Душою слышу глас небесный

  Председатель Орловского отделения Союза писателей России, поэт и публицист Геннадий ПОПОВ отпраздновал свой двойной юбилей — 70-летие со дня рождения и 40-летие литературной деятельности. Газета «Слово» присоединяется к многочисленным поздравлениям юбиляра, автора семи поэтических книг и сотен публикаций, лауреата ряда литературных премий, подвижника и просветителя, верного продолжателя великих литературных традиций России. Желаем Геннадию Андреевичу здоровья, благополучия и дальнейших творческих успехов.

БЕРЕГ
Памяти Виктора Кочеткова.
Здесь туман над росой,
Ветер бродит босой
Над песчаной косой —
Золотой полосой.

Где ходили тогда, —
Не осталось следа.
А речная вода
Утекла в никуда.

Все волна унесла...
И тропа заросла.
Толька память спасла
Лунный отсвет весла.
 
* * *
Вот и снова тепло на исходе:
Лето кончилось, стынут слова.
По осенней непрошеной моде
Серебрится моя голова.
На дорогах зимы бесконечной
С каждым днем будет
всё холодней,
Всё тоскливей от боли сердечной,
Неизбежное — ближе, видней.
Стали дни холодней и короче,
И быстрее сгорает луна.
Непроглядные длинные ночи
До рассвета не выпить до дна.
Только сердце не знает предела
И не терпит унылых речей...
Затуманилась, прочь отлетела
Безнадежность сиротских ночей.
Солнце рвёт дождевые постромки,
Жарко дышит слегка невпопад.
На исходе невидимой тропки,
Словно пламень, грядёт листопад.
От пожарища красок немею,
В их огонь безоглядно иду,
На горячем ветру пламенею
И сгораю у всех на виду.
 
ВСТРЕЧА
В.Е.
Завлеку я тебя, околдую
И погибну в озерных очах…
Остывают мои поцелуи
На твоих опалённых плечах.

Скоро, скоро безжалостный
клекот
Сотрясет поднебесную ширь:
Взмоет в ночь силуэт самолёта,
На котором умчишься в Сибирь.

Беспощадной, слепою стрелою
Расставания близится миг.
Заклинаю продлиться строкою
Два часа, что у нас на двоих.

Мы не верим в случайные встречи,
Потому как подарок судьбы,
Два часа в этот вечности вечер
Не осилят моей ворожбы.
 
ЗА ОКНОМ
И.Рыжову.
За окном удручающе тихо.
Не твоя, не моя в том вина.
И судьбу ворожит ворониха...
Видно ранняя будет весна.
Цепь огней
сквозь чернеющий берег
С укоризной сверкает в глаза...
Кто шагами земными измерит,
Что и мерой небесной — нельзя?
Но, безумец, в стенах кабинета
Я пытаюсь не думать о том,
Возвратить промелькнувшее лето,
Волоча перебитым крылом.
На дворе — словно поздняя осень:
Неприветливо тающий снег.
Дождь слезливую каплю наносит
На окно, на меня и на всех.
Не гадай на бобах, ворониха,
Не сули мне забвение, дождь.
Почему неприкаянно тихо?
Тень печали.
Ее не тревожь.

За окном...
Кто же знает об этом —
Что творится у нас за окном:
То ли песня прощальная спета,
То ль судьба сторожит за углом?

ГУРЗУФ
Наташе.
Ты помнишь, родная, Гурзуф?
Мы были безумно богаты.
В горах были наши палаты,
А море синело внизу.

И солнце за дальней горой
Вставало, лучами маня...
И ты той далекой порой
Наверно, любила меня.

Мы стали с годами бедней
От наших забот и утрат.
Прошедшее стало видней,
Но так и живем наугад,

Живем, в наших бедах виня
Судьбы несчастливый билет.
А мне оправдания нет,
Что ты разлюбила меня.

И ехать в Гурзуф не хочу, —
Он мне как чужая родня...
Но ставлю не точку, — свечу:
Ты все же любила меня.

 * * *
Душою слышу глас небесный...
Над сонной речкой мир затих.
В краю лугов за кромкой леса
Остановился вечный миг.

Дожди осеннего звучанья
Омыли влажный окоём...
Среди покоя и молчанья
Так хорошо идти вдвоём.

Но только тени одиночеств
Вокруг проходят не спеша.
Устав от пламенных пророчеств,
На миг очистилась душа.

Пустынной улицей под вечер
Иду и думаю о том,
Что в жизни вечно, что —
не вечно?
Ответы оставляю на потом.
 
ФОТО НА ПАМЯТЬ
Егору.
Моя беспечная весна
Промчалась. Чувствую и знаю...
Была – и радостно встречаю
Мои другие времена.
Н. Языков.
«При поднесении своего портрета»
Я расстрелян у стенки:
в беспощадном мгновенье,
досылая секунды,
сухо щелкнул затвор.
И застыли навеки
всех морщин откровенье,
неприветливо-строгий,
затуманенный взор.
И предательский иней
в волосах поредевших.
И двойной подбородок.
И неправильный рот.
Незнакомая шея,
словно мумии древней...
Но портрет постаревший
всё же будет моложе
и смотреться приятней     
каждый прожитый год.

* * *
На городьбе сидела птаха
Под юной зеленью ветвей,
Не ведая любви и страха —
Людских придуманных страстей.

А я спешил куда-то мимо
Её высокой городьбы,
Ветрами времени гонимый,
Причудой ветреной судьбы.

Но солнцем утренним согреты,
Едины были мы в одном,
Что песни наши не допеты
О самом близком и родном.

ОСЕНЬ НА 2-й ПУШКАРНОЙ В ОРЛЕ
Вадиму Ерёмину.
Старинный дом
на улице Пушкарной,
Андреевские память и строка...
Все отразилось в осени янтарной,
Все на земле осталось на века.
Парящий мост и плоские деревья,
Прозрачность остывающей поры...
Покорно дремлет на закате время,
Похожее на старые дворы.

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
Не возвратить и не исправить,
И даже позабыть нельзя, —
Любви не изменяет память...
В забвенье недруги, друзья…
Былье шумит над юной верой.
Но, неожиданная вновь,
Ударит больно вдруг по нервам
Далекой клятвою неверной
Та, снова первая любовь.

НА ПУСТЫРЕ
Когда здесь расцветут сады,
Меня не станет на планете…
Я здесь один на целом свете
Среди могучей лебеды:
Она вцепилась в дёрн корнями…
Есть только общность
между нами:
Когда здесь расцветут сады,
Вокруг не будет лебеды.

НА ШКОЛЬНОМ КЛАДБИЩЕ
Рухсаг у!*
Померкло солнце,
тень сгустилась…
Цветы могильные свежи.
Нет слов сказать,
что здесь случилось
И спеть о тех, кто здесь лежит.

Простите, воины и дети,
Что мир коварен и жесток,
Что я живу на этом свете,
Что дело тонкое – Восток.

Листва на ветерке осеннем
Опасть готовится, шурша…
Такой беды и потрясенья
Ещё не ведала душа.

Здесь школьный двор
кипел когда-то:
Вовсю резвилась детвора…
Мальчишки – воины-солдаты
Здесь похоронены вчера.

Не властны грозы лихолетий
Затмить их искромётный взгляд:
Гранитною стеной, Осетия,
Твои защитники стоят!

И я стою на школьном кладбище,
Другого – в мире не найти!
И мысленно молюсь
за страждущих —
За всех, кто с нами по пути.

Земною славою увенчаны
Здесь спят герои вечным сном…
А рядышком седые женщины
Склонились в горе неземном.

* Светлая память тебе! (осет.)

ВАРШАВСКАЯ ПОЭТИЧЕСКАЯ
ОСЕНЬ- XXXVI
Европа — слева, сзади, справа.
Россия — где-то впереди.
И осторожная Варшава
Спросонок нам во след глядит.
Нас здесь почти что понимали
И, кажется, не стерегли.
Ну, в общем, славно принимали.
И мы старались, как могли.
Хозяев чтили, но без лести,
О жизни – просто, без прикрас...
Но если говорить по чести, —
Полякам было не до нас.
Гостями были мы приватно.
Виной – истории каприз,
В которой сроду непонятно,
Где правды верх, где правды низ.
Но, что — былая рознь?
 Химера.
Поскольку вовсе не важны
Различья нравов, быта, веры.
Главней – друг другу мы нужны.
Оставить в прошлом злобу,
распри, —
Историю не возвернуть.
У нас есть свой и общий путь.
Так что злословить понапрасну?
............................................................
Округ – Российская держава
И, слава Богу, — впереди
Опять осенняя Варшава
Пригреет Слово на груди.
 
  Я родился 30 августа 1940 года в Москве. Не причуда судьбы, но война тому причиной, что среднюю школу я окончил в райцентре Шилово Рязанской области. Это благодатное место на берегу полноводной Оки и есть, наверное, моя истинная малая родина…
  Каждое школьное лето ездил на пароходе по Оке в Спасск-Рязанский к бабушке Анне Васильевне, вдове потомственного кузнеца Федора Андреевича Лазарева. Спасск, что в нескольких километрах от Старой Рязани (и в 50 километрах вверх по Оке от Шилова), которую воевал Батый в лихом для Руси XIII веке, неотделим от страны детства — воистину былинной земли. Под Шиловом, по местному преданью, родился и похоронен Добрыня Никитич. Первый памятник легендарному земляку Евпатию Коловрату поставлен тоже в Шилове. А в Спасске-Рязанском (на его месте в древности был лесистый болотистый полуостров) в свое время спаслись те немногие уцелевшие от нашествия орд Батыя. Валы Старой Рязани с детства в памяти моей. В поэме «Три вяза» я рассказал, как мог, об этом.
  И сегодня часто бываю на Рязанщине и каждый раз привожу новые строки: те приокские места остаются одним из главных истоков желания говорить стихами, которые я начал писать еще в школе. Но первое стихотворение мое было опубликовано только в начале семидесятых, а первая самостоятельная книга вышла в 1990 году… Все публикации состоялись при благосклонном отношении или уже в «неподцензурные» времена. И это — моя счастливая звезда, а не пустое бахвальство. Более того, некоторые свои книги оказалось возможным выпустить в собственной редакции.
  Отец мой, Попов Андрей Матвеевич, умер еще в 1963 г. Это был светлый, честный и по-крестьянски мудрый человек. Слава Богу, когда еще была жива моя мать Клавдия Федоровна (скончалась в 2004 г. в возрасте 95 лет), я успел посвятить ей одно-единственное стихотворение. Как поэт я большой должник перед родителями и останусь таковым до конца дней своих, потому как «не умею» писать ни «по долгу», ни «на заданную тему».
  В 1964 году я закончил Рязанский радиотехнический институт (ныне — одноименная Академия). По своей инженерной специальности работал в Рязани, в Орджоникидзе Северной Осетии, а с 1974 г. по 1995 г. — в Орле, где живу по настоящие дни. Работая в электронной промышленности, а затем и на «свободных писательских хлебах», много ездил и езжу по стране в командировки: еще одно из моих счастливых жизненных обстоятельств.
  На литературную работу ушел, будучи главным инженером в недавнем прошлом одного из лучших крупных электронных предприятий страны: электроника тогда перестала быть в России приоритетом. Глубоко убежден, что это одна из самых воистину трагических страниц отечественной промышленности конца двадцатого века, одна из покосившихся сегодня корневых опор державного фундамента — оборонного комплекса. Но Россия была, остаётся и будет великой державой. А значит, надеюсь, что и мой скромный личный тридцатилетний инженерный труд так или иначе не останется всуе.