Комментариев пока нет
Рубрика: Без рубрики
20.05.2019
Артист от Бога. Борису Ливанову 115 лет
В эти дни исполнилось 115 лет со дня рождения любимого ученика Станиславского Бориса Николаевича Ливанова (1904—1972). «У него таланта на четверых», — говорил о нём Немирович-Данченко. Об этом же свидетельствуют его пять Сталинских премий (1941— за роль Пожарского в фильме «Минин и Пожарский»; 1947— за роль командира крейсера Руднева в фильме «Крейсер «Варяг»; 1942, 1949, 1950— за театральную работу) и Государственная премия СССР (1970— за актёрские и режиссёрские работы). И. Сталин, завзятый театрал, специально приезжал в МХАТ на «Мёртвые души», чтобы посмотреть Ливанова в роли Ноздрёва.Ему присуждались многие правительственные награды. В 1948 г. Борис Николаевич стал народным артистом СССР. В его фильмографии около сорока лент и более двадцати ведущих ролей в спектаклях русской и зарубежной классики. Он отличался подчёркнуто независимым характером, острым языком и отсутствием подобострастия к начальству. В театре об этом до сих пор ходят легенды. Как-то во МХАТе поимённо представляли группу молодых актёров, а накануне Хрущёв выступил в ЦК КПСС с публичным разоблачением антипартийной группы Маленков—Каганович—Молотов. Имя-отчество Молотова — Вячеслав Михайлович. Среди представляемых был Вячеслав Михайлович Невинный. Ливанов мгновенно отреагировал на такое сочетание, тут же последовала его реплика: «Вячеслав Михайлович — невинный! … А Лазарь Моисеевич?». Личная жизнь Ливанова всегда интересовала его поклонников, но была закрыта от чужих глаз. Его единственный сын Василий продолжил семейные традиции и также стал любимым зрителями актёром.
Василий Ливанов о своём отце
...И наконец сбылось: фашисты от Москвы отброшены на многие десятки километров.
Актёры выполнили свою миссию — помогли землякам сохранить веру в то, что враг в столицу не войдёт: в обречённом на поражение городе не дают театральных спектаклей, не репетируют новых постановок.
По распоряжению Сталина труппа театра была эвакуирована в Саратов. <…> Мы прилетели в Саратов в первых числах января 1942 года. А встречать Новый год нескольких артистов МХАТа, среди которых был и мой отец, пригласил к себе домой главный в Саратове хирург.
В первый день нового года отец был в комнате один, когда в дверь постучали. Вошёл человек в мокром лагерном бушлате, весь заляпанный грязью. Даже лицо.
— Здесь живёт Борис Ливанов?
— Я Борис Ливанов.
Молчание.
— А что вы хотели?
Молчание.
Отец подошёл, всмотрелся.
— Коля! Эрдман!
Это был знаменитый драматург, комедиограф Николай Робертович Эрдман, на рукописи пьесы которого «Самоубийца» А. М. Горький написал: «Цензоры, запретившие эту пьесу, будут достойны участи цензоров, запрещавших «Ревизора» Гоголя».
В 1940 году после публикации сатирической статьи Эрдмана «Наш смех и не наш смех» её идеологически невыдержанный автор был арестован и по приговору суда отправлен на поселение куда-то за Урал.
— Я ненадолго. Отпустили на часок. Мы тут помогаем выталкивать из грязи военный транспорт. У тебя есть выпить?
Отец побежал по гостинице, раздобыл немного спирта. Когда Эрдман усаживался за столик и передвигал под него одну ногу, лицо судорожно искривилось.
— Что у тебя с ногой?
— Ничего.
— Коля, прошу тебя, покажи, что с ногой.
Эрдман задрал штанину. Нога был опухшей, бесформенной до колена и совершенно чёрной.
Пришедший со спектакля актёр Борис Петкер, который тоже жил в этой комнате, остался стеречь Эрдмана, чтобы тот не ушёл. А Борис Ливанов помчался в город, домой к главному хирургу. Адреса он не знал, отыскал дом в наступившей темноте по памяти, можно сказать, по наитию.
— Ну, пожалейте вы старого человека! Он весь день оперировал, недавно пришёл и лёг. Уже ночь! — говорила жена хирурга.
Ливанов стал описывать ногу Эрдмана, умолять. Дверь в комнату врача открылась, он всё слышал, был уже одет и прихватил с собой хирургические инструменты и лекарства.
— Пошли!
Увидев ногу Эрдмана, стал распоряжаться, как в операционной.
— Вскипятите воду! Таз есть? Хорошо. Держите его под ногой. И ногу держите неподвижно!
Хирург делал через небольшие расстояния надрезы на ноге, из которых в таз лились чёрная кровь и гной.
— Гангрена.
Потом в ход пошла мазь Вишневского, и ногу забинтовали. Хирург оставил необходимую справку. Наутро отец вместе с исполняющим обязанности директора театра Иваном Михайловичем Москвиным, прихватив справку, поехали в военную часть, к которой был приписан Эрдман.
Николая Робертовича оставили при театре под поручительство депутата Верховного Совета СССР народного артиста СССР, орденоносца И. В. Москвина.
Отец уговорил Москвина заключить с Эрдманом договор на написание пьесы и даже выплатить автору какой-то аванс, чтобы было на что жить. Драматург придумал такой сюжет: в какой-то областной центр приезжает гипнотизёр, который угадывает мысли. В обкоме паника.
Запомнилась первая фраза пьесы, которую Эрдман начал читать по мере написания актёрам, соседям по комнате и которую они со смехом повторяли.
Секретарь обкома приходит домой и говорит своим домашним:
«Нам надо поговорить в тесном семейном кругу. Мамаша, выйдете из комнаты...»
Пьесу Эрдман не дописал, и слава Богу!
А то бы поселением за Уралом он бы не отделался.
Когда Николай Эрдман смог передвигаться без костыля, его вызвали в Москву писать тексты для ансамбля НКВД.
Помню, как уже в конце войны Николай Робертович появился в нашей квартире в Москве.
На нём была форма сотрудника НКВД.
Со временем я вывел для себя такую формулировку: «Бог внимателен, а дьявол насмешлив».
Эрдман говорил:
— Я всё жду, что в моей квартире когда-нибудь раздастся звонок в дверь. Я открою и увижу молодого человека, который скажет: «Николай Робертович, всё, что вы написали, ничего не стоит в сравнении с пьесой, которую написал я». И когда я прочту его пьесу, я пойму, что он совершенно прав. Но пока я такого молодого человека не дождался.
...И наконец сбылось: фашисты от Москвы отброшены на многие десятки километров.
Актёры выполнили свою миссию — помогли землякам сохранить веру в то, что враг в столицу не войдёт: в обречённом на поражение городе не дают театральных спектаклей, не репетируют новых постановок.
По распоряжению Сталина труппа театра была эвакуирована в Саратов. <…> Мы прилетели в Саратов в первых числах января 1942 года. А встречать Новый год нескольких артистов МХАТа, среди которых был и мой отец, пригласил к себе домой главный в Саратове хирург.
В первый день нового года отец был в комнате один, когда в дверь постучали. Вошёл человек в мокром лагерном бушлате, весь заляпанный грязью. Даже лицо.
— Здесь живёт Борис Ливанов?
— Я Борис Ливанов.
Молчание.
— А что вы хотели?
Молчание.
Отец подошёл, всмотрелся.
— Коля! Эрдман!
Это был знаменитый драматург, комедиограф Николай Робертович Эрдман, на рукописи пьесы которого «Самоубийца» А. М. Горький написал: «Цензоры, запретившие эту пьесу, будут достойны участи цензоров, запрещавших «Ревизора» Гоголя».
В 1940 году после публикации сатирической статьи Эрдмана «Наш смех и не наш смех» её идеологически невыдержанный автор был арестован и по приговору суда отправлен на поселение куда-то за Урал.
— Я ненадолго. Отпустили на часок. Мы тут помогаем выталкивать из грязи военный транспорт. У тебя есть выпить?
Отец побежал по гостинице, раздобыл немного спирта. Когда Эрдман усаживался за столик и передвигал под него одну ногу, лицо судорожно искривилось.
— Что у тебя с ногой?
— Ничего.
— Коля, прошу тебя, покажи, что с ногой.
Эрдман задрал штанину. Нога был опухшей, бесформенной до колена и совершенно чёрной.
Пришедший со спектакля актёр Борис Петкер, который тоже жил в этой комнате, остался стеречь Эрдмана, чтобы тот не ушёл. А Борис Ливанов помчался в город, домой к главному хирургу. Адреса он не знал, отыскал дом в наступившей темноте по памяти, можно сказать, по наитию.
— Ну, пожалейте вы старого человека! Он весь день оперировал, недавно пришёл и лёг. Уже ночь! — говорила жена хирурга.
Ливанов стал описывать ногу Эрдмана, умолять. Дверь в комнату врача открылась, он всё слышал, был уже одет и прихватил с собой хирургические инструменты и лекарства.
— Пошли!
Увидев ногу Эрдмана, стал распоряжаться, как в операционной.
— Вскипятите воду! Таз есть? Хорошо. Держите его под ногой. И ногу держите неподвижно!
Хирург делал через небольшие расстояния надрезы на ноге, из которых в таз лились чёрная кровь и гной.
— Гангрена.
Потом в ход пошла мазь Вишневского, и ногу забинтовали. Хирург оставил необходимую справку. Наутро отец вместе с исполняющим обязанности директора театра Иваном Михайловичем Москвиным, прихватив справку, поехали в военную часть, к которой был приписан Эрдман.
Николая Робертовича оставили при театре под поручительство депутата Верховного Совета СССР народного артиста СССР, орденоносца И. В. Москвина.
Отец уговорил Москвина заключить с Эрдманом договор на написание пьесы и даже выплатить автору какой-то аванс, чтобы было на что жить. Драматург придумал такой сюжет: в какой-то областной центр приезжает гипнотизёр, который угадывает мысли. В обкоме паника.
Запомнилась первая фраза пьесы, которую Эрдман начал читать по мере написания актёрам, соседям по комнате и которую они со смехом повторяли.
Секретарь обкома приходит домой и говорит своим домашним:
«Нам надо поговорить в тесном семейном кругу. Мамаша, выйдете из комнаты...»
Пьесу Эрдман не дописал, и слава Богу!
А то бы поселением за Уралом он бы не отделался.
Когда Николай Эрдман смог передвигаться без костыля, его вызвали в Москву писать тексты для ансамбля НКВД.
Помню, как уже в конце войны Николай Робертович появился в нашей квартире в Москве.
На нём была форма сотрудника НКВД.
Со временем я вывел для себя такую формулировку: «Бог внимателен, а дьявол насмешлив».
Эрдман говорил:
— Я всё жду, что в моей квартире когда-нибудь раздастся звонок в дверь. Я открою и увижу молодого человека, который скажет: «Николай Робертович, всё, что вы написали, ничего не стоит в сравнении с пьесой, которую написал я». И когда я прочту его пьесу, я пойму, что он совершенно прав. Но пока я такого молодого человека не дождался.
(Отрывок из книги «Путь из детства. Эхо одного тире» / Василий Ливанов. — Москва: АСТ, 2013.)
Юмор Бориса Ливанова
Шутки, остроумные замечания и определения моего отца, Бориса Николаевича Ливанова, прославленного артиста и режиссёра Московского Художественного академического театра, моментально становились достоянием городского фольклора. Благодаря своей афористичности со временем некоторые утрачивали авторство, воспринимались как народные.
* * *
Старый знакомый Ливанова при встрече:
— Борис, посмотри, какую дурацкую, уродливую трость мне подарили!
— Ты так думаешь? А по-моему, она тебе очень к лицу.
* * *
Один драматург принёс Ливанову свою пьесу о Курчатове.
Борис Николаевич прочёл пьесу и, встретившись с автором, сделал ему ряд конкретных замечаний и предложений по доработке, без которой, по мнению Ливанова, пьеса была не готова для сценического воплощения. Тем более что драматург хотел, чтобы Ливанов пьесу ставил и сам играл роль Курчатова.
Вместо продолжения работы драматург отправил свое произведение на закрытый конкурс Министерства культуры, где получил первую премию.
После этого позвонил Ливанову:
— Борис Николаевич, вы будете ставить мою пьесу?
— А вы её доработали?
— Нет. А вы разве не знаете мнение Министерства культуры?
— Знаю, — ответил Ливанов. — Но я могу поставить пьесу, а мнение я поставить не могу.
* * *
— Актёров нельзя допускать в судебные заседатели. Они по любому поводу могут вынести только один приговор: кровавая смертная казнь. На Шекспире воспитаны.
* * *
Растолстевшему приятелю-художнику:
— У тебя портрет совсем за раму вышел.
* * *
Ливанов требует от актёра, чтобы тот точно выполнил его режиссёрское задание. Актер пробует раз, другой, третий.
— Борис Николаевич, я не могу это сыграть. Я еще молодой актёр. Мне 28 лет.
— В твоём возрасте лошади уже дохнут!
* * *
Идёт генеральный прогон спектакля «Егор Булычев», актёры в гриме и костюмах. Внезапно Настасья Платоновна Зуева, исполняющая роль знахарки, прерывает сцену, подходит к рампе и спрашивает, обращаясь к Ливанову-режиссёру, в тёмный зрительный зал:
— Боречка, я забыла, какая у меня здесь «сверхзадача»?
— Какая «сверхзадача», Настя! — простонал в ответ Ливанов. — Билеты уже продают!!!
* * *
Театральный критик, выступая на юбилее артиста Юрия Леонидова, называл его роли «полотнами».
— Когда наш юбиляр создавал это полотно... А в этом сотворённом им полотне... и т.д.
После выступления критика Ливанов сказал юбиляру:
— Юра, я думал, что ты — артист. А ты, оказывается, полотняный завод.
* * *
Один молодой актёр на гастролях театра отмечал свой день рождения, который завершился пьяным дебошем в гостинице, где проживала труппа.
На следующий день почтенный мхатовский старец М. Кедров выговаривал провинившемуся:
— Не понимаю, зачем надо было пить водку? Ведь можно было отметить свой день рождения лимонадом.
— Ну, тогда бы это был твой день рождения! — заметил Ливанов.
* * *
— Оптимизм — это недостаточная осведомлённость.
Шутки, остроумные замечания и определения моего отца, Бориса Николаевича Ливанова, прославленного артиста и режиссёра Московского Художественного академического театра, моментально становились достоянием городского фольклора. Благодаря своей афористичности со временем некоторые утрачивали авторство, воспринимались как народные.
* * *
Старый знакомый Ливанова при встрече:
— Борис, посмотри, какую дурацкую, уродливую трость мне подарили!
— Ты так думаешь? А по-моему, она тебе очень к лицу.
* * *
Один драматург принёс Ливанову свою пьесу о Курчатове.
Борис Николаевич прочёл пьесу и, встретившись с автором, сделал ему ряд конкретных замечаний и предложений по доработке, без которой, по мнению Ливанова, пьеса была не готова для сценического воплощения. Тем более что драматург хотел, чтобы Ливанов пьесу ставил и сам играл роль Курчатова.
Вместо продолжения работы драматург отправил свое произведение на закрытый конкурс Министерства культуры, где получил первую премию.
После этого позвонил Ливанову:
— Борис Николаевич, вы будете ставить мою пьесу?
— А вы её доработали?
— Нет. А вы разве не знаете мнение Министерства культуры?
— Знаю, — ответил Ливанов. — Но я могу поставить пьесу, а мнение я поставить не могу.
* * *
— Актёров нельзя допускать в судебные заседатели. Они по любому поводу могут вынести только один приговор: кровавая смертная казнь. На Шекспире воспитаны.
* * *
Растолстевшему приятелю-художнику:
— У тебя портрет совсем за раму вышел.
* * *
Ливанов требует от актёра, чтобы тот точно выполнил его режиссёрское задание. Актер пробует раз, другой, третий.
— Борис Николаевич, я не могу это сыграть. Я еще молодой актёр. Мне 28 лет.
— В твоём возрасте лошади уже дохнут!
* * *
Идёт генеральный прогон спектакля «Егор Булычев», актёры в гриме и костюмах. Внезапно Настасья Платоновна Зуева, исполняющая роль знахарки, прерывает сцену, подходит к рампе и спрашивает, обращаясь к Ливанову-режиссёру, в тёмный зрительный зал:
— Боречка, я забыла, какая у меня здесь «сверхзадача»?
— Какая «сверхзадача», Настя! — простонал в ответ Ливанов. — Билеты уже продают!!!
* * *
Театральный критик, выступая на юбилее артиста Юрия Леонидова, называл его роли «полотнами».
— Когда наш юбиляр создавал это полотно... А в этом сотворённом им полотне... и т.д.
После выступления критика Ливанов сказал юбиляру:
— Юра, я думал, что ты — артист. А ты, оказывается, полотняный завод.
* * *
Один молодой актёр на гастролях театра отмечал свой день рождения, который завершился пьяным дебошем в гостинице, где проживала труппа.
На следующий день почтенный мхатовский старец М. Кедров выговаривал провинившемуся:
— Не понимаю, зачем надо было пить водку? Ведь можно было отметить свой день рождения лимонадом.
— Ну, тогда бы это был твой день рождения! — заметил Ливанов.
* * *
— Оптимизм — это недостаточная осведомлённость.
Комментарии:
Статьи по теме:
Будет ли ответ на ответ персов?
После удара Ирана по Израилю 14 апреля в ответ на авианалет израильских ВВС на иранское посольство в...
Половодье захлестнуло регионы России
Весной 2024 года паводок накрыл 39 регионов России, самый серьезный удар пришелся на Оренбургскую об...
Когда в 2019 году некая фирма «Управис» сообщила, что наследник скульптора Евгения Вучет...
Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий