Глобальный кризис: экономика и политика

Мировой экономический и финансовый кризис продолжает углубляться во всех странах мира. Антикризисные меры, принимаемые в центрах мирового капитализма, набирают силу,
но пока сколько-нибудь ощутимого результата не дают.  

  В США статистика материального производства и занятости, публикуемая ежемесячно, постоянно пересматривается в сторону дальнейшего понижения. Раньше считалось, что валовой продукт страны в 4-м квартале упал в годовом исчислении темпом 3,8 процента, теперь же эта цифра исправлена до 6,1 процента.

Промышленное производство в январе упало на 8 процентов по сравнению с январём 2008 года. В феврале, судя по данным о занятости, производство упало ещё больше. В этом месяце было потеряно 650 тысяч рабочих мест – на 50 тысяч больше, чем в январе. Всего с начала кризиса уволены 4,4 миллиона человек. Президент Барак Обама назвал эту цифру ужасающей. В начале марта безработица достигла 8,1 процента рабочей силы, а вместе с частично занятыми и теми, кто отчаялся найти работу, т.е. покинувшими рынок труда, 14,4 процента.
  Антикризисный план Обамы объёмом 786 миллиардов долларов был принят во второй половине февраля и пока ещё практически не вступил в действие. Когда он развернётся в полную силу, неизвестно, но, видимо, не раньше поздней весны – начала лета. Поворота к лучшему в конъюнктуре прогнозисты ожидают не раньше поздней осени.
  Тут многое зависит от того, когда заработает другая часть антикризисной программы — меры по спасению кредитно-банковской сферы. Эта программа ещё не определена вовсе. Министерство финансов и федеральная система никак не решат, что делать – скупать «токсичные активы банков или же осуществлять их частичную национализацию, т.е. приобретать солидные пакеты их акций. Производить зачистку плохих, т.е. безнадёжных кредитов, а также неоплаченных производных вроде бы надо. Такую санацию банков придётся делать рано или поздно, без этого банковская система нормально работать не будет. Но проблема в том, по какой цене выкупать эти активы. Сейчас в разгар кризиса их рыночная цена ничтожна, и если выкупать по этой цене, то банки останутся с активами, явно недостаточными для покрытия депозитов. В случае национализации государство берёт на себя ответственность за банки с неочищенными активами, т.е. ручается за банки в полубанкротном состоянии.
  Наиболее радикальным решением было бы формальное банкротство и реорганизация банков, решение, на котором давно настаивает известный американский экономист Линдон Ларуш. Но в правящих кругах страшатся крайних мер, памятуя историю с банкротством «Лимен бразерс», за которым последовало паническое обрушение финансовых рынков во всемирном масштабе. Повторения этой драмы никто не хочет.
  Нерешительность властей, однако, только откладывает новую острую вспышку кризиса. Крупнейшая ещё недавно «Сити групп» уже 4 месяца спасается от краха миллиардными субсидиями из казны. Прошлой осенью крупнейший биржевой концерн «Мерил Линч» был избавлен от банкротства включением в другой гигант «Банк оф Америка». Но теперь поглотитель оказался не в состоянии переварить отравленное наследство биржевой компании и сам находится на грани выживания.
  Не лучше положение промышленных гигантов «Дженерал моторс» и «Крайслер». Администрация Обамы мечется в заколдованном кругу, не зная, какой пожар тушить прежде – промышленный или банковский. Выпутаться из этой дилеммы удастся, по-видимому, не скоро.
 
ЕВРОПА
  Положение в Западной Европе кажется более благополучным, но это только на первый взгляд. Статистика говорит об обратном. Валовой продукт в Великобритании упал на 10 процентов, в еврозоне — на 8 процентов. Безработица здесь тоже превысила американскую, уже достигнув 10 процентов рабочей силы.
  Антикризисные программы здесь пока плохо согласованы. Ресурсы кредитного стимулирования в Велико-
британии близки к исчерпанию. Учётная ставка Банка Англии понижена до 0,5 процента. В еврозоне, где эта ставка держится на уровне 1,5 процента, возможности кредитного стимулирования ещё существуют, но они невелики. Центральные банки подумывают о необычных способах подкачки денег в обращение, от которых воздерживаются в спокойные времена. Но сейчас главная опасность отнюдь не инфляция, а наоборот, недостаточный денежный спрос. В прогнозы очередной вспышки гиперинфляции здесь мало кто верит.
  Тем не менее разногласия по вопросам фискального стимулирования остаются большими. На недавней встрече глав государств Евросоюза германский канцлер Ангела Меркель категорически возражала против чрезмерного увеличения бюджетных расходов и выхода за пределы бюджетных дефицитов, установленных Маастрихтским договором (3 процента от ВВП). В этом вопросе она расходится с Гордоном Брауном. Французский президент скорее поддерживает Меркель. Но все они в своих более радикальных предложениях далеко отстают от США, где федеральный дефицит в этом году достигнет 12,6 процента. В американской печати даже появилась критика в адрес Западной Европы, которая, по мнению американцев, значительно отстаёт в фискальном стимулировании и тем самым затрудняет общую борьбу с кризисом.
  Критику в США вызвало и нежелание Ангелы Меркель оказать срочную финансовую помощь автомобильному концерну «Адам Опель», терпящему кризисное бедствие. Поскольку он принадлежит американскому «Дженерал моторс», канцлер решила отложить решение до получения разъяснений из-за океана. Таким образом, знаменитая марка «Опель» находится под угрозой уничтожения. Сама Меркель испытывает сильное давление со стороны собственно германского «Фольксвагена», также нуждающегося в помощи правительства.
  Французский президент Николя Саркози, наоборот, высказал готовность помогать своим автомобильным компаниям при условии, что они не будут переводить свои предприятия в другие страны. Это вызвало волну обвинений в протекционизме, в частности, со стороны чешского премьера, председательствующего в Евросоюзе в текущем полугодии.
  Коллизия приняла более широкий характер на встрече глав стран ЕС, где страны Восточной Европы потребовали от западных партнёров финансовой помощи в 190 миллиардов евро и получили решительный отказ. Группу богатых отказников возглавила та же Меркель.
  Все эти и другие противоречия должны быть как-то улажены до 2 апреля, когда в Лондоне соберётся «большая двадцатка», которой предстоит принять глобальную программу антикризисного урегулирования. Что нового, кроме общих деклараций, даст эта встреча, сказать трудно.
 
АЗИЯ
  Статистика ВВП по Японии за 4-й квартал 2008 года показывает падение на 12,7 процента – больше, чем в США и Европе. Такого падения страна не испытывала за последние полвека. Резко сократился экспорт практически по всем направлениям, особенно поставки японских товаров на американский рынок. Сейчас, впервые за долгое время, торговый баланс страны сводится с дефицитом, но многомиллиардные валютные запасы страны позволяют ей выдержать такой дисбаланс в течение длительного времени.
  В чём-то кризис даже помог Японии сократить расходы на покупку нефти, металлов и другого сырья. Но зато в глубоком кризисе оказались автомобильная индустрия и электроника, сильно зависящие от зарубежных продаж. Сократился и внутренний сбыт. Объём производства крупнейших транснациональных японских концернов с предприятиями, разбросанными по всему миру, упал на 30—40 процентов.
  Постепенно кризис перекинулся и на банковскую сферу, которая вынуждена была запросить финансовую помощь у правительства. В аналогичном положении находится и весь денежный рынок в целом. Фискальные стимуляторы не смогут решить эти проблемы. Без восстановления в других мировых центрах ожидать экономического оживления в Японии не приходится. В экономических руинах лежат и Южная Корея, и другие восточноазиатские «тигры».
  Особо надо сказать о Китае. Кризис сильно ударил по его экспорту, вызвав падение производства на предприятиях, ориентированных на внешние рынки, а в ряде случаев закрытие таких предприятий. Число потерянных рабочих мест, а, следовательно, и безработных, иностранные источники оценивают в 20 миллионов, но эта цифра, возможно, преувеличена. Дело в том, что валовой продукт страны не упал в абсолютном объёме, только замедлились темпы его роста. Зарубежные источники оценивают его прирост в текущем году в 4—5 процентов по сравнению с 11 процентами в прошлом. Но правительство Китая поставило задачу обеспечить прирост не менее 8 процентов. Для этого государство совершает экономический манёвр, которому могут позавидовать другие страны. Оно выделило сумму, эквивалентную 586 миллиардам долларов, на инвестиции в строительство инфраструктуры и новых предприятий, ориентированных на внутренний рынок. Таким образом, в разгар кризиса и вопреки ему начинается реструктуризация экономики, призванная избавить страну от чрезмерной экспортной зависимости и повернуть лицом к внутреннему потреблению. Задача грандиозная. Сможет ли страна её осуществить? Финансовые ресурсы для этого имеются в виде колоссальных валютных резервов, достигающих 2 триллионов долларов. Трудовые ресурсы Китая практически безграничны. При ограниченности топливно-сырьевых ресурсов придется существенно увеличить их импорт. Благодаря этому Китай может стать локомотивом, помогающим вытягивать мировую экономику из трясины общего кризиса. Это один из немногих просветов на тёмном грозовом горизонте экономической конъюнктуры.
 
ЧАСТИЧНАЯ СТАБИЛИЗАЦИЯ
В РОССИИ?
  Статистика российского кризиса показывает противоречивые тенденции. С одной стороны, производственные показатели демонстрируют дальнейшее падение. После сокращения промышленного производства в ноябре и декабре на 10 процентов оно снизилось в январе аж на 16 процентов. Валовой продукт в том же месяце упал на 8,8 процента по сравнению с январём прошлого года. Таким образом, по интенсивности кризисного падения Россия превзошла все ведущие страны мира.
  С другой стороны, январь был исключительным месяцем, когда стояли практически все конвейеры российских автомобильных заводов, достигла минимума выплавка стали, резко сократилось жилищное строительство. Хотя ещё нет точных данных, создаётся впечатление, что в феврале производство автомобилей и стали превысило январский минимальный уровень. Это ещё не восстановление, но, быть может, конец падения.
  Такое предположение косвенно подтверждается последним прогнозом министерства, согласно которому валовой продукт за весь 2009 год сократится только на 2,5 процента. Если так, то в оставшейся части текущего года ВВП должен быть существенно выше своего январского минимума.
  Наметились некоторые изменения в других показателях. После длительного сокращения золотовалютных резервов до конца января в общей сложности на 200 миллиардов долларов они стабилизировались с начала февраля на уровне 395 миллиардов (данные на 5 марта).
  Это означает, что катастрофический отток спекулятивного капитала из России приостановился и удалось также прервать массовый уход банков из рублей в доллары и евро. Девальвация рубля прекратилась, сменившись повышением, правда слабым, его курса.
  Итак, на валютном рынке страны достигнуто некоторое равновесие. Насколько оно прочно, зависит теперь прежде всего от платёжного баланса, т.е. как долго удастся сохранить превышение валютных доходов над расходами. В январе — феврале активный баланс по текущим операциям составил 18 миллиардам долларов. В годовом масштабе это может составить 108 миллиардов, что совсем неплохо, учитывая резкое падение экспортных цен на нефть. Достигнув минимума в 32 доллара за баррель, они колеблются вокруг уровня 45 долларов. При годовом экспорте в 200 миллионов тонн такие цены обеспечивают валютную выручку в 67,5 миллиарда долларов. С учётом новых решений нефтяного картеля и перспективы роста китайского импорта сейчас прогнозируется некоторый рост цен до 50—55 долларов за баррель. Каждое повышение этой цены на 10 долларов равносильно приросту валютных доходов страны на 15 миллиардов. Чтобы выстоять в условиях кризиса, вовсе не обязателен возврат к цене 94 доллара (средняя за 2008 год), достаточна и средняя цена 50—60 долларов.
  Как показано в предыдущей статье, правительство отказалось от активного бюджетного стимулирования экономики, ограничиваясь выполнением социальных обещаний и финансированием отдельных инфраструктурных проектов. Даже при таком зажиме дефицит федерального бюджета в текущем году оценивается в 8 процентов ВВП, или порядка 3 триллионов рублей. Дефицит предполагается покрывать из бывшего Стабфонда, разделённого на Резервный фонд и на фонд Национального благосостояния, в которых на 1 марта аккумулировано 6,8 триллиона рублей. Намеревается правительство заимствовать и из российского Инвестиционного фонда. Помощник президента Аркадий Дворкович утверждает, что этих источников хватит на три дефицитных года. При этом предполагается уменьшение дефицита в каждом из последующих двух лет и выход из кризиса не ранее 2011 года.
  С бюджетными цифрами тут, кажется, всё в порядке. Но как быть с безработицей, которая уже сейчас превышает 6 миллионов, а в обозримом будущем будет только возрастать? Эффективной программы на этот счёт у правительства пока нет, и похоже, что оно перекладывает эту крупнейшую социальную проблему на местные власти. Но справятся ли они с ней? Навряд ли.
  Ещё одна упорно не решаемая экономическая и социальная проблема – инфляция. Казалось бы, в условиях кризисного падения рыночного спроса сложилась благоприятная атмосфера для ослабления инфляционного давления. Именно так ведут себя цены сейчас в центрах капитализма, где появляется угроза общего падения цен. Но не так в России, где сложилась высокомонополизированная олигархическая структура экономики и где вследствие этого инфляция даже усиливается вопреки кризису. Один из предлогов – удорожание импорта из-за девальвации рубля. Вместе с тем было практически проигнорировано резкое понижение мировых цен на топливо и металлы. Так, розничные цены на бензин понизились лишь номинально, и то под давлением антимонопольной службы. Но это вмешательство государства было эпизодическим. Как заявил зампремьера Игорь Шувалов, правительство не будет накладывать жёсткие ограничения на рост цен, т.к. это будто бы только усугубит положение.
  Рост розничных цен в текущем году может превысить 20 процентов. О том, что эта инфляция не вызвана монетарными причинами, говорит тот факт, что за время кризиса, т.е. с прошлого лета, денежное обращение в стране упало наполовину. Таким образом, дело не в печатном станке или дефиците товаров, а в стремлении монополистов компенсировать падение продаж повышением цен. Такое возможно только при монопольном контроле над рынками и отсутствии ценовой конкуренции.
  Инфляция не только бьёт по карману потребителей, снижает реальные доходы населения, но и затрудняет выход из кризиса. Ответственность за неё лежит на монополистах и бездействующем правительстве.
 
ЕЩЁ ОДНА
ПЕРЕСТРОЙКА
  Кризис ещё далёк от завершения, а в российском обществе уже заговорили о том, как перестраивать экономику и политическую сферу после того, как он закончится. Надо сказать, что инициатива тут принадлежит скорее правому крылу политического спектра. Его интересуют не столько детали, сколько главное направление, под которым подразумевается избавление от Путина и его курса – в экономике на госкапитализм, в политике на вертикальный централизм. Всё это проходит под общим лозунгом либерализации. Наверно, правильнее бы говорить о дальнейшей капитализации, сведении к минимуму роли государства, замене бюрократической элиты на предпринимательскую. Поскольку эти рассуждения сопровождаются разыгрыванием сценариев, в которых некие местные власти выводят на улицу бунтовщиков, захватывающих власть, а из тюрьмы освобождается Михаил Ходорковский, всё это скорее похоже не на либерализм, а на «Всю власть — олигархам!».
  Бредни, скажет читатель и будет прав. Потому что кризис больше подорвал олигархов, чем репутацию правительства. Подсчитано, что в результате финансовой катастрофы ведущая сотня российских миллиардеров потеряла 230 миллиардов долларов личного богатства. Одни олигархи уже потеряли контрольные пакеты акций компаний, входящих в их империи, а для других тоже уже поставлен под вопрос их контроль над компаниями. Олигархи ещё могут диктовать цены на рынках, но их спасение как всемогущих хозяев экономики во многом зависит от того, выкупит ли их долги правительство или нет.
  В январе в Кремле состоялась мало афишированная встреча ряда ведущих олигархов с руководителями государства, на которой богачи предложили выкупить у них контроль за наиболее стратегически важными компаниями с тем, чтобы они не попали под иностранное покровительство. Сложилась зеркальная ситуация той, которая была в середине 90-х годов, когда государство нуждалось в деньгах и потому отдало крупнейшие промышленные госконцерны будущим олигархам за бесценок. Теперь же в деньгах нуждаются сами олигархи, готовые временно, как им кажется, под залог своих компаний получить деньги от государства.
  Кремль не дал окончательного ответа ни в январе, ни позже на новой встрече в феврале. Правительство не решило, стоит ли тратить на эти цели драгоценные финансовые резервы, предназначенные на спасение всей страны, а не кучки миллиардеров. Как решится этот вопрос, гадать не будем. Важно другое: обанкротившиеся капиталисты сами просятся под крыло государства, а не государство ставит вопрос об их национализации.
  Это значит также, что в современных условиях олигархи эффективно хозяйствовать не могут. Смогут ли они делать это после кризиса, сказать с уверенностью нельзя, а если так, то не лучше ли уже сейчас серьёзно обсудить вопрос о будущей принадлежности компаний топливно-сырьевого профиля? Не лучше ли заранее решить вопрос в пользу государственной или смешанной формы собственности? При этом следовало бы руководствоваться и таким новым соображением, как потенциальная устойчивость перед циклическими пертурбациями.
  Как показывает история последнего столетия, рынки топливно-сырьевых товаров отличаются особенно высокой колеблемостью. В годы хорошей конъюнктуры здесь реализуется высокая сверхприбыль (рента), в плохие времена предприятия закрываются или работают с убытками. В таких условиях поддерживать долговременную устойчивость могут только монополии, государственные или частные. Для России с её сравнительно отстающей обрабатывающей индустрией сохранение сверхприбыли в частных руках – непозволительная роскошь. Логично, чтобы природная рента концентрировалась в руках государства и использовалась как общенациональный источник финансового накопления.
  Другое соображение. Государственным компаниям необязательно руководствоваться критерием краткосрочной максимизации прибыли, а потому они способны лучше выдерживать удары кризисов, работая стабильно на протяжении всего цикла взлётов и падений рыночных цен.
 
ПОСЛЕКРИЗИСНАЯ ДИВЕРСИФИКАЦИЯ
  Теперь даже экономисты либерального направления признают, что докризисная модель, ориентированная на экспорт топлива и сырья, не годится. Экономика нуждается в диверсификации, т.е. в приоритетном развитии обрабатывающей индустрии. Обосновывая такую позицию, министр финансов Алексей Кудрин сослался на прогнозы, согласно которым средняя цена нефти в обозримой перспективе вряд ли намного превысит 50 долларов за баррель, т.е. рассчитывать на экспорт нефти, как главный источник финансирования роста российской экономики, более нельзя. Но вывод о необходимости диверсификации верен и по другим соображениям. Как показал кризис, скособоченная экономика, сильно зависимая от сырьевого экспорта и импорта практически всех готовых товаров, в большей степени подвержена внешним шокам и страдает больше от спада, чем более диверсифицированные экономики. Для России же такой кризис при отсутствии достаточных финансовых резервов может в перспективе стать вопросом выживания.
  Ничего принципиально нового в таком подходе, разумеется, нет. Долговременная программа диверсификации была у нас принята ещё до кризиса, но под другим названием. Это известный план инновационного развития до 2020 года, предполагающий крупные инвестиции в наукоёмкие отрасли и инфраструктуру. План этот связан с именами Путина и Медведева, и он остаётся в силе, но его осуществление отложено до послекризисных времён. Но при этом придётся по-новому подойти к его финансированию. В зависимости от уровня фактических цен на нефть. Чем ниже они будут, тем большая доля вложений в диверсификацию придётся на источники, не связанные с нефтяной рентой.
  По-новому придётся взглянуть и на институциональную модель экономики. До сих пор подавляющая часть частных инвестиций в экономику приходилась на долю отраслей топливно-сырьевого направления, что объяснялось их более высокой прибыльностью. Крупный капитал, т.е. олигархи, не хотел вкладываться в менее прибыльные отрасли обрабатывающей промышленности, чем и объясняется однобокость нашей экономики. Чтобы как-то стимулировать развитие обрабатывающих отраслей, государство вынуждено было создавать государственные корпорации.
  Возможно, что после кризиса топливно-сырьевые отрасли утратят своё преимущество в прибыльности. Значит ли это, что крупный капитал автоматически переориентируется на машиностроение, лёгкую и пищевую промышленность? С уверенностью это утверждать нельзя. И пока это не произойдёт, развитие государственного сектора в этих отраслях будет острой необходимостью.
 
ВОЗВРАТ КОНВЕРГЕНЦИИ
  Недавно в свет вышла новая книга Георгия Цаголова, в которой он убедительно показывает необходимость для России конвергентной модели, сочетающей наиболее эффективные стороны капитализма и социализма, частного и государственного хозяйствования, рынка и центрального планирования. Аналогичные идеи высказывает в своих последних работах Гавриил Попов и другие видные экономисты. О том, что олигархическая модель зашла в тупик, показано в моей «Анатомии российского капитализма», второе издание которой недавно увидело свет. Но теория теорией, а как в реальной жизни совершить поворот к смешанной, конвергентной экономике?
  В конце 80-х — начале 90-х годов такой переход можно было совершить сравнительно гладко и безболезненно, т.к. фундамент капитализма только закладывался. В этом направлении тогда работали находившиеся при власти такие известные экономисты, как Леонид Абалкин и Станислав Шаталин. Но после прихода Ельцина их проекты и они сами были отставлены, а реформирование экономики попало в руки таких противников социализма и сторонников капитализма, как Егор Гайдар и Анатолий Чубайс. Они сначала ликвидировали центральное планирование, приватизировали больше половины государственности, а затем, в середине 90-х годов, через залоговые аукционы положили начало олигархическому капитализму.
  Сейчас появилась возможность обратного движения, т.е. реставрации конвергентной экономики. Во-первых, надо воспользоваться банкротством ряда олигархических компаний и провести их национализацию, т.е. выкуп по существующим ныне низким кризисным ценам. В результате под контролем государства оказался бы значительный кусок нефтяной промышленности и металлургии.
  Во-вторых, следовало бы продолжить начатое в последние годы создание крупных государственных концернов в отстающих отраслях обрабатывающей промышленности на базе существующих предприятий и строительстве новых. Такие концерны в бытовой электронике, информатике, лёгкой и пищевой промышленности были бы нацелены на удовлетворение массового потребительского спроса и замещение чрезмерно раздутого ныне импорта. В таких концернах могли бы участвовать и частные акционеры за счёт средств, полученных от продажи своих активов в топливно-сырьевых отраслях.
  В результате произошло бы существенное расширение государственного сектора, и новая, конвергентная, экономика приобрела бы реальные очертания. Для руководства такой смешанной экономикой потребовалось бы создание развитой структуры государственного программирования, т.к. рыночных структур было бы недостаточно.
  Можно предвидеть многочисленные возражения неолибералов, в том числе и тех, что обосновались в экономическом блоке правительства и президентской администрации. Их главным аргументом будет идеологический – государство не может эффективно заниматься хозяйством. Но это ведь догма, реально опрокидываемая современным кризисом. Если именно частный капитал и его безудержное стремление к наживе вызвали такую катастрофу, то можно ли считать такую форму бесспорно эффективной? И если не только в России, а практически повсюду частный капитал ищет спасения от кризиса именно у государства, значит, оно не всегда столь уж неэффективно.
  Но для нашей России конвергентная экономика – не вопрос идеологии, а путь к выживанию в сложных джунглях мирового хозяйства. Чтобы такая экономическая катастрофа больше не повторялась в будущем, далеко идущие выводы надо делать сегодня.