«Все боли века я в себе ношу»

*  *  *
Как странен этот мир железа,
Кастета, камня и ножа.
Ребёнок плачет от пореза,
Святая Русь — от мятежа.

Кто нас полюбит, кто разбудит,
Заставит выбраться со дна?
Быть может, Валентин Распутин?
А может, новая война?

Опять на четверть нас убудет,
Другую четверть понесёт
По свету, словно вихрь закрутит.
Мы, видно, проклятый народ.

Наш мир и вправду неуютен,
Бессилен заново расцвесть.
Но если рядом есть Распутин,
То, значит, и надежда есть.

Ведь что-то впереди светлеет,
Ведь совесть русская болит.
И, может быть, нас пожалеет
Господь и выстоять велит.

РУССКИЙ ВЫЗОВ
Эй, мужик-ротозей,
На страну поглазей,
Для тебя уже нет
здесь ни водки, ни крали.
Выпивоха и змей,
Ты проснуться сумей!
У тебя полстраны и полжизни
украли.

Оклемайся скорей,
И хоть ты не еврей,
Стань чуть-чуть похитрей
на ветрах государства.
Сердце светом согрей
Посреди лагерей
И поставь мужика —
                   с русской мыслью —
на царство!
Помня эти слова,
Закатай рукава,
Расставаясь навек
с тёмной жизнью сивушной.
И в московскую рань,
Словно Муромец встань,
Чтоб столицу свою
разгрести, как конюшню.

Петербург и Валдай,
Леший вас забодай!
Поднимайтесь и вы
на большую работу.
Чтоб вспахал оратай
Заодно и Китай,
Да и бросил свой плуг
посредине Киото.

СИБИРСКИЙ ДИВИЗИОН
«Укрепрайон, укрепрайон» —
Откуда-то звучит ночами.
Восходит из войны печальной
Погибший в ней дивизион.

Он под Москвой,
как твердь стоял,
Дивизион сибирской дали.
Он был из нервов и из стали,
Железу противостоял.

Он помнил Жукова слова
И слушал собственную душу,
Он снегом запахнулся в стужу,
Когда за ним была Москва.

И к сердцу не пустил того,
Кто над Москвою смерчем вился,
Дивизион с землёю слился
И весь погиб, до одного.
…Гудит Москва,
                   со всех сторон
Сегодня взятая врагами.
И у врагов под сапогами
Лежит родной дивизион.

О ПРАВДЕ
Идём по русской крови вброд,
И пораженьем путь свой метим.
А правду знает ли народ?
А есть ли истина на свете?

Какой разор по всей земле!
Всосала Русь — воронка боли.
И все, кто ныне сел в Кремле,
Не видят нашей русской боли…

Вы уронили свой народ,
И вы поднять его не в силе…
Не городите огород
О том, что вы спасли Россию!

Вон снова рухнул самолёт
И судно вновь перевернуло…
Уже упало сто высот
И пол-России утонуло.

А для кого «Народный фронт»
Развёрнут в рамках небосвода?
Быть может, он — наоборот —
Нацелен противу народа?

Народ распяли, как Христа,
Деревня не поднимет лика…
Живая правда неспроста
В народе ходит безъязыко.

Но не зашьёте правде рот,
Как не зашьёте рот поэту.
Есть в мире истина, живёт!
Но нищенкой бредёт по свету.

Историю не переврать,
Не оскопить души и слуха.
И никогда не отобрать
У русских таинства и духа.

ГРЕЧИХА
В родной деревне тихо-тихо,
Нигде работа не видна,
И не растёт в полях гречиха,
А ходит-бродит Cатана.

Он отчебучивает лихо
Победоносный танец дна.
И разве вырастет гречиха
Там, где танцует Сатана?!

РАЗДУМЬЕ
Мою страну раздели и разули
И поселили в ней войну.
Но наконец-то снизошло раздумье
На мой народ и на страну:

Неужто мы поднять себя
не сможем?
Неужто не найдём домкрат?
На рынки повезли обозы кожи —
Содрал с народа демократ.

Что стало с бедной
русской стороною?
— Русь вопрошает из веков.
Случилось с Русью самое дрянное —
Не стало русских мужиков.

Над нами скалятся дурак и умник,
Хохочут Лондон, Анкара…
И раздирает мой народ раздумье:
А может, действовать пора?

ВЕК И ЧЕЛОВЕК
Я устал от двадцатого века,
От его окровавленных рек.
И не надо мне прав человека,
Я давно уже не человек.
Владимир Соколов.
Царит когтистый век —
угрюмый, безнадзорный,
Век беспримерных войн,
кровавых диктатур…
Кто спасся от него?
Неверный и проворный,
Да скользкий депутат,
да властный самодур.

И вот уже страна утратила
названье,
Её без лишних слов,
как русского царя,
В кровавую страду отдали
на закланье,
А проще говоря, — убили втихаря.

И нет чтобы забыть
убийцу-костолома,
Пустившего страну, как поезд,
под откос…
Нет! Ныне — палачу
Ипатьевского дома
Возводит монумент свихнувшийся
Свердловск.

И Англия спешит, в губах
усмешку пряча,
Приветить у себя безумца-Горбача,
И он приемлет всё, как будто
много значит…
Да, много значит он
в обличье палача.

Загубленная Русь, великая от века,
Как больно говорить, что ты
уже — была!
В России нет ни прав, ни даже
человека,
Да и России нет, обугленной дотла…

*  *  *
В моих руках лежит полмира,
Где наша Родина жива.
И выговаривает лира
О ней высокие слова.

Небесный свет для глаз раскатан,
Земля готова для труда.
Но дремлет плуг и спит лопата
В пустой деревне у пруда.

Россию пестует раскольник,
Готовит глотку — для земли.
И так пронзительно и больно
Кричат на небе журавли.

Стою у солнечного прясла
И мысли о беде гоню…
…Чтоб ты, Россия не погасла,
Готовлю из любви броню.

Не думай, мир потусторонний,
Что для России мы — балласт.
Душа Россию не уронит,
На поруганье не отдаст.

Сердцам от верных слов
не сбиться,
Глазам от света не устать.
И вам, властители-убийцы,
Русь не убить, не разорвать.

*  *  *
Мне твердят: всё в мире
образуется…
Но разносят вдребезги страну
Власти, словно твари неразумные,
За собой влекущие войну.

Государства гиблая раздвоенность
Порождает хама и дельца,
И народом правит вседозволенность,
Над страной возвысив подлеца.

ПУСТОМЕЛЯ
Пустомелей прозвали его,
Потому что, болтая подолгу,
Заболтал и себя самого,
И деревню…
            И зубы – на полку.

Пустомеля по жизни идёт,
С ним пустоты замкнули полсвета,
В поднебесье летит пустолёт,
И до неба растут пустоцветы.

Пустомеля дошёл до Кремля,
Сел в Кремле, будто лёг на постели.
Что там пустоши, что там поля!
Вот бы щуку ему, как Емеле.

КАРТОЧНЫЙ ШУЛЕР
Ты – карточный игрок, ты шулер,
Царишь ты посреди времён,
Талантлив, как Спартак Мишулин,
И изворотлив, и умён.

Играешь, будто проверяешь
Соперника – на точный глаз.
Ты карты в пальцах растворяешь,
Выигрывая всякий раз.

Тебя партнёры не любили,
Ты грабил их и шёл на дно.
Но как тебя однажды били
В пустом московском казино!

О, шулер, шулер, ты – младенец
В сравненье с теми, кто страну
То проиграет, то разденет,
То бросит в новую войну.

Их снятые с России пенки
Послаще шулерских твоих.
Вот этих бы поставить к стенке,
Да нету Сталина на них!

*  *  *
Александру Казинцеву.
Звенит надо мною большое
стеклянное небо,
Царапает душу колючая,
ломкая высь.
Ещё далеко до осеннего
первого снега,
А птицы, как пули, уже в никуда
понеслись.

За ними душа, словно ласточка,
в небо рванулась,
За край горизонта ушла
и на самом краю
Крылом зацепилась за Родину
и оглянулась,
И с лёту упала на тихую землю свою.

Упала, уткнулась в пожухлые,
горькие травы,
Забыв улетевших в невечное
прошлое птиц…
Ей стали ненужными почести,
вестники славы,
Ей только б с молитвою пасть
перед Господом ниц.

Покинули Родину птицы и,
может быть, правы…
Травинки приникли к моей
измождённой душе.
И небо, как зеркало,
не отразило Державы,
Стеклянной Державы,
которой не стало уже.

ВЗЯТИЕ КРЕМЛЯ
Я чуял, знал, что варвары нагрянут,
Для них Москва была,
как тульский пряник
С её дворцами и её Кремлём.
Они не только душу ей изранят,
Не просто древний город испоганят,
А будут рвать и жечь
Москву огнём.

И варвары пробили крепь оплота,
Они вошли в Кремлёвские ворота,
Где раздавался колокольный звон.
Они громили отчие красоты,
Они кромсали вечные высоты,
Был даже воздух ими взят в полон.

И вид Кремля вдруг оказался
страшен:
Горело небо.
С раскалённых башен
Рубиновые звёзды вниз текли.
Иван Великий был обезображен,
Он, как кострище, покрывался
сажей,
И варвары Царь-пушку волокли.

Был даже полк засадный
уничтожен,
А на Москве правитель
с пьяной рожей
Звонил в Нью-Йорк о взятии
Кремля.
И посреди глухих многоэтажек
Дымился кровью даже
Сивцев Вражек,
И Сталина — почуяла земля.

Он шёл легко вдоль
Старого Арбата,
Незыблемою поступью солдата,
Минуя храм Спасителя Христа.
Великий призрак, для врагов
расплата,
И на груди его горела свято,
Ещё никем не взятая звезда.

*  *  *
Та жизнь, что была,
утекла из сознанья.
Забыл я летучих коней на лугу,
Деревьев и трав золотые названья,
И клинопись птичьих следов
на снегу.

Та жизнь оступилась и стала
обманом,
Ушиблась душа и листочком
дрожит.
Трясёт пол-России дырявым
карманом,
И глохчет палёную водку мужик.

Земля поросла трын-травой
и дурманом,
В деревне крест-накрест
забито окно,
И небо сверкает гранёным стаканом,
Упёршись в российское твёрдое дно.

МИНОТАВРЫ
Мы — от Чукотки и до Нарвы —
Москве сегодня не нужны.
Нас пожирают Минотавры —
Завоеватели страны.

Победно зло гремит в литавры,
Победу праздновать спешит.
И под копытом Минотавра
Русь, будто Герника, лежит.

КУМАЧ
Иннокентию Чулкину.
Пал человек с изодранным плечом
На дно земли или в земной провал,
Но оказалось — это был подвал,
Заваленный забытым кумачом.

И человек во времени пропал,
Он бинтовал плечо своё, крича.
А после долго — без просыпу — спал
На круглых, красных волнах кумача.

Во сне ему привиделась война,
Заныла болью в раненом плече.
А в это время лопнула страна,
И проступила кровь на кумаче.

В углу зажглась премудрая свеча,
И подвернулась острая игла,
Сел человек в подвале у стола,
И стал знамёна шить из кумача.

Он шил почти во тьме,
но темноты,
Как не было: был свет свечи таков.
Его кормили мыши и кроты,
И нить свивала пара пауков.

А время длилось. Изошла свеча.
И притупилась острая игла.
И кончились запасы кумача.
И подкосились ножки у стола.

Знамёна вынес человек на свет,
А наверху ему сказали: — Сэр!
Вы опоздали, здесь России нет,
Тем более страны СССР…