1941–1945. Война окончена?

В «тот самый длинный день в году» — 22 июня — приходит мысль, которая, наверное, в этом мире может прийти только православным христианам, о том, что мы наконец должны окончить эту войну, более того, простить врагов, если мы действительно хотим жить по Евангелию. Мы уже привыкли к шквалу публикаций и фильмов о прошедшей войне. Они – о сражениях, о доблести, о чудовищных злодеяниях врага. Непросто в этом потоке прийти к мысли о прощении. Но мы ведь обязаны простить грешника, оставаясь непримиримыми к самому греху. Без этого трудно жить дальше. Простить не потому, что истёк срок давности преступления. У этих преступлений нет срока давности – сожжённые смоленские деревни (пусть каждый помнит о своих деревнях, городах) останутся в вечности.

События в Европе, война на Украине... Камнем преткновения является взгляд на Вторую мировую войну, попытка передёрнуть историю. Неслучайно это совпало со временем, когда ушло поколение двадцатого года рождения – и немцы, и русские, вынесшие на своих плечах самую страшную войну. Эти солдаты уже не могут возразить тем, кто сегодня разжигает войну.
Каждому человеку судьба посылает знаки, но в суете их можно не заметить. Лет двадцать назад произошло событие, которое почти никто не заметил, но оно, несомненно, останется в европейской истории XX века. Оно, как всякое событие, есть лишь внешнее проявление тайного человеческого переживания. Несколько групп немецких ветеранов приехали в Новороссийск, это были немецкие солдаты, большей частью горные стрелки, которые воевали в здешних местах тогда, в 43-м... Они приехали без официальных предупреждений, на свой страх и риск, похоже, не представляя, как к ним здесь отнесутся...
Такие ж встречи были потом в Орле, Краснодаре, Хадыженске. В городскую больницу они привезли подарки, лекарства... Одного из них, отчётливо хромающего немца, звали Вилли Рем... Он, явно небогатый человек, передал врачам купленные на собственные деньги дорогие хирургические инструменты. Ногу он потерял на Малой земле и весь израненный после войны два года пролежал в госпитале. Ему тогда было всего-то 20 лет. Их элитная часть в репрессиях против мирных жителей не участвовала, но главным мотивом, энергией его действий, похоже, было чувство вины...
Потом было посещение детского дома. Немцы привезли подарки, чемодан, полный шоколада, и всё могло бы пойти по-обычному официально-сентиментальному руслу, но руководитель делегации Гюнтер Эсбах вдруг сказал: «Мы были здесь 50 лет назад, но нас тогда сюда никто не звал, мы принесли столько боли. Единственным, явно недостаточным, оправданием может служить то, что нам было по 19—20 лет, самому старшему 22. Мы хотим сделать для ветеранов Новороссийска всё, что в наших силах».
Словом, немцы приехали просить прощения… Потрясающее событие! Учитывая их возраст, это был последний шанс получить это прощение перед смертью. За это время, после мая 45-го, были начаты десятки войн, но никто из воюющих противников не сделал того, что сделали эти немцы. Американцы не пришли просить прощения к вьетнамцам, хорваты к сербам, грузины к абхазам, ингуши к осетинам и наоборот...
Да, этот мотив примирения над могилами уже звучал в Европе, речь шла о французских, австрийских ветеранах... Но русские и немцы – самые главные и самые отчаянные противники в той войне — встретились вот так, по существу, впервые за полвека. Разумеется, среди тех и среди других были разные люди, и не все могли осмыслить то, что произошло с ними.
Работая на съёмках фильма «Война окончена», мы не раз говорили на эту тему с архиепископом Берлинским и Германским Марком.
– Владыка, в 1945 г. вам было четыре года. Война – это тоже часть вашей жизни.
– Да, война меня коснулась. Наш дом находился в городке Хемниц (Саксонская Каменица) между Дрезденом и чешской границей. Нас разбомбили, дом сгорел над нашими головами. Мы неминуемо должны были погибнуть, задохнуться в подвале. Но когда разорвалась последняя бомба, взрывная волна вырвала решётку на окне, и мы чудом смогли выскочить из погреба. Мой крёстный там и погиб, когда уголь, на котором мы сидели, начал тлеть.
Потом нам пришлось уйти из родного города. Отец в это время был в плену, а мы с матерью и сёстрами добрались в провинцию. У отца было четверо сестёр и братьев, и все они договорились, что в конце войны встретятся в летнем доме дедушки и бабушки. Так всё оно и случилось. Все были бездомные, и только там, в глубокой провинции, остался домик. На первом этаже уже разместились красноармейцы. У нас не было никаких боёв, нашу область заняли американцы, а потом уступили её Красной армии.
– Дрезден был полностью уничтожен американской авиацией?
– В марте или в апреле 1945-го мы ехали мимо города, и я помню тот адский огонь, который был виден за две сотни километров.
– На мой взгляд, это, несомненно, военное преступление. Американские и английские ВВС бомбили город. Насколько мы понимаем, сжигать Дрезден не было никакой военной необходимости. В результате бомбардировкок Дрездена на его улицах создали огненный смерч, который засасывал людей. Температура в нём достигала 1500 градусов, он выдирал гигантские деревья с корнем, а пытавшиеся бежать толпы людей подхватывало и швыряло прямо в огонь. На улицах Дрездена плавился асфальт, люди падали и растворялись в нём. Заживо сгорело около сорока тысяч жителей. Что это было? Месть?
– Это была даже не месть, а попытка уничтожить волю немецкого народа. Поэтому и культурные ценности уничтожали, чтобы не было у немецкого народа никакой воли, никакой самостоятельности. Дрезден – драгоценный старинный город.
– Сталин – Сталиным, но Черчилль вообще предлагал ликвидировать немецкий народ.
– Да, были такие крайности, но Сталин имел возможность проводить свои идеи в жизнь, а Черчилль, к счастью, не имел, он всё-таки жил в демократическом государстве.
– Намерения тоже имеют значение.
– Память об этом, об унижении человеческого достоинства, надо сохранять, иначе повторения таких событий не избежать.
– После войны немцам нужно было пережить чувство вины, чтобы идти дальше. Они даже высылали русским, бывшим в немецком плену, по 40 марок в тяжёлые перестроечные годы. Мой дед, подростком попавший в плен подо Ржевом, получал эти деньги. Кроме того, немецкому народу Запада и Востока предстояло воссоединиться.
– Да, есть большая разница между Западной и Восточной Германией. В Восточной Германии осуждали гитлеровскую власть. Однако народ это не воспринимал, потому что коммунистическая власть осуждала и другие явления. В Западной Германии целенаправленно раскрывали сущность нацизма – что происходило, в чём корни зла. Эта разница в восприятии между западными и восточными немцами чувствуется по сей день.
Историческая правда в том, что мы все страдали и во время войны, и потом, от её последствий. Мой отец был призван на войну в первые же дни именно потому, что не был в гитлеровской партии и не имел никакой «брони». Его сознательно послали на смерть. Мои дедушка и бабушка погибли в Польше во время Первой мировой, их там убили, потому что хотели занять их дом и отнять имущество. Но я ведь не могу жить с ненавистью к полякам все эти годы. Это было бы убийственно для души.
– Владыка, говорят, если есть большая война, значит, есть где-то большое предательство. Советский философ Мераб Мамардашвили сказал: «Бес играет нами, когда мы не мыслим точно». А ещё он говорил, что немецкий национал-социализм и советский коммунизм есть не что иное, как борьба с Евангелием. В этом смысл главной и единственной войны. Не будем забывать и то, что эти идеологии возникли как ответ на разрушение наших империй в Первую мировую войну.
– Обе эти системы были направлены на то, чтобы поставить человека в центр мира, а это ошибка (грех). Большой советский писатель написал: «Человек – это звучит гордо». Это превозношение никак не может быть оправдано. Я когда-то был в гостях в Словакии, работал над переводами. В это время приехал писатель Илья Эренбург. Меня пригласили на приём. Я сказал, что не пойду на встречу с человеком, который призывал красноармейцев, чтобы они насиловали всех немецких женщин, который сеял вражду между нашими народами. Я не могу обвинять из-за него весь русский или еврейский народ, однако читать его не буду.
– Наш великий святой митрополит Московский Филарет (Дроздов) сказал: «Гнушайтесь убо врагами Божиими, поражайте врагов Отечества, любите враги ваша».
– То, к чему призывал Эренбург, – это помрачение умов. Увы, такое очень часто происходит. Люди теряют стержень, теряют человечность. Этого нельзя допускать. Это возможно только тогда, когда человек оторвался от Бога. Именно этот отрыв от Господа был запрограммирован ещё в конце XIX – начале XX веков. К сожалению, Вторая мировая война и многие сегодняшние события всего лишь плоды этого отречения.
– Владыка, когда немцы поняли, что ошиблись (грех в переводе с греческого – ошибка, промах), приняв нацизм и пойдя за Гитлером, они круто повернули к христианству, даже в государственном строительстве. Сегодня у власти в Германии христианско-демократическая партия. Что из немецкого опыта строительства государства мы могли бы взять? Мы ведь только в 1990-е гг. начали массово возвращаться в храм, а немцы уже в 1945-м раскаялись, многое поняли и начали возвращаться. Разница в 50 лет.
– Сравнивать нас не приходится. Но несомненно то, что жизнь моего народа была перекроена жёстким образом, проведена так называемая денацификация (комплекс мероприятий, направленных на очищение послевоенного немецкого и австрийского общества, культуры, прессы, экономики, образования, юриспруденции и политики от влияния нацистской идеологии. – И.У.) и были предприняты огромные усилия по преодолению прошедшего. До сих пор это последовательно проводится в школах. Недавнее тяжёлое прошлое для школьников и всей молодёжи живо предстоит перед глазами. В какой-то степени это даже опасно для немецкой молодёжи, слишком уж им привито самоуничижение народа, это неправильно и несправедливо. Но, с другой стороны, это привело к тому, что в нашем народе нет никакого отвержения русского народа и русской культуры.
– В Германии есть Христианская демократическая партия. А насколько глубоко сегодня христианство в немецкой народной душе?
– Есть ещё какие-то корни, обычаи. К примеру, воскресный день – это выходной день, и в городе нельзя помыть машину.
– Сказано же в Библии: шесть дней работай, а седьмой посвяти Господу…
– Да, есть ещё очень много этих корней, но в народе живое ощущение христианства уже отсутствует. Реминисценции есть, но живого восприятия нет. Если вы выйдете не улицу в день Рождества Христова, многие даже не смогут вам ответить, что они собственно празднуют. Может быть, я недостаточно общаюсь с народом, но по откликам многих моих знакомых знаю, что это так.
– Владыка, мы знаем, что почти двадцать лет назад русские ветераны Великой Отечественной, морские пехотинцы, те, кто брал Новороссийск, штурмовал Севастополь, румынскую Констанцу, возложили венки на могилу немецких горных стрелков в Альпах на горе Миттенвальд, своих непосредственных противников в Новороссийске и Севастополе. Под горой Миттенвальд, в долине, расположены знаменитые казармы горных стрелков, где в 1939 году они тренировались для войны в горах и откуда начали свой путь по Европе, России.
Наши фронтовики приехали туда по приглашению немецких ветеранов 13-го полка 4-й горной дивизии вермахта. Это означает, что и те и другие сделали трудный шаг навстречу друг другу, а значит, к подлинному, истинному христианству. А в это время другие люди другого поколения, в основном, власти предержащие, разрушают памятники советским солдатам в Польше, Прибалтике, ставят вопрос о перенесении кладбища советских танкистов в Праге — тех, кто ценой своих жизней спас этот город! Каждый делает свой выбор и каждый ответит за него перед Богом.
Мне бы хотелось относиться к тому горному стрелку, одноногому ветерану, приехавшему в Новороссийск просить прощения у своего бывшего противника, так же, как к своим прадедам – и тому, который погиб в первый месяц войны, и тому, который дошёл до Берлина.
– У каждого из нас есть свои переживания, своя боль. Тут важно, чтобы мы все оставались людьми и чтобы не потеряли божественную искру, которая в каждом из нас присутствует.

 

Беседовала
Ирина УШАКОВА.