишь в детстве бумажный кораблик,
Он был другом твоим с ранних лет.
И когда наступал ты на грабли,
Он твердил, что всё это – лишь бред.

Ах, кораблик, кораблик бумажный,
Среди бури меня не предал.
Если сердцем ты будешь отважный,
То не страшен ни шторм и ни вал.

Помнишь, как-то кораблик бумажный
Ты на яхту чуть не променял.
Вот тогда позабыл ты о важном,
Что кораблик не плыл, а летал.

Ну, а яхте крутой что за дело?
Хлюпай в море во все паруса.
А кораблик бумажный твой смело,
Смело ринулся ввысь, в небеса.

…Вот и детство прошло, ты стал важный,
И как будто забыл чудеса,
Но душа, как кораблик бумажный,
Снова рвётся в мечты, в небеса.

*  *  *
В жизнь нахально ворвалась
Вороном –
Ворую дальше.
Я имею ипостась
Чёрную,
Без всякой фальши.
«В чреве дни все сочтены» –
Молвилось
Молитвой нажитой, –
Я от бытовой стены
Сгорбилась
Вороной глаженой
Чьей-то роковой рукой
С тучи,
Будто бы знамение:
Правду отстоять строкой,
Мучиться
В вороньих перьях.
Не брыкаюсь, не гребу
Против быстрого теченья –
Так вороной и умру:
С правдой и без отреченья.

*  *  *
Я – потерянный ветер в пустыне,
Где здесь Север и где же Восток?
Потонула, барахтаюсь в тине,
Ожидаю спасительных строк.

Нет, не надобно, не помогайте,
Ещё больше потянете вниз.
И надежд своих не возлагайте,
Может, это – мой странный каприз.

Всё проходит, проходит и осень,
Догорает рябина в огне.
Больно, грустно блуждать между сосен,
Когда эхо сгустилось во мне.

*  *  *
Когда не хватит – слов,
Когда не хватит – рук,
Когда не хватит – губ,
Чтоб жадно целовать.
Когда не хватит – жить,
Когда не хватит – быть,
Когда не хватит – пить
Жизнь с жадностью своей.
Когда не хватит – Вас,
Что нищей – делать мне?
Скитаться по земле
И ночью слёзы лить?
Иль мне верёвку взять,
Пойти в осенний сад
И так, средь бела дня
Ступить в петлю страстей?
Иль руки опускать
При виде Ваших глаз
И будто невзначай
Сторонкой обходить?
Скажите, милый мой,
Куда мне деть себя?
Не скажите – тогда
Вам надо отпустить
Меня с душой моей,
(А лучше без души)
Отправить в пустоту
И впредь не вызывать…

Время
I
У каждого из нас
Свой час.
И каждому из нас
Свой час
Отмерен.
Так будь же ты, о, человек,
Своей минуте верен.
У каждого из нас
Свой час.
Часы, как башни Нотр-Дама:
Оглядываясь каждый раз –
Нет изменений, нет изъяна.
Стоят они, свой строгий ряд,
Свой строй, совсем не изменяя.
Ты только переводишь взгляд
На стрелки, что-то измеряя.
Напрасно! Строгие черты
В своей природе неизменны,
Их победить не сможешь ты,
Как и другие не сумели.

II
Что есть время
В том мире обычном и тленном?
Может, бремя
В том сердце вселенском, что бренно?
Может, цифры
На том циферблате луны?
Может, шифры
Игры или странной стены?
Может, надпись –
Написана лёгкой рукой.
Или запись
В блокноте, забытой строкой.
Или просто
Порядок ночи и дня?
Или время похоже чуть-чуть на меня?

III
Иссохнет или будет пролит
Преуспевания родник?
Я замолчу за вас, кто проклят,
Талантом и душой поник.

Я замолчу за дверью громкой,
Где нет покоя, вечный дым.
Я в вас молчу довольно долго
Сопротивлением своим.

IV
Время, пожалуйста, хватит мучений.
Время, послушайте. Время, постойте.
Мимо всех фраз ваших и изречений
Путь проложите, мосты нам постройте!

Гавань захвачена Вами и судьбами
Тех, чьи молитвы оставлены прежними.
Между субботой и страшными буднями
Пусть остаются фрагменты безбрежными.

Время, не мучайте,
Люди не вечные.
Жизнь нам по случаю,
Мы – только встречные.

Что заставляет Вас течь и тянуться,
Мир травить заживо и за живое.
Жаль, кто уходит, не может вернуться,
Жизни оставив лишь фото немое.

Время, ну сжальтесь же, Вы – привередливы.
Вам это шуточки, людям – не весело.
С взглядом убитым, совсем не приветливым,
Видишь, терпение тихо повесилось.

Время, не мучайте,
Люди не вечные.
Жизнь нам по случаю,
Мы только встречные.
Детство
Когда- то в детстве недалёком,
(Оно минуло нас вот-вот)
Берёзовым текучим соком
Мы наполняли алый рот.

И домик тихий у дороги
Служил пристанищем  чудес.
Мы зарывались в сена стоги,
Любили в полдень бегать в лес.

И с прутиком в руке – заборы
Мы покоряли без проблем.
Не знали, что такое ссора,
Обид не ведали совсем.

Собак дразнили, сливы крали,
К ручью неслись вперегонки.
И на заборах рисовали –
На нас ворчали старики.

«Но ничего нет лучше детства» –
Слова сквозь годы пронеслись.
От старости одно лишь  средство:
Взрослеть, мой друг, не торопись.

*  *  *
Если скажешь, что мир развалился,
Если сломит мороз или зной.
И душой ты о камни разбился,
Помни то, что всегда я с тобой.

Если сердце откажется биться
Или к стенке поставит конвой,
Или рок на тебя обозлится,
Помни то, что всегда я с тобой.

Если жизнь нас заставит разлиться
Горной речкой, строптивой душой.
За тебя буду Богу молиться,
Помни только: всегда я с тобой.

Если вдруг всё судьба так разложит:
Смерть моя засвистит надо мной.
После смерти мне будет не сложно,
Как и прежде, быть рядом с тобой.