Как хорошо идти по свету…

О новой книге Владимира СКИФА
Разговор об этом сборнике* начну со стихотворения, которое, на мой взгляд, рассказывает о человеческой сути поэта и гражданина Владимира Скифа: «Как хорошо идти по свету, / По краю звёздного пути / И славу русского поэта / Державной поступью нести, / Как хорошо служить России / И знамя чести поднимать, / Как горестно своё бессилье / В служенье этом понимать…». Привёл это стихотворение первым потому, что для меня суть одного из ярчайших современных поэтов состоит в его постоянной потребности сделать максимум для страны, где родился, вырос и живёт.
Позволю себе лишь не согласиться с двумя заключительными строчками восьмистишия. Скорее всего они продиктованы тем, что Владимир Скиф всегда ставит перед собой самую высокую гражданскую планку. Ведь всё, о чём он пишет, — это служение России своим словом. Разве может человек, не впитавший с молоком матери любовь к России, написать:

Столбы гудят и мчатся вдаль,
На горизонте пропадая.
Жнёт перезревшую печаль
В полях бескрайних Русь святая.
Берёза плачет над крестом,
Ей ветер косы расплетает.
И в поле чёрном и пустом
Ворона мёртвая летает.
Здесь дом стоял. И от плетня
Меня влекли – судьба и воля.
Теперь в развёрстой пасти дня
Калитка хлыбает средь поля.
В ночную копоть скрылся лес,
Господь с России мглу сметает.
Звезда срывается с небес –
И до земли не долетает.
А ведь этим стихотворением поэт открывает книгу. Значит, оно для него программное, центральное. И задаёт интонацию сборнику. Причём сборнику избранных стихов, т.е. тех, которые он считает для себя главными. И здесь действительно «русские смыслы сошлись», потому что только русский  может в такой степени почувствовать, как «Берёза плачет над крестом, / Ей ветер косы расплетает…» или как «В ночную копоть скрылся лес, / Господь с России мглу сметает. / Звезда срывается с небес – / И до земли не долетает». Это ведь именно русские образы, и заполнить «до дрожи» они могут только русскую душу, которая в этом родилась и продолжает жить в веках.
Конечно, созвучие такие строки вызовут не только у русского, но и у любого, кто наделён способностью ощутить магию поэзии. Но «до оснований, до корней, до сердцевины» их может чувствовать только человек с  русский душой.
И эта задумчивая печаль «среди осенней немоты» –  тоже исконно русская:
Свет родины, хлеба созревшие
Простёрлись вдоль моей души.
Осенние, остекленевшие
Молчат болота, камыши.
Берёзы голые, опавшие,
Среди сырых, пустынных дней,
Как девы, замерли над пашнями
В немой стыдливости своей.
Топчу былинок жухлых крошево,
Деревьев волглые листы.
Ищу себя, своё ли прошлое
Среди осенней немоты.
А за ручьём, за тихой рощицей,
Где я влюблялся молодым,
Ещё не выгорел, полощется
Моих печалей горький дым.
И так страдать от того, что происходит в России уже почти три десятилетия, может лишь русская душа:
Милая Русь, ты была оживлённою,
Пела, крестила детей,
Тщилась остаться живой, обновлённою
В мире жестоких идей.
Русских людей без идей не оставили
И без кровавой войны.
Сердце народа напалмом оплавили,
Кол принесли для страны.
Где наши песни, надежды вчерашние?
В душах – сомненье, раскол.
В тело России вошёл телебашнею
Страшный Останкинский кол.
Конечно, любой крупный поэт, оставаясь Художником национальным, невольно выходит из этих пределов и становится интернациональным, потому что есть нечто, объединяющее людей всех национальностей и вероисповеданий. Например, неподдающееся никакому рациональному определению, возвышенное  состояние, именуемое вдохновением:
Оно явилось, распростёрло
Свои крыла – издалека,
Перехватив от счастья горло,
Мир поднимая в облака.
Оно несло мне вольнодумство,
Глубин достигло и высот.
Оно свалилось, как безумство,
Как полдень, рухнувший в осот.
В нём были сила и движенье,
И лёгкость чудной высоты.
И бездна слёз, и утешенье,
И рядом – ты и только ты!
Причины этого возвышенного состояния для каждого из нас в разные моменты могут быть разными, но само состояние, дающее «душе полёт и озаренье», у всех одинаково.
Именно поэтому, когда крупный поэт пишет о чём-то личном, в конечном счёте оказывается, что он написал о нашем общем. Казалось бы, каждому знакомо состояние тоски. Но когда оно выливается в строках Мастера, то его личное сразу становится и твоим – будто тобою поведанным, но сказанным так, как ты этого не умеешь:
Журавли поплыли в просини
Над осеннею рекой.
Что мне делать этой осенью,
С этой жадною тоской?
С жизнью, в крошево порубленной
Мной самим среди потерь.
И с тобою, мной погубленной,
Что же делать мне теперь?
Тучи тёмные стараются
Над землёй слезами стать.
Мои годы собираются
Журавлями улетать.
Вот и сны меня забросили…
Не хочу я в поздний час
Оставаться в этой осени
Без твоих бездонных глаз.
Но, конечно, поэт испытывает и такое состояние, какое природой дано испытывать лишь Художнику в самом ёмком понятии этого слова. Эти мгновения называются муками творчества, которые нередко вызывают внутренние страдания, вплоть до отчаяния:
Ах, Боже мой! Исчезло лето.
Я просыпаюсь в темноте.
Ищу застывшие предметы,
Шепчу себе: – Не то, не те,
С которыми так просто было
Творить и приникать к листу,
Их что-то ночью изменило,
Они впитали темноту.
Тьма съела дом, калитку, рощу,
А в доме – книги и цветы.
Пытаюсь их найти на ощупь,
Извлечь из плотной темноты.
Но мне предметы не даются:
Ни карандаш, ни плоть листа.
Никак стихи не удаются,
Их поглотила темнота.
Недаром поэтов издавна называют людьми «без кожи». Именно это и обрекает их на обострённое восприятие всего, что происходит вокруг. У поэта оно постоянно просится на бумагу. А когда порой «Никак стихи не удаются, / Их поглотила темнота», переживает он это болезненно.
И потому  хочу пожелать моему товарищу, чтобы такие периоды в его жизни были как можно реже, и состояние  «Творить и приникать к листу» возвращалось  всегда.
В замечательной поэме «Месяцеслов», вошедшей в эту книгу, Владимир Скиф написал: «…Как хочется парить, воскрыльями сверкая, / И сеять зёрна слов в родную почву, май!» Хочу добавить: пусть это происходит и во все остальные месяцы года, поскольку в одухотворённых великой любовью и высокой печалью строках замечательного русского поэта Владимира Скифа действительно «русские смыслы сошлись».
Уверен, многочисленные поклонники дарования этого Мастера найдут в его новой – разнообразной по тематике, но очень цельной духовно – книге  немало близких собственному мироощущению поэтических открытий, присоединятся к моей благодарности, а все вместе пожелаем нашему глубинному поэту и дальше «сеять зёрна слов в родную почву», потому что всходы от таких «посевов» — самого высокого качества.

Григорий БЛЕХМАН.
* Владимир Скиф. «Где русские смыслы сошлись». – СПб: Издательство «Маматов», 2016. — 304 с.