Кто заказывает музыку? или Тревога в подмосковном Клину

«…А там, в сознании, где вчера ещё было столько звуков,

осталась одна пустота. Какой-то барышник выгнал его из

этих удивительных мест, поднял руку на его работу./…/

Хищники, тупицы прибрали к рукам его страну…»

/Константин ПАУСТОВСКИЙ. Повесть о лесах/

А весной мне позвонила правнучка Надежды Филаретовны фон Мекк с короткой мольбой:

— Спасите!

Но мне уже было известно: обнаглевший бизнес творит в городе Чайковского беспредел. Например, в микрорайоне, где расположены детские сады «Подснежник» и « Щелкунчик», по улице 60-летия Комсомола, планируются к строительству такие заведения для взрослых, что с тишиной, нормативной лексикой, а главное — безопасностью прощайтесь, мамы, папы, бабушки…

 

На телеканале «Московия» прошёл однажды сюжет о плачевном положении клинской усадьбы Демьяново (от Дома-музея Петра Ильича— 15 минут ходьбы). Завис дамоклов меч над Танеевской землёй, жемчужиной Серебряного века, колыбелью века Золотого, помнящей детство Пушкина, приезд Екатерины II, шаги поэта Андрея Белого…..» Зелёные лёгкие города ныне подлежат усекновению безжалостному.

Казуистика «земельных кодексов», отговорки – вялые и неискренние – о том, что, дескать, «так делается по всей России», поставили под удар три беззащитных ныне объекта: Демьяново, Майданово, Фроловское. Все три теснейшим образом связаны с творчеством Чайковского зрелой поры — творца Пятой и Шестой симфоний, «Спящей красавицы», «Пиковой дамы», «Щелкунчика», Третьего фортепианного концерта, множества фортепианных пьес и романсов. Демьяново также связано с судьбой Сергея Ивановича Танеева (оно принадлежало брату ученика Петра Ильича ).

*  *  *

Вот с этими грустными «отправными моментами» я и направилась в Клин.

А вскоре Радио «Подмосковье» (устами серьёзного мужчины ) заявило мне, что оно, радио, «со мной незнакомо» (???) и отфутболило очерк и материалы алтарника храма Успения в Демьянове … куда? Правильно, в клинский филиал, где редактор заявил, что «не хочет в это вмешиваться». Ну... всё узнаваемо, правда ?

Газета «Подмосковная неделя» устами другого серьёзного мужчины отругала меня «за неумение очерки писать», очень обрадовав этим: выходит, мы ещё молодые, у нас всё впереди и мы факультета журналистики ещё не окончили! (Шутка члена двух творческих союзов.)

 

Но я не стану утомлять читателя рассказами, в каких редакциях была! Равнодушие «профессионалов» и коллег открыло мне глаза столь на многое! Выходит, распродажа Русской земли — моё личное несчастье, и касается эта беда так, чудаков каких-то, а не общества…

Я также получила от партии «Яблоко» престранное письмо от господина Явлинского; впрочем, не уверена, что составлено оно именно им. В письме Дом в Клину назывался «архитектурным» памятником(???), из чего я сделала вывод, что господа забыли, где имение, а где наводнение. И мне даже было предложено в том послании знаменательном «собрать необходимые(???) документы», и тогда , дескать, «юристы» займутся «Вашим делом»(?!) Всё. Финиш! Аллес капут, как говорится … СУДЬБА КЛИНСКИХ УСАДЕБ И ПАМЯТНИКОВ КУЛЬТУРЫ И ДУХОВНОСТИ, МУЗЫКИ, А НЕ АРХИТЕКТУРЫ, ВТОРОЙ НАШЕЙ РЕЛИГИИ, ГОСПОДА «ЯБЛОЧНИКИ», В КОНСЕРВАТОРИИ НАДО ЧАЩЕ БЫВАТЬ, — РОДИНЫ ШЕСТОЙ «ПАТЕТИЧЕСКОЙ» , ЗАПОВЕДНЫХ ЛЕСНЫХ, ПАРКОВЫХ ЛАНДШАФТОВ, САДОВ И ВОДОЁМОВ, СУДЬБА НАШИХ ПОТОМКОВ, КОТОРЫМ МЫ ОСТАВЛЯЕМ НЕКОЕ НАСЛЕДИЕ, НАЦИОНАЛЬНАЯ БЕДА объявляется «моим» частным делом! (Когда я иду в отдел субсидий, я хотя бы знаю, какие конкретно «документы» от меня требуются.) То есть всё – тарабарщина, фига в кармане, видимость сочувствия, прикрывающая казённый тон; бюрократические увёртки! Равнодушие. «Архитектурные» памятники в подмосковном Архангельском находятся, дети мои! (И туда простому человеку уже носа не сунуть.)

Вот с подобной эквилибристикой холодных чиновничьих отписок сталкивался не раз Пётр Липатов – алтарник, выпускник вуза, молодой аспирант, социолог, самолично вставший на защиту своей малой родины и зелёного перла на окраине Клина. Перелистаю свой блокнот. Интервью с директором Дома Чайковского. Итак…

— У Дома-музея — 6 га, — добросклонно выслушав меня и как бы удивляясь моему вопросу о «беспределе», говорит директор Дома в Клину Галина Ивановна Белонович. И, отвечая на «круглые глаза» по поводу Майданова — Фроловского: — Да нет… Застройка ведь начата ещё в
60-е годы! Дачи там, Вы знаете!

Да я водила туда учеников в 80-е, 90-е годы – много раз! К обелиску памяти Чайковского …

— А сейчас, — продолжает раздумчиво Галина Ивановна, — ориентировочно в июле должен завершиться в России раздел собственности между региональным и федеральным начальством. Понимаете? Что-то останется городу, что-то региону. (А что останется России? — подумалось мне.)

— Существует такое учреждение: «Мособлимущество», — неторопливо подбирает фразы директриса. — Город, конечно, тоже имеет свой эгоизм, и в начале он был против отдачи земли музеям.

Здесь прервусь. Товарищ хороший, глава Клинского района А.Н. Постригань ! Слышите? Мне стыдно за Вас и Ваших сотрудников – «отцов города».

Ведь на бумаге-то – брошюре «Клинская земля. Места незабвенные»— Вы патриот Клина и его окрестностей! Земли Александра Блока, Пришвина, актёров,ставших легендами— Марка Прудкина и Евгения Леонова. Но прежде всего – по веку – земли Чайковского, которого связывала с этим краем творческая эпопея: с 1884 по 1893 (код кончины).

Как же так? Выходит – «двойная бухгалтерия»?

Можно подумать, что речь идёт об огороде тёти Моти и нескольких бросовых пустырях, на которые зарится «город» в лице нового Присыпкина из пьесы Маяковского «Клоп»… Но я делаю вежливые глаза и заинтересованно — наивно, как школьница, слушаю дальше.

— Майданово? – несколько колеблясь отвечает Белонович.— Нет, там не вся земля «отойдёт». Музей отвоевал приблизительно 9 га. Это парковая зона!

Знаю. Уже видели этот «парк». Запущенный. Со съеденными живыми лебедями. И позорными гипсовыми, напоминающими аляповотых гигантских гусей. С тупым пнём из камня. И надписью: П.И. Чайковский. Что – Чайковский? Папироску здесь выкурил? «Чародейку» сочинил? В парке, где прошло раннее детство моей названой сестры, впоследствии прекрасной киевской учительницы литературы и русского языка Веры Вениаминовны Малевой (1938—2005), — ныне культ клинского пива и матерящихся подростков. Завод «Химволокно» (где служил отец Веруньки) давно закрыт. Помещения арендуют около 100 мелких предприятий. И только спаивание народа льётся пенистой речкой — пошире, чем река , на которой Клин стоит. И какой-же русский не любит клинского пива?!!

— Сколько же в процентном отношении остаётся все-таки от Майданова Музею Чайковского? – интересуюсь я.

Белонович явно смущена. Она замялась как-то в нерешительности, и я подсказываю Галине Ивановне: — «Ну, наверное от общей площади, эти «9 га» — где-то одна вторая часть?

— Да, – кивает директриса, — примерно одна вторая. Клуб отойдёт городу («Присыпкиным», — смекаю я). — С их вкусами и уровнем культуры!»

— Но город не может тоже ничего строить без согласования с Министерством культуры! Сегодня ужесточаются законы !— «успокаивает» меня Белонович.

В ее глазах я с болью читаю немой вопрос: «Зачем Вы посетили нас»? И слышу арию Татьяны…

И, два солидных, зрелых, профессиональных работника, мы разыгрываем друг перед дружкой спектакль под названием «Святая наивность».

60-летний директор Дома в Клину, где создана Шестая симфония, и
56-летний поэт, журналист, педагог.

Когда отцы города совершенно секретно общались с Белонович, они её «взяли за рёбра»: «Пикнешь о демьяновской усадьбе – выгоним на пенсию! Молчи в тряпочку, если работа мила»! Иногда директора и редакторы слышат в свой адрес угрозы и покруче… Это ещё ласковое предупреждение.

Простите пехоте, что так неразумна бывает она, но я доскажу: «секретная» информация всё равно утекла из Музея в Клину.

— У нас льготы, — толкует Галина Ивановна. — Будет Заповедник Чайковского («урезанный»,— фиксирую я в сознании) — заповедникам даны льготы.

Ну естественно. Музейщиков прижимают к стенке, ставя пожилых интеллигентных женщин в невыносимые условия: или молчи в тряпочку, или ушлём на пенсию! — затем нам обещают заповедник. С ошмётками священной земли. С показушной заботой о великом наследии предков. Со съеденными «под жилсектор» территориями парков и садов. С «новосёлами», которым дорог доллар, а не культура и не симфоническая классика…

Затем Галина Ивановна рассказывает о реализации своей мечты — о, наконец-то, новом фондохранилище; об акустической и другой реконструкции Концертного зала, о будущей музыкальной лаборатории для воспитания юношества. Об объездной дороге. О выставке «Музыка Чайковского в пространстве и времени». Об «Именинах Петра и Павла» в Клину.

— А в этом году впервые даже будет фестиваль – «Именины Петра»! – просветлённо улыбается Галина Ивановна. — Приедут московские музыканты, один американец и, быть может, кто-то из лауреатов 13-го Конкурса имени Чайковского.

Я молчу. Я понимаю искренность её радости. Человеку есть чем отчитаться пред Богом… И у каждого есть мечта. Большая или малая. Хорошо, когда что-то воплощается.

Интеллигентные женщины не всегда оказываются готовы к войне. А на войне, известное дело, как на войне.

 

— При оформлении документов всегда кто-то «зарится», — роняет откровенную фразу Белонович. — Но мы тоже в грязь лицом не ударяем, уверяет меня Галина Ивановна. – Например, строители пятиэтажки столкнулись с музейными. Земля-то за оградой дома Чайковского, но всё равно как бы наша. И мы «отбили» их, строители ушли.

Я киваю, но вертится у меня в голове, ну совсем наивная мысль. Ну не решаюсь я задать вопрос Галине Ивановне; вопрос стопроцентного лопуха-гуманитария; я себе его молча задам в электричке.

Этот музей, что? – дача экскурсовода?

КОМУ ДОМ-МУЗЕЙ ЧАЙКОВСКОГО ДОЛЖЕН ПЛАТИТЬ НАЛОГИ И ЗА ЧТО? УФФФ-ф. Дайте дух перевести!

Музейные — что? Картошку садят в парке. Личные фазенды строят? Цветами торгуют?

КАК МОЖЕТ УЧРЕЖДЕНИЕ КУЛЬТУРЫ, да ещё НА СВЯТОЙ КЛИНСКОЙ ЗЕМЛЕ, не менее святой , чем МОГИЛА ПУШКИНА или СВЯТОГОРСКИЙ МОНАСТЫРЬ, Михайловские рощи или Музей-усадьба М.И. Глинки на Смоленщине, ПЛАТИТЬ НАЛОГИ, ведь оно не ПРОИЗВОДИТ НИКАКИХ МАТЕРИАЛЬНЫХ ЦЕННОСТЕЙ! Только духовные! Абракадабра какая-то , вроде «истории КПСС»… И само сидит на дотациях государства. Вот и ответ ! А-а-а! – озаряет мою эстетическую голову — Вот запись у меня в блокноте: «Мин. Имущ. отн. М. Обл. (собств.) Согласов. С Мин. К.»!

В переводе с латыни на латинский язык, как сказал бы Ираклий Андронников, сие читается так: Дом-музей самого слушаемого (статистика!) в мире серьёзного композитора подчинён области. Московской провинции. А за столами подмосковных ведомств (что греха таить— зачастую и московских также!) сидят столоначальники, музыкой не интересующиеся. Сказали же сии начальники не так давно руководителю детского хора «Весна», известного повсюду в стране и за рубежом: « Ну, что Вы, право, требуете себе Большой зал Консерватории! Спели бы под окнами, на пустырьке, бесплатно народ бы потешили...» Это не анекдот, я Вас уверяю.

Примечание: президент Путин в Клину совсем не так давно был. И Белонович водила его по комнатам Дома Петра Ильича. …

А воз и ныне там. Совсем по Мусоргскому: « Думаете, далеко ушли? – Т А М — же»!

«Пока земля на стадии оформления, трудно что-то конкретное сказать»,— уклончиво намекает Белонович. (То есть: все под Богом ходим. И не имеем понятия, что день грядущий нам готовит, на какой ещё цинизм решатся бывшие «детки в клетке»…).

МИХАИЛ КОХАНОВ «ПРАВИТ БАЛ» В КЛИНУ, БИЗНЕСМЕН, СТРОИТЕЛЬ ПО ПРОФЕССИИ. ЧЕЛОВЕК, ПОЛНОСТЬЮ НЕВЕЖЕСТВЕННЫЙ И БЕСПРИНЦИПНЫЙ.

(Когда я назвала его «Присыпкиным», Галина Ивановна не смогла сдержать улыбку.)

Наглость строительных «экспериментов» Коханова привела к тому , что жители Клина не так давно буквально бросались под бульдозеры, мешая вакханалии нуворишей бизнеса. Несчастных всё равно бы разогнала и вытащила, живых или мёртвых, из-под гусениц милиция, да Телевидение вмешалось. Тогда Коханов поджал хвост … Но не каждую неделю, согласитесь, приезжает в Клин ТВЦ. И не всякая мать двоих детей решится написать в московскую газету.

ЖЕНА МИХАИЛА КОХАНОВА ЯВЛЯЕТСЯ ЗАВЕДУЮЩЕЙ ФИЛИАЛОМ «ДЕМЬЯНОВО».

— Здрасссь!— сказала я ей, когда, зло посверкивая холодным взором мудрой змеи, и она продефилировала мимо нас с Г.И.

«Вы и про это знаете»!— читала я в глазах моей собеседницы, стройной моложавой и обаятельной, как 25 лет назад,— и грусть в её зрачках мешалась с подавленной иронией.

КОХАНОВ БЫЛ ДИРЕКТОРОМ ХЛАДОКОМБИНАТА, СКОМПРОМЕТИРОВАЛ СЕБЯ БЕЗАКОННЫМИ ДЕЙСТВИЯМИ . ФИГУРА ГЛУБОКО ОДИОЗНАЯ. Таким образом Музей Чайковского в филиале посеял поневоле кохановского «человечка». Чего ж нам ждать? И куда ж нам плыть?

ДЕНЬГИ НАХОДЯТСЯ НЕ У МУЗЕЕВ.

ДЕНЬГИ В СТРАНЕ СЕГОДНЯ НАХОДЯТСЯ У БАНДИТОВ.

(ЭТИ ВЕЩИ ИЗВЕСТНЫ НЕ ТОЛЬКО КЛИНСКОМУ РЫНКУ, НО И ПРОСВЕЩЁННОЙ ПУБЛИКЕ НА КОНКУРСЕ ЧАЙКОВСКОГО, РАЗГОВОРЫ КОТОРОЙ ДОХОДЯТ ДО МОИХ УШЕЙ В КОНСЕРВАТОРИИ…)

Хочет жить и выживать Музей? Хочет жить и выживать директор?

Он вынужден приспосабливаться, идти на компромисс.

….БАНДИТЫ ПЛАТЯТ? ВОТ ОНИ И ЗАКАЗЫВАЮТ МУЗЫКУ!

И отнюдь не «чайковскую»….

*  *  *

Под документом, разрешающим кромсание демьяновской священной земли, урезания её до «12 или 14 га», стоит, увы, подпись БЕЛОНОВИЧ тоже.….

Мне трудно её судить. Не судили же мы Пушкина, что камер-юнкером стал...

В 2004 году, в конце апреля, В МУЗЕЕ ШЕСТОЙ СИМФОНИИ БЫЛ ПОЖАР. Был вечером, в «воровской час», в период реставрации. Одним сотрудникам стало дома (после телефонного звонка) плохо с сердцем, и они не смогли прибыть на «пожарище», другие стояли рядом и плакали.

По информации Белонович, «все экспонаты были тут же (???) эвакуированы: пострадала от огня и воды (пожарных) только комната Модеста Ильича, рояль Петра Ильича был сразу же спасён».

По информации других старейшин Дома-музея «рояль композитора простоял не один день в воде», «штукатурка в комнате-спальне (комнатке Шестой симфонии) отваливалась пластами», в музее царил «форменный ад», и он зафиксирован на «плёнку».

На вопрос, не поджог ли это, Галина Ивановна ответила: «До сих пор не выяснено.

В ноябре, в день ПАМЯТИ ЧАЙКОВСКОГО, я была в Клину. Под сенью музея шёл концерт. С «прессой» в кармане, протанцевала час на морозе, пока дождалась Себенцовой и ещё кое-кого, «не пущенная» на порог церберами с мозгами Дуньки с мыльного завода. Чтобы не околеть, бегала в «танеевский» флигелёк, грелась. Я подарила очередную свою статью «фон Меккше». Татьяна Алексеевна шла еле-еле, её поддерживал сын Андрей Себенцов. С палочкой, как и Себенцова, ковыляла Полина Вайдман – ведущий научный сотрудник, старейший чайковсковед, автор многих публикаций о Петре Ильиче.

Её муж был долго болен. Но после пожара в Музее он мучиться перестал: как-то сразу… скончался.

— Пожары в Муранове и в Клину – это политика!— запомнилась мне «ноябрьская» фраза Полины Ефимовны.

Известно, родичи Тютчева и Баратынского л и ч н о спасали вещи предков в тот жуткий час, спасали то, что оставалось от сжигаемого, грабимого, теснимого надвигающимися застройками «молодых хозяев земли», а на самом деле – старыми, как мир, Присыпкиными, Чичиковыми и … Даже не могу добавить Хлестаковыми: Хлестаков мне предстаёт интеллигентом рядом с этой сворой.

То, что происходит в Муранове и Клину, – это национальная драма.

(Кстати: ради всего святого, склоняйте ! именительный падеж в словах «Одинцово», «Демьяново», именительный вопреки правилам русского языка, появился во время войны, но в 40-е годы это было понятно: по фронтовым соображениям и ради военной четкости !).

Церковь в Демьянове, по сведениям, добытым от чайковцев, не имеет на сегодня (я пишу это 19—20 июня) бумаги о земле. Эта церковь ( Успения Богородицы) не была усадебной после XVIII века. Земля, на которой храм стоит, принадлежала давным-давно государству (селу, затем городу).

А занимается церковь сегодня не только «церковными» делами. Отцу Олегу приходится быть бойцом.

Когда от сотрудников Дома-музея он получил новый план, то сказал: «Категорически не согласен»! И подписи своей на урезание не поставил.

По этому плану выпадает из «ведения» Музея знаменитый каскад прудов! От земли памятника, занимающей более 70 га, остаётся жалкий клок в 12 или 14 гектаров; а ведь пруды – составная часть усадьбы! Выпадают гроты , пейзажный парк, а он — времён Екатерины Второй!

Самое страшное: Кашеварово болото (упоминаемое в письмах и Танеевых и сына Васнецова) собираются сделать фундаментом «увеселительных» заведений (главный архитектор Туманов, по сведениям, полученым от клинчан, так и заявил: «Город не может себе позволить, чтобы пустовала земля в центре города». Следовательно, священный оазис, упоминаемый в книгах о братьях Танеевых, Васнецове, Чайковском, Андрее Белом, Пушкине и др., – всего лишь пустое место? По его, Туманова, мнению, выходит, да...)

— У власти – бескультурье! – услышала я в Демьяновской усадьбе. — Они строят, но не м о г у т руководить культурой.

И это истинно так: ведь, если на Кашеваровом болоте построены будут коттеджи, питание прудов может исчезнуть, и они перестанут существовать!

Кроме того, что оно питает, оно ещё и фильтр воды для них!

Каскад прудов, так небрежно перечеркнутый равнодушной чиновничьей рукой,— это изюминка и составная часть усадьбы, о которой мне вяло твердили, что она «сохранена за музеем».

«Отмывая деньги» после пожара (и, как следствие, благодатного для всякого вора ремонта Дома Чайковского), «отцы города» шантажировали музейщиков.

Аполлинарий Васнецов здесь, в Демьянове, создал множество этюдов. 500 000 долларов на аукционе в Москве, в одном из антикварных салонов стоит сегодня его картина «ЦАРСКИЙ ПРУД», написанный в Демьянове. Но для «отцов» — пустующая земля.

Музей. Храм. Тубдиспансер. Три (!) хозяина то ли на 38, то ли на 14 га! — В бумагах, получаемых от чиновников, признаётся мне алтарник храма Успения ПЁТР ЛИПАТОВ, мне сдаётся, нарочитая путаница. И 20 га, и что угодно. А может, просто воры не договорились между собой, что кому и когда врать. По бездарности своей…

Но Пётр — человек очень талантливый и смышлёный. Он в отличие от многих современных кликуш не уходит в ханжеский догматизм (являясь верующим, да ещё служащим церкви человеком).

Он вовсе не «смиренница». Он – борец. Есть в нём интеллект зрелого мужа (хотя юноше 25 годков).

Есть и максимализм: «Зря мы скамейки у прудов понаставили, лучше бы люди в храм ходили, чем здесь мусорить»; есть и мальчишеское озорство... И знания положительные и глубокие. И грамотность (ох, не всем её хватает, как и энергии, в стычках с дубоголовыми!) На днях ПЁТР защитил диплом и стал историком. Он приглашён в аспирантуру (без дополнительных испытаний). Тема молодого учёного— «Нравственное и духовное воспитание детей на примере работы фонда «АРХИТРИКЛИН» в Демьянове» (Так мне запомнилось.) «АРХИТРИКЛИН» — это не три старых Клина в одном. Мы не изучали древнегреческий. А Пётр Липатов – церковник...

— Архитриклин — это распорядитель, организатор на пиру ! – поясняет молодой искатель, краевед.

В свободное время, разыскивая старинную утварь по домам горожан, он раскапывает иногда и словечки... — Мне понравилось (смеётся ) звучание слова! Вроде бы КЛИН в нём есть. Игра слов. Но пришлось по душе. Вот мы и назвали свой фонд этак диковинно.

… Что вы! Никакого «счёта в банке»: не хочу, чтобы был соблазн «отмывания». Мы безденежны.

Фонд. Чистые организаторы.

 

Что же удалось организовать молодому движению патриотов Демьянова? Немалое. Фестиваль хоровой музыки памяти Танеева (в прошлом году).

Ежегодные «пушкинские дни» (с участием представителей всех поколений). Они, эти дни, всегда падают на первые числа июня. И связаны с днём рождения Александра Сергеевича … За неимением своего клуба либо другого подходящего помещения отец Олег разрешает читать стихи и музицировать в этот день в храме. А затем – все наверх. В трапезную. И опять звучат стихи. И современные, и классические. Но уже под чай из самовара, с печеньем и баранками...

Но не это, думается мне, главное. А главное, что в лице Петра я столкнулась с настоящим человеком. И не инфантилом, а взрослым и разумным специалистом. Я ощутила его своим учителем, хотя гожусь в мамы. Он и его фонд не дают покоя клинским дуракам.

— Сжимается не просто «то, что вокруг», — сокращается зона памятника! Об охранной зоне – что уж говорить. Вы понимаете, в чём различие? – осторожно спрашивает он меня.

— Понимаю. Я каждый год подолгу гощу в Пушкинских Горах!

— 76 га как бы уже «нет». А от заявленных в бумагах 38 га памятника остаётся…  Лишь 14 их! Правда, церковь кое-что прирезала себе, и у Музея Чайковского в Демьянове теперь 12 га с гаком! Я подивилась не по годам коммуникабельному поведению парня, его так и хочется назвать «Петром Борисовичем» (как в официальных бумагах).

— А здесь иначе нельзя, — серьёзно замечает мой собеседник. — Работа вынуждает! Поневоле повзрослеешь.

Рассылаемые фондом «АРХИТРИКЛИН» письма (во все возможные инстанции) весьма подробны и «заковыристы». Как отвечают дотошным следопытам столопылители и стУлоначальники?

Как и полагается: чаще всего равнодушной отпиской в две строки. Или не менее равнодушным: «Наша хата с краю, это не по адресу». Но «архитриклинцы» не сдаются. И не унывают. И действовать продолжают. И хорошо, что у алтарника за плечами РГСУ, социологическая подкованность, а не дамская экзальтация большинства неофитов нынешнего Православия…

В Клину, в Москве. В России уже знают о ситуации в Демьянове, Майданове, Фроловском.

БЛАГОДАРЯ «АРХИТРИКЛИНУ» выходят публикации. Одна. Другая. Третья. Будем же верить, что…

Зазвучат и более басистые «колокола».

Когда мы шли – через поле – к остановке автобуса, и я знала, что интервью моё – буквально «на скаку», что Липатов, молодой президент благотворительного фонда, завтра надолго уезжает в Италию, — он ткнул пальцем: — Любуйтесь! Бензозаправку строят. Если не возмущаться – от этих «васнецовских» полей завтра пшик останется!

«ПУСТУЮЩАЯ» земля

 

Я долго гляделась в зеркало мягких зелёных, чуть всхолмленных лугов, полян, берёзовых перелесков, уходивших вдаль, к Фроловскому, Головкову, где у храма – памятный знак. Тоже в память о Петре Ильиче. Я смотрела и видела свою студенческую юность, видела молодые свои годы – с моими верными учениками. Наш спектакль по мотивам «Повести о лесах». Наш поход перед ним: Майданово — Клин – Фроловское.

И голос одного из моих кружковцев:

— К алтарю приближаемся!.. – когда мы посетили места, связанные с сюжетом Константина Георгиевича, написавшего в 1948 году, как будто в воду глядя… О нынешних Трощенко.

Я была год назад во Фроловском. И не узнала знакомого леса.

Думаю, Чайковский покинул его вновь. Он покидал его не однажды.

Мне всё хотелось услышать былую музыку приближения к алтарю.

И не слышалась она – шум летящих мимо машин заглушал ….

А тогда, в 1986-м, тоже в июне или конце мая, мои мальчишки вдруг запели во Фроловском.

Абсолютно точно, не фальшивя, они воспроизвели побочную, лирическую тему первой части Шестой симфонии...

Сейчас, когда моим кружковцам – за 30 и под 40, я припоминаю слова Паустовского из «Литературного завещания»: МЫ ЖИЛИ НА ЭТОЙ ЗЕМЛЕ! НЕ ДАВАЙТЕ ЕЁ НА ПОРУГАНИЕ НЕВЕЖДАМ И НЕГОДЯЯМ. МЫ ПОТОМКИ ПУШКИНА, И С НАС ЗА ЭТО СПРОСИТСЯ…