Беспамятство памяти

Каждый человек хоть раз в жизни, да пожелал забыть ЭТО. Неприятный эпизод, обиду, плохого человека, неблаговидный поступок и многое-многое другое. Чтобы в сухом остатке оказалось так, как у героя знаменитой кинокомедии: «тут – помню, а тут – не помню»…

Вот и роман Елены Сазанович «Всё хоккей!», журнальный вариант которого увидел свет в недавнем номере литературного альманаха «Подвиг», посвящен не только хоккею. Вернее, не столько хоккею, сколько некоторым особенностям миропонимания, стимулирующим желания/способности забывать все неприятное.
 
  Именно так и живет главный ге-рой (и антигерой одновременно) Талик – удачливый и даже талантливый хоккеист, имеющий всё и живущий, как бог. Или как полубог, что практически одно и то же. Он идет по жизни, играючи, не совершая ошибок в своем понимании этой жизни. А если и совершая, то нисколько не раскаиваясь из-за таких «пустяков»: «Не я для мира, а мир для меня». Подобной житейской философии его учила мать, еще с детства: «Жалость… тянет назад. Человек совершеннее растений и животных. И поэтому не должен обращать на них внимание, чтобы не уподобляться им. Но, если человек хочет стать великим, он не должен обращать внимание и на людей». Поэтому сызмальства мать не только учила его индифферентному уму-разуму, но и всячески охраняла от невзгод и неприятностей.
  Первая трагедия в его жизни – именно из детства, когда мальчик, закрывая окно, прищемил голубю крыло, и тот погиб (правда, сия трагедия была тут же «оттерта» новыми джинсами и мгновенно забылась). Вторая – из юности, когда Талик при одноклассниках издевался над старым военруком (который вскоре умер). Третья трагедия – первая любовь, когда успешный молодой хоккеист влюбился в торговку мандаринами. С первого взгляда. До умопомрачения. Впрочем, роман длился недолго – девушка умерла. Вроде бы мыла окна, поскользнулась на мокром подоконнике и упала — несчастный случай. Эту «неприятность» юноша забыл так же быстро, как и остальные. Потом от рака умерла мама, но сын (как она всегда его и учила), несмотря ни на что, улетел с командой за океан – побеждать на очередном чемпионате…
  Эти, да и многие другие случаи можно расценить и как обычные, мелкие, незначительные, но можно и как исключительные, важные, определяющие. Виновен или нет – решать не большому или маленькому жюри, а самому человеку. Впрочем, Талик всегда решал в свою пользу: ведь всё – хоккей! Пока в один прекрасный день… не убил человека.
  Он сделал это случайно. В одном из решающих матчей во время атаки он стремительно прошел по левому флангу, мощно размахнулся и сильно послал шайбу в ворота. Но почему-то рука дрогнула, шайба сорвалась с крюка и улетела на трибуны. И, как пуля, попала в одного из зрителей, который скончался прямо в ледовом дворце. Словно сама судьба хотела доказать, что он убивал не раз. И не только он.
  С этого момента сюжет начинает бурно раскручиваться, как стремительная хоккейная контратака. Талик идет на могилу своей жертвы – некого Юрия Смирнова, там случайно встречает жену покойного и решает узнать: вдруг тот был плохим, никчемным человеком – тогда и совесть не будет мучить. Однако Смирнов оказался талантливым ученым, который изобрел аппарат, «умеющий» выборочно уничтожать память. Штука, конечно, полезная, но и весьма опасная.  Что произойдет со всеми нами, если все мы перестанем учиться на собственных ошибках? Или – на ошибках истории? Забывчивость – плохая черта. Особенно для человечества…
  Финал, как и во всех произведениях Елены Сазанович, неожиданный и стремительный. И также традиционно для автора роман выписан с тонкими, импрессионистскими прорисовками деталей на экспрессивном брейгелевском фоне, где психологизм соседствует с детективными загадками, а герои то и дело меняются местами, характерами, поступками.
  Философская драма Елены Сазанович о человеке со множеством лиц (этаком многоликом Янусе) напрямую перекликается с другим ее произведением, опубликованным годом ранее, — романом «Перевёрнутый мир» (см. «Литературная Россия» №11, 2007). Два романа тесно сплетаются в своеобразную дилогию, которую можно было бы назвать «Другая судьба, или Жизнь за другого».
  В «Перевёрнутом мире» актер обменялся с лесником не только оставленным пальто, но и судьбой, со всеми вытекающими отсюда последствиями – женой, любовницей, друзьями, проблемами, мироощущением и т.д. В романе «Всё хоккей!» успешный хоккеист, «золотой мальчик» не меняется судьбой с ученым Смирновым, а скорее пытается заменить его судьбу своей, а его, умершего, – собой живым. Хотя бы потому, что именно по его вине Смирнов покинул наш мир. Впрочем, ему это до конца так и не удалось.
  Однако автор не ограничивается рамками одной, пусть весьма значительной философской проблемы. Роман соткан из совершенно различных на первый взгляд тем современного бытия, которое традиционно определяется нашим изменившимся и порой фрагментарным сознанием.
  Это и тема вины (столь любимая не только отечественными литераторами, но и кинематографистами, например, Андреем Тарковским), и тема принца и нищего (только в детективной интерпретации, когда принц случайно убивает нищего и старается занять его место), и тема памяти (тут уже к философской драме и детективу примешивается и жанр научной фантастики).
  И здесь писатель не отходит от своего фирменного стиля: лихо закрученная психологическая коллизия, искрометная игра слов, короткие «телеграфные» фразы, яркие характеры и атмосфера, напоминающая воздух Грина или Беляева. Когда ловишь себя на мысли: а разве так уж важно, где все происходит и в какое время? При этом герои задаются вопросами, актуальными именно сегодня. Решают проблемы, которые вчера еще не были даже сформулированы. Наряду с вечными вопросами и тысячелетними проблемами.
  Как, например, избирательное уничтожение (стирание, как в компьютерном «Фотошопе») памяти. Автор сама «изобретает» этот аппарат и сама же – руками главного героя – уничтожает его. Но кто знает: не существует ли уже давно такой аппарат? Не идет ли уже некий чудовищный эксперимент над человечеством, когда из памяти целых народов стирают (или искажают) важнейшие моменты их истории? Ведь о чем говорят, о том и помнят. А сегодня говорят много всего разного, но в основном о какой-то ерунде, мелочовке, бытовухе… Впрочем, эти размышления – уже за рамками романа.
  Главный герой сумел-таки искупить свою вину перед убитым ученым. Хотя то единственное, что в итоге он смог сделать, не так уж и мало. Он выполнил последнюю волю покойного ученого и уничтожил его великое открытие – чертежи аппарата для выборочного уничтожения памяти. Может, оно и к лучшему. Человечество, как ни крути, пока не готово к таким радикальным изобретениям. И так в нашем суетном и несправедливом мире слишком многое забывается. Даже слишком быстро.
  «Мир еще не готов к подобному открытию», — говорит главный герой романа. И главный антигерой возражает ему: «А к чему был готов мир? К атомной бомбе? К картинам Гойи? К теории Дарвина? К пересадке сердца? Или ко всеобщей свободе? Ничего, проглотили! И атомную бомбу, и Гойю, и свободу! Знаешь, всем по большому счету плевать на этот мир. Главное – я в этом мире, а не то, что с этим миром будет. Особенно когда не будет меня…»
  В финале герою уже не забыть один – определяющий момент своей жизни. Он обречен на вечные муки совести и вечный поиск уже не существующего ответа. В этом и есть искупление…
  Каждому из персонажей романа хотелось что-то забыть. Как наверняка и каждому читателю. Но, видимо, человеку на то и дается память, чтобы помнить. Чтобы гордиться былыми победами. Горевать от поражений. Сожалеть об ошибках. И главное – не повторять их.